сказала О'Брайан. — Я посещаю судебные заседания в этом здании в течение тридцати лет и видела много случаев, но ничего подобного этому делу не было.
«Тридцать лет, — подумала Дрю. — Это значит, что она работала здесь, когда слушалось дело Лизы».
Дрю взглянула на часы. Было двенадцать часов.
— А вы случайно не направляетесь куда-нибудь перекусить, Элен? — спросила Дрю.
— Направляюсь, — ответила Элен. — Я как раз собиралась зайти в кафетерий. Кормят там довольно неплохо.
— Ну тогда, если вы не возражаете, я бы присоединилась к вам, — быстро сориентировалась Дрю.
Спустя пятнадцать минут, уплетая кукурузный салат, Элен О'Брайан делилась воспоминаниями о том, что случилось после того, как полиция увезла Лизу Бартон.
— Вы представить себе не можете, как мы все интересовались этим делом, — рассказывала Элен. — Мой сын был тогда подростком, а вы знаете, что такое дети. Если я кричала на него за что-нибудь, он мне говорил: «Эй, ма, осторожно, а не то ты кончишь, как Одри Бартон».
Элен уставилась на Дрю через стол, очевидно, ожидая услышать смех Дрю в ответ на черный юмор своего сына.
Не получая ожидаемой реакции от Дрю, Элен продолжила неуверенно:
— Как бы то ни было, в ночь, когда Лиза стреляла в свою мать и отчима, ее увезли в местный полицейский участок. Судя по всему, это было в Мендхеме. Лизу фотографировали и снимали отпечатки пальцев. Она была ко всему равнодушна. Ни разу не спросила о матери или отчиме. Я точно знаю, ей никто не говорил, что мать мертва. Затем Лизу отвезли в приемник для задержанных несовершеннолетних, где ее обследовал государственный психиатр.
О'Брайан отломила кусочек булочки и намазала маслом.
— Я каждый раз говорю себе, что буду есть без хлеба, но ведь он такой вкусный, не так ли? — сменила тему Элен. — Так называемые специалисты по питанию пишут о диетах, но свое мнение меняют чаще синоптиков, ведь так? Когда я была ребенком, я съедала одно яйцо каждое утро. Моя мама думала, что дает мне хороший заряд на день. Нет, это неправильно, вдруг решают специалисты. Яйца содержат холестерин. Употребляя яйца, вы сыграете в ящик от сердечного приступа. Сейчас опять говорят, что яйца якобы полезны. Они говорят нам, что, соблюдая диету с низким содержанием углеводов, мы доживем до ста лет, поэтому забудьте о макаронах и хлебе. С другой стороны, кто-то из специалистов говорит, что углеводы выполняют функцию карбюратора в организме, поэтому побольше употребляйте продукты, содержащие углеводы. Кушайте много рыбы, но не забывайте, что в рыбе много ртути, поэтому не ешьте рыбу, если вы беременны. И человек не знает, что ему делать.
Хотя тема о еде на самом деле была интересна для Дрю, она попыталась вернуться к делу Лизы.
— Из сообщений, которые я читала, я поняла, что Лиза не произнесла ни слова в течение первых нескольких месяцев, когда содержалась под стражей, — сказала Дрю.
— Это верно, — живо откликнулась Элен. — Но, как сообщил мне мой друг, его подруга из обслуживающего персонала приемника для задержанных несовершеннолетних рассказывала ему, что слышала лично, как Лиза иногда называла имя «Зак». Произнося это имя, Лиза начинала кивать и ерзать. Вы знаете, что такое «кининг»?
— Да, это оплакивание умершего, разновидность причитания, — ответила Дрю. — Слово «кининг» характерно для ирландской истории.
— Абсолютно точно, — сказала Элен. — Я ирландка, и это слово, я помню, употребляла моя бабушка. Во всяком случае, как говорил мой друг, его подруга подслушала, что психиатр трактует эмоции Лизы, вызываемые всякий раз, когда она упоминала имя Зак, как кининг.
«Это важно, — подумала Дрю. — Очень важно».
Дрю сделала пометку в записной книжке: «Зак».
— Лизу обследовали государственные психиатры, — продолжала О'Брайан. — Если бы они решили, что она не представляет угрозы для себя самой или окружающих, они могли бы отправить ее в приют для несовершеннолетних. Но этого не произошло. Лиза оставалась в центре для содержания малолетних преступников. Из чего я сделала вывод, что она находилась в глубокой депрессии и за ней наблюдали в течение нескольких месяцев, чтобы она не покончила жизнь самоубийством.
— Суд над ней произошел через шесть месяцев после смерти матери, — сказала Дрю. — А что происходило в центре содержания малолеток?
— Психиатрические консилиумы, — сразу же ответила Элен. — Социальные работники организовывают какое-то обучение. Затем, когда Лиза была оправдана, СПСМ, или Служба Помощи Семье и Молодежи, пыталась найти ей подходящее место жительства. Лизу перевезли в приют для несовершеннолетних, и, пока она находилась там, они пытались решить, что с ней делать. Ну, знаете, дитя, стрелявшее в двоих взрослых людей и замочившее одного из них, — не совсем то дитя, с каким большинство людей хотят спать под одной крышей. Затем появились какие-то родственники, которые ее и удочерили.
— Знает ли кто-нибудь, кто они? — спросила Дрю.
— Это делалось в обстановке строгой конфиденциальности. Я предполагаю, что кто бы они ни были, они понимали, что шанс возврата Лизы к нормальной жизни заключается в том, чтобы скрыть прошлое. Суд согласился с ними.
— Я думаю, что любой человек в округе трех штатов узнал бы ее при встрече, — сказала Дрю. — Поэтому держу пари, кто бы эти люди ни были, они не местные.
— Из чего я делаю заключение, что удочерившие Лизу люди не были ей близкими родственниками, — ответила Элен. — Одри и Уилл Бартоны не имели родных братьев и сестер. Это почти ирония. Предки Одри поселились здесь до войны за независимость. Ее девичья фамилия была Саттон. Дело в том, что эта фамилия очень часто встречается в архивах различных организаций округа Моррис. А сам род Саттонов вымер здесь. Поэтому одному Богу известна степень родства Лизы людям, удочерившим ее. Ваша догадка почти такая же, как моя. Я всегда испытывала некую жалость к Лизе. Но с другой стороны, я помню кинокартину «Плохое семя», посвященную ребенку, лишенному совести. Если не ошибаюсь, он также убил собственную мамочку.
Элен О'Брайан сделала последний глоток охлажденного чая и посмотрела на часы.
— Штат Нью-Джерси объявляет конец обеденного перерыва, — сказала Элен. — Я не могу выразить словами удовольствие от общения с вами, Дрю. Вы сказали, что работаете над сюжетом этого случая. Может быть, будет лучше не упоминать мое имя? Вы меня понимаете. Могут
