– Кусочка не хватает, – признал он. – Что отнюдь не идеально. Но жить буду. И нам сейчас куда нужнее нечто другое, чем медицинская помощь.
– И что же?
– Оружие, – сказал он, откидываясь на спинку сиденья. – И побольше, черт возьми.
Оставив Бобби в машине, я побежал через дорогу к магазину. Дождь лил как из ведра, тучи сгустились еще сильнее. Прежде чем распахнуть дверь, я попытался взять себя в руки. Многие продавцы любят создавать впечатление, будто продают устройства, лишь теоретически являющиеся оружием, и вряд ли стоит врываться в оружейный магазин с таким видом, будто ты намерен воспользоваться одним из них прямо здесь и сейчас.
Помещение было длинным и узким. Вдоль него тянулся застекленный прилавок, в котором, подобно ювелирным изделиям, были выставлены пистолеты, а на стене висели ряды винтовок. Не было ни покупателей, ни охраны. Лишь один светловолосый толстяк в синей рубашке, стоявший за прилавком в ожидании клиентов.
– Чем могу помочь?
Продавец положил большие руки на прилавок. На стене позади него висели два плаката с изображениями лиц известных ближневосточных террористов. "Разыскивается мертвым", гласила надпись. Слова "или живым" были зачеркнуты.
– Я бы хотел купить кое-какое оружие, – сказал я.
– Мы тут продаем только замороженный йогурт. Все никак не соберусь снять эту чертову вывеску.
Я искренне рассмеялся. Он тоже. Все было просто здорово.
– Итак, что именно вы бы хотели?
– Две винтовки с восемью сотнями патронов, сорок обойм сорок пятого калибра, неважно какого типа, что подешевле. Два надежных бронежилета, один большого размера, один среднего.
– Ого, – все так же весело сказал он. – Собираетесь начать войну?
– Нет. Но у нас серьезная проблема с крысами.
Улыбка его исчезла, и я внезапно сообразил, что он смотрит на мою щеку. Я поднял руку и стер с нее кровь.
– Как видите, она начинает выходить из-под контроля.
На этот раз он уже не смеялся.
– Не знаю, смогу ли вам все это продать.
Я достал карточку "Голд Американ экспресс", и вскоре он снова начал улыбаться. Он вручную подсчитал стоимость покупок, сделав скидку на боеприпасы. Если покупаешь оптом восемьсот потенциальных смертей, это действительно вполне разумно.
Продавец назвал сумму, и я махнул рукой – мол, не имеет значения. Бросив взгляд в окно на Бобби, я увидел, что он снял пиджак и обматывает рану бинтом, который я купил по дороге в ветеринарном магазине вместе с английскими булавками и марлей. Лицо его то и дело искажала гримаса. Я снова обернулся, и как раз вовремя.
– Не стоит это делать, – сказал я, доставая пистолет и направляя его в грудь продавца.
Он застыл, не отводя от меня взгляда и держа руку в нескольких дюймах от телефона.
– Я правильно понимаю, что пару дней назад сюда приходил полицейский и сказал, чтобы вы не продавали ничего некоему Уорду Хопкинсу?
– Да, верно.
– Но вы ведь все равно это сделаете, правда?
– Нет, сэр. Не сделаю.
Я подошел ближе и поднял пистолет на уровень его головы, не ощущая ничего, кроме усталости и страха. Он покачал головой и снова потянулся к телефону.
– Я ничего вам не продам.
Телефон был старой модели и издал весьма необычный звук, когда в него попала пуля. Продавец испуганно отскочил назад.
– Продадите, – пояснил я. – Иначе я просто пристрелю вас и заберу то, что мне нужно. И жаловаться вам не на что, поскольку пистолет, который я сейчас держу, был куплен именно в этом магазине. Знаете, ведь именно для этого они и используются.
Продавец несколько мгновений не двигался с места, размышляя, в какую сторону прыгнуть. Я очень, очень надеялся, что он сделает то, о чем я его просил, поскольку я вовсе не собирался его убивать, и он, вероятно, тоже это знал.
А потом в его глазах мелькнула радость. Я обернулся и увидел молодого парня, направлявшегося к магазину. Он нес в руках пакет с сэндвичами, и на нем была такая же рубашка, как и на толстяке.
Я выругался, метнулся вперед и схватил столько коробок с патронами, сколько мог унести.
– От вас помощи не дождешься, – бросил я и выбежал за дверь, столкнувшись с парнем, который растянулся в луже.
Я прыгнул в машину, бросив коробки на колени Бобби.
– Неудачно получилось.
– Вижу, – кивнул Бобби, глядя на появившегося в дверях толстяка с большим ружьем.
Вдавив педаль, я отъехал задним ходом от магазина как раз в тот момент, когда первая пуля пролетела над крышей автомобиля. Парень поднялся на ноги и вбежал внутрь, оттолкнув толстяка в сторону. Нажав на тормоза, я развернул машину и выехал на дорогу. Еще одна пуля выбила заднее боковое стекло.
– Продавец в магазине знал мое имя.
Я резко свернул вправо, не имея никакой определенной цели, лишь стремясь побыстрее убраться из центра города.
– По крайней мере на один вопрос ответ мы получили – каким образом "соломенным людям" удалось столь быстро добраться до дома моих родителей после того, как я избил Чипа. Им вовсе незачем было сюда приезжать. У них в городе уже был Макгрегор.
