ней, и была слегка разочарована. Сундук оказался полон маленьких пакетиков с каким-то коричневым порошком.
– Это героин, – сказал Си Пи. Голос у него был и взволнованный, и испуганный. – Мужик этот торгует героином. Вот откуда у него столько денег.
– Героин?
– Это наркотик, запрещенный наркотик. Но, блин, где он его берет? Сам не делает, это очевидно. Может, крупный картель сбрасывает ему партии с самолета или подвозит на снегоходах, потом он везет пакеты в город и распределяет по мелким дилерам, а те уж продают по своим каналам? Тут много наркотика, очень много. Куда больше, чем можно продать в ближайшем городе, даже если бы там жили одни наркоманы. Хотя всякое может быть: сейчас так много наркоманов… Есть городки, где девяносто процентов населения сидят на мете.
Мэтти почти ничего не поняла. Она знала, что такое наркотики – помнила плакаты в школе с надписью «СКАЖИ НАРКОТИКАМ НЕТ», – но тогда была еще слишком мала и не понимала, что такое эти наркотики и чем они грозят людям.
Потом она вспомнила, что иногда рядом с хижиной раздавался звук, похожий на рев мотора, и тогда Уильям не разрешал ей выходить на улицу даже в туалет. Но сам он уходил и брал рюкзак, а вернувшись, шел в спальню и запирал дверь.
– Значит, Уильям продает эти пакетики? – спросила она. – Поэтому у него столько денег?
– Да, – кивнул Си Пи. – Давай посмотрим, сколько там. Нет, погоди. Сперва надень перчатки.
– Зачем?
– Когда полицейские явятся за ним, он может сказать, что ты его сообщница. И если твои отпечатки будут на пакетах с наркотиком… Он может попытаться втянуть тебя в это, хотя на самом деле ты была его жертвой.
– Отпечатки. Точно.
Мэтти по-прежнему не понимала, но подошла к шкафу и достала варежки.
– А перчаток с пальцами у тебя нет?
– Нет, я умею вязать только варежки, – ответила она. – А у тебя есть перчатки?
– Это не совсем перчатки, – ответил Си Пи, достал их из кармана и надел. Они походили на варежки, но потом он отстегнул пуговку, и оказалось, что это перчатки без пальцев. – Отпечатки пальцев так не скроешь, но такие перчатки удобны, когда нужна ловкость рук. В варежках не так удобно.
Мэтти встала на колени перед сундуком и отодвинула пакетики с героином в сторону. Под ними оказались деньги, скрученные рулончиками, как те, что она нашла; много рулончиков, сложенных стопками друг поверх друга, и ворох газетных вырезок.
– Тут, должно быть, несколько сотен тысяч, – присвистнул Си Пи. – На эти деньги можно купить остров посреди океана.
– Остров, – повторила Мэтти.
Она никогда не была на острове, хотя перед глазами вдруг промелькнула картина: песок, солнце, одинокая пальма.
Мэтти взяла стопку вырезок. С черно-белой фотографии робко улыбалась девочка со светлыми волосами и темными глазами; она откинула голову, так что лицо оказалось сбоку, а не в центре.
– Это ты, – сообщил Си Пи. – О боже. Думаю, тебе лучше не смотреть.
– Это я? – она уставилась на девочку.
В хижине не было зеркал. Мэтти не видела себя много лет, не знала, как изменилось ее лицо и тело. Она давно забыла форму своих глаз, носа, рта и щек.
Фото девочки в ее руке задрожало, и Мэтти поняла, что у нее трясутся руки.
– Дай мне. Тебе не надо их смотреть, – сказал Си Пи.
– Нет, – ответила она и заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы унять дрожь в руках. – Знаю, ты хочешь помочь. Но я должна их увидеть. Должна узнать.
Она прочла заголовок над фотографией робко улыбающейся девочки: «ТРАГЕДИЯ – восьмилетняя девочка пропала после жестокого убийства матери».
Мэтти отложила вырезку. На второй была та же фотография и заголовок более крупными буквами: «ПРОПАЛ РЕБЕНОК – полицейские ищут любые сведения».
Она взглянула на третью вырезку и перестала дышать.
«УБИЙСТВО И ПОХИЩЕНИЕ В МАЛЕНЬКОМ ГОРОДЕ» – гласил заголовок. Под ним снова была ее фотография, но Мэтти на нее не смотрела; всем ее вниманием завладела фотография женщины в клетчатой рубашке. Ее улыбка слишком открывала десны, поэтому ее нельзя было назвать красивой; правой рукой женщина убирала волосы с лица.
Мама.
– Мама, – проговорила Мэтти. Ощутила слезы – те подкатили к горлу и жгли глаза.
Но она не заплакала. Мэтти погладила фотографию пальцем. Теперь она знала, как выглядела женщина, которую она когда-то любила больше всего на свете.
– Я совсем забыла твое лицо.
И даже сейчас, когда Мэтти смотрела в лицо матери, она его не помнила.
– Слушай, нам нельзя задерживаться, – поторопил ее Си Пи. – Понимаю, это для тебя важно и ты найдешь ответы на многие свои вопросы, но нам пора двигаться. Дни зимой короткие.
– Да, – ответила Мэтти и вздохнула. Сложила все вырезки и сунула их в карман.
– Поверить не могу, что он хранил статьи о своем собственном преступлении, – фыркнул Си Пи. – Забери деньги, хотя бы часть. Ты их заслужила.
Мэтти колебалась. Теперь, когда она знала, чем Уильям зарабатывает на жизнь, деньги казались грязными, испорченными. Она не знала, что такое героин, но Си Пи сказал, что это наркотик, а из детства она помнила, что наркотики – это плохо и они разрушают людей. Правильно ли брать деньги, заработанные на чьей-то разрушенной жизни?
Он и твою жизнь разрушил. А моралью сыт не будешь.
Мэтти взяла два рулончика банкнот – ей казалось, что столько денег она в жизни не потратит, – закрыла сундук и заперла его на ключ. Потом встала, держа связку ключей в одной руке и деньги в другой. Деньги жгли руку.
– Надень самую теплую одежду. Есть у тебя рюкзак или сумка, куда можно сложить еду?
– Рюкзак есть у Уильяма. Он обычно хранит его в сарае, но где именно – не знаю. Я только видела, что он заносил его туда, а потом выносил.
– Пойду посмотрю, а ты пока одевайся. Надеюсь, мы найдем машину, – он указал на связку ключей. – Но еды с запасом все равно надо взять – вдруг мы ее не найдем? Без машины нам придется переночевать в лесу. В общем, не вздумай потерять ключи! Будет обидно, если мы найдем машину, но не сможем ее завести.
Мэтти занервничала; слишком велика была ответственность, ведь, потеряв ключи, они потеряли бы шанс выбраться отсюда. Она пошла в столовую – Си Пи снова последовал за ней по пятам, – порылась в корзинке с шитьем и нашла клубок шерстяных ниток. Отрезала длинную нить, надела на нее кольцо с ключами, на всякий случай завязала двойным узелком и надела на шею, а потом убрала
