Закон, обязывающий строительные компании создавать эти поселения, был им на руку, так как при этом рабочим не надо было тратить время на дорогу и, живя все вместе, они становились как бы одним племенем, чьим вождем был владелец компании. Семьи тех, кто трудился на строительстве, служили резервом рабочей силы, который в случае необходимости можно было использовать без лишних проволочек. К тому же, собрав все семь тысяч человек в одном месте, легче было их контролировать.
Таким образом, при закладке Центра мировой торговли рядом с ним была размечена территория, разделенная на триста с лишним участков. Каждый человек, принятый на работу, получал один из участков, а также деньги на покупку материалов для строительства дома: бамбуковых шестов, тростниковых циновок, коноплянового волокна, обрезков пиломатериалов. Рабочие сами строили свое жилище с помощью родных и друзей. Хижины разрастались вокруг стройплощадки как некая довольно слабая корневая система будущих башен торгового центра. Под землей были устроены вместительные водосборники для обеспечения водой жителей поселка, на земле между участками укатывались пешеходные дорожки. И наконец, поселок огородили высоким забором из колючей проволоки, чтобы посторонние не могли самовольно селиться на его территории.
Тем не менее, самовольные поселенцы тут же стали появляться вокруг поселка строителей – их привлекало большое количество свежей воды и тот факт, что рабочим, регулярно получающим зарплату, надо было как-то ее тратить. Первыми были владельцы чайных, а также бакалейных лавок, которые сооружались около самого забора, так что рабочие могли приобретать у них продукты прямо сквозь проволочное заграждение, не покидая своей территории. За ними последовали овощные лавки, маленькие ресторанчики и швейные мастерские, а затем игорные заведения и магазинчики, торгующие алкоголем и чаррасом. Постепенно весь поселок оброс по периметру магазинами и развлекательными заведениями, а вокруг них стали разрастаться вплоть до самого залива нелегальные трущобы, которые возводились бездомными, прибывавшими в возрастающих количествах. В проволочном заграждении образовавалось все больше дыр; сквозь них нелегалы проникали к строителям за водой или в гости, а рабочие выбирались со своей териитории за покупками или для того, чтобы навестить новых друзей.
Нелегальные трущобы росли хаотично, без всякого плана, в отличие от поселка, основанного строительной компанией. Со временем на каждого «законного» жителя стало приходиться по восемь нелегальных, границы между двумя жилыми массивами практически стерлись, и они слились в одно двадцатипятитысячное поселение.
Несмотря на то, что бомбейский муниципалитет объявил несанкционированные трущобы вне закона, а строительная компания не поощряла контакты между рабочими и самозванцами, все двадцать пять тысяч человек считали себя единым коллективом с неразрывными внутренними связями, общим хозяйством и общими устремлениями. Возведенный между ними забор, как и все заборы в мире, рассматривался как нечто условное и необязательное. Жить на официальной территории рабочим разрешалось только со своими ближайшими родственниками, и многие приглашали более дальних поселиться на неофициальной. Дети рабочих и нелегалов водили общие компании; между молодыми людьми с разных сторон забора часто заключались браки. Вместе отмечали праздники, совместными усилиями боролись со стихийными бедствиями, поскольку пожары, наводнения и эпидемии уж подавно не признают заграждений из колючей проволоки.
Мы с Карлой и Прабакером пролезли через дыру в заборе на территорию легального поселка в сопровождении целого выводка детей в свежевыстиранных платьях и футболках. Все они хорошо знали не только Прабакера, но и меня. Я залечивал многим детям порезы, ссадины и крысиные укусы, а рабочие, не желая быть отстраненными от работы из-за незначительных травм, зачастую предпочитали обращаться ко мне, а не в медпункт строительной компании.
– Я смотрю, тебя тут все знают, – заметила Карла, когда меня уже в пятый раз остановили, чтобы поговорить. – Ты что, выдвигаешь свою кандидатуру на пост мэра этого поселка?
– Боже упаси. Терпеть не могу политики и политиков. Политик – это тот, кто обещает построить мост там, где нет никакой реки.
– Неплохо, – одобрила Карла. Глаза ее смеялись.
– К сожалению, это сказал не я, а Амитаб Баччан.
– Сам Большой «Б»?
– Да. Ты что, смотришь болливудские фильмы?
– Конечно. Почему бы и нет?