– Сходится.
– И кое-что еще: Макгрегор и Сперлинг присутствовали на месте гибели моих родителей. Вот только, возможно, Макгрегор появился там несколько раньше.
– А теперь он снова в полицейском управлении Дайерсбурга, истекает кровью и тупо повторяет наши имена. Мы в глубокой заднице, Уорд, – очень глубокой. Что теперь будем делать?
Во всем городе оставался лишь один человек, который, возможно, хоть чем-то мог мне помочь. Я назвал его имя.
– Неплохо, – кивнул Бобби и поморщился, поудобнеее устраиваясь на сиденье. – Учитывая, какой оборот приняло дело, адвокат бы нам явно не помешал.
Судя по адресу на карточке, которую дал мне после похорон Гарольд Дэвидс, его дом находился в другом конце города. В отличие от района, где жили мои родители, – холмистого, с извилистыми улицами – дома здесь были расположены правильными рядами вдоль аккуратной сети дорог.
Подъехав к дому, мы увидели свет: горела лампа над крыльцом и где-то в доме. Чуть дальше по улице стоял автомобиль, похожий на тот, в котором я видел Дэвидса раньше. Мы немного посидели в машине, проверяя, не следует ли кто за нами, а затем вышли.
Я нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Естественно.
– Черт, – сказал я. – И что теперь?
– Позвони ему, – ответил Бобби, глядя вдоль улицы.
Я достал мобильник и набрал номер конторы Дэвидса. Потом набрал домашний, на случай, если по вечерам он не отвечает на звонок в дверь или просто смотрит какое-нибудь шоу и не слышит. До нас донеслись звонки по крайней мере двух телефонов на разных этажах дома, но после восьми звонков включился автоответчик, сообщивший его рабочий номер, однако без какого-либо упоминания о сотовом.
– Мы не можем тут просто так стоять, – сказал я. – В таком районе кто-нибудь обязательно вызовет полицию.
Бобби повернул дверную ручку – заперто. Он полез в карман и достал небольшой инструмент. Я хотел было возразить, но не стал. Нам все равно некуда больше идти. Он едва успел вставить инструмент в замок, когда неожиданно изнутри послышался звук отпираемой двери. Мы отскочили назад.
Дверь приоткрылась на пять дюймов. Сквозь щель едва можно было различить лицо Гарольда Дэвидса.
– Гарольд, – сказал я.
– Уорд? Это вы?
Он приоткрыл дверь чуть шире. Вид у него был чертовски взволнованный.
– Господи, – сказал он. – Что с ним?
– В него стреляли, – ответил я.
– Стреляли, – осторожно повторил он. – Кто?
– Плохие парни, – сказал я. – Послушайте, я знаю, что вы имели в виду совсем другое, когда советовали обратиться к вам. Но у нас проблемы. И у меня никого больше не осталось.
– Уорд, я...
– Пожалуйста, – сказал я. – Если не ради меня – то ради отца.
Он долго смотрел на меня, затем отошел в сторону, пропуская нас в дом.
Его дом был намного меньше, чем дом моих родителей, но даже в одном лишь коридоре разнообразных вещей было раза в три больше. Репродукции, произведения местного искусства, книги на маленьком дубовом шкафчике, выглядевшем так, словно он был сделан именно для этой цели. Где-то играла классическая мелодия для фортепьяно.
– Идите прямо, – сказал он. – И осторожнее с ковром. С вас течет кровь. С обоих.
Стены гостиной были увешаны репродукциями картин, ни одна из которых не была мне знакома. Несколько высоких торшеров отбрасывали неяркий свет. Телевизора не было, лишь маленький и явно дорогой CD-плеер, из которого доносилась музыка. У стены стояло старинное пианино, заставленное фотографиями – некоторые в рамках, другие просто прислоненные к стене. Перед диваном лежал покрытый витиеватым узором ковер со слегка обтрепавшимися краями.
– Сейчас принесу полотенце, – сказал Дэвидс.
Несколько мгновений он колебался, задержавшись в дверях, затем вышел.
Пока его не было, Бобби стоял посреди комнаты, придерживая руку так, чтобы капли с нее падали на половицы. Я окинул взглядом комнату. Вещи, принадлежащие другим, порой бывают просто непостижимы, особенно если принадлежат пожилым людям. Я вспомнил, как однажды, под влиянием какого-то минутного порыва, купил отцу на Рождество старый калькулятор, который увидел в магазине антиквариата и решил, что он может ему понравиться. Развернув подарок, отец уставился на меня и как-то странно поблагодарил. Я заметил, что, как мне кажется, он не слишком доволен подарком, – и тогда, не говоря ни слова, он повел меня в кабинет и открыл ящик стола. Там под многолетними залежами ручек и скрепок лежал старый калькулятор. Даже модель оказалась той же самой. Что для Дэвидса было жизнью, для меня было дешевой распродажей; вещи, казавшиеся мне древностью, когда-то были новомодными для отца. Тех, о ком ты помнишь и заботишься в течение десятилетий, словно отделяет от тебя стекло – кажущееся прозрачным, но толщиной в фут, и разбить его невозможно. Ты думаешь, что постоянно находишься рядом с ними, но когда пытаешься их коснуться, то даже не можешь дотянуться рукой.