– Не знаю… Просто мне казалось, что они не для тебя.
Она ничего не ответила. Молчание затянулось. Наконец, она прервала его.
– Тебя здесь действительно многие знают – и любят.
Я нахмурился с непритворным удивлением. Мне не приходило в голову, что жители трущоб могут любить меня. Я знал, конечно, что некоторые из них – Прабакер, Джонни Сигар, даже сам Казим Али Хусейн – считают меня своим другом, а многие относятся с уважением. Но дружеские отношения и уважение – это одно, а любовь – совсем другое.
– Ну, сегодня особый день, – улыбнулся я, желая сменить тему. – Люди много лет боролись за то, чтобы открыть в поселке свою начальную школу. Здесь около восьми сотен ребятишек младшего школьного возраста, а все школы в округе переполнены и не могут принять их. Уже и учителей нашли, и место для строительства, а администрация все ставила палки в колеса.
– Из-за того, что это трущобы?
– Да. Они боятся, что школа придаст им легальный статус. Официально трущобы не признаны, их как бы не существует.
– Мы – несуществующие люди, – вставил Прабакер. – Это несуществующие дома, в которых мы не живем.
– А теперь у нас есть и несуществующая школа, – подхватил я. – Муниципалитет в конце концов пошел на компромисс. Он разрешил открыть даже две временные школы, но они будут закрыты, когда строительство закончится.
– А когда это произойдет?
– Эти башни строят уже пять лет и будут строить еще как минимум три года. А что будет с трущобами после этого, никому не известно. Теоретически они должны быть снесены.
– И все это исчезнет? – спросила Карла, окинув взглядом поселок.
– Все исчезнет, – вздохнул Прабакер.
– Но сегодня у людей большой день. Кампания за открытие школы была затяжной и порой перерастала в военную. Теперь жители трущоб победили и хотят это отпраздновать. Кроме того, у одного из рабочих с пятью дочерьми наконец родился сын, и он пригласил всех по этому случаю на ланч, который устраивает еще до праздника.
– Да, в Небесную деревню! – засмеялся Прабакер.
– Но где это? – спросила Карла.
– Прямо здесь, у тебя над головой, ответил я, указав вверх.
Мы дошли до стройплощадки, и мегалитические башни-близнецы нависли над нами. Железобетонные стены были возведены уже на три четверти, но окна и двери еще не вставляли, электроарматуру не монтировали, водопровод и канализацию не подводили. Не было ни огоньков, ни облицовки, ни каких-либо иных деталей отделки, способных оживить две серые громады. Они заглатывали свет, гасили его и накапливали, становясь хранилищами теней. Сотни пустых оконных проемов зияли, как входы в пещеры, в совокупности похожие на поперечное сечение муравейника, по которому сновали люди. До нас доносилась прерывистая бьющая по нервам музыка строительного самоутверждения: раздраженное ворчание генераторов, немилосердный металлический лязг молотков, назойливый визг дрелей и шлифовальных инструментов.
Вереницы женщин в сари и с подносами на головах вились по стройплощадке, подтаскивая гравий к бетономешалкам с разинутой прожорливой пастью. Моим западным глазам эти плавно покачивающиеся женские фигуры в красных, синих, зеленых и желтых шелках казались крайне несообразными на грубом фоне грохочущей стройки. Однако, наблюдая их месяц за месяцем, я убедился, что труд их поистине незаменим. Они переносили на своих стройных спинах огромное количество камней, стали и цемента. На верхних этажах еще не было бетонных стен, но каркас из вертикальных стоек, поперечных балок и ферм уже был возведен, и даже там, на высоте тридцати пяти этажей, женщины работали бок о бок с мужчинами. Большинство этих людей приехали из глухих деревень, но ни одному бомбейцу не доводилось увидать панораму города, которая представала перед ними, – ведь Центр мировой торговли должен был стать самым высоким сооружением в мегаполисе.
– И самым высоким во всей Индии, – заявил Прабакер с гордостью собственника, руками показывая высоту здания.
Он жил в трущобах на нелегальных основаниях и не имел никакого отношения к строительству, но был горд так, будто это он спроектировал башни.
– Ну, по крайней мере, в Бомбее – уточнил я. – Тебе повезло: сверху открывается потрясающий вид. Ланч будет на двадцать третьем этаже.
