– Тертый калач, – сказал Илларион. – Не бойся, не в милицию. Поговорить надо.
– Не о чем мне с тобой разговаривать, – сказал 'тертый калач'. – Пусти, падла, пока я тебе глаза не выдавил.
– Сидеть, – сказал Илларион, снова хватая его за шиворот, и повернулся к водителю. – Ну, поехали, поехали!
– Извините, ребята, только я вас не повезу, – неприязненным голосом сказал разобравшийся в обстановке таксист. – Вылезайте, пока я милицию не вызвал, и не надо скандалить.
– Мы не будем скандалить, – пообещал Илларион и показал таксисту револьвер. – Поехали, а то мой друг на поезд опаздывает.
– Вот, блин, – обреченно сказал таксист и попытался выскочить из машины. Илларион отпустил своего пленника и поймал таксиста. Пленник немедленно бросился открывать дверцу, и Иллариону пришлось сильно двинуть его локтем в челюсть.
'Ворошиловский стрелок' закатил глаза и обмяк в углу сиденья.
– Слушай, шеф, – сказал Илларион таксисту, – мне ничего от тебя не надо. Мне не нужна твоя машина, твоя выручка и, тем более, твоя жизнь.
Мне нужно только, чтобы ты увез меня куда-нибудь подальше отсюда, и чтобы там, куда мы приедем, было много деревьев – такая вот у меня мечта.
Плачу два счетчика, маршрут на твое усмотрение.
Так как?
– Вот, блин, – повторил шофер и отъехал от тротуара. Через полчаса они были в Измайлово. Шофер остановил машину возле станции метро, и Забродов расплатился с ним, вывернув для этого карманы своего невольного попутчика. В карманах оказалось около пяти тысяч долларов, и щедрый Илларион, не желая нарушать данное таксисту обещание, оплатил двойной счетчик теми деньгами, которые оказались под рукой. Глаза таксиста округлились, когда он дрожащими руками принимал горсть смятых купюр, и едва не вывалились из глазниц, когда он увидел дыру между лопаток у странного пассажира. Таксист вернулся из Чечни всего полтора года назад и еще не успел забыть, как выглядят пулевые отверстия.
Придерживая своего спутника под локоть, Илларион пересек выходившую здесь на поверхность линию метро и спустился в тенистые аллеи старинного парка, больше похожего на лес. Место для предстоящего разговора было выбрано идеально, и Забродов мысленно поблагодарил таксиста за этот выбор. Отыскав местечко, где поблизости не было ни старушек с книгами, ни молодых мам с колясками, Илларион усадил своего попутчика на скамейку и присел рядом. Некоторое время они молчали, потом киллер беспокойно задвигался и спросил:
– Ну? Говори, что надо, или мы так и будем здесь кислород нюхать?
– Ты нюхай, нюхай, – рассеянно сказал Илларион. – Лови момент.
– Напугал, – презрительно сказал пожилой киллер и сплюнул. – Если ты собирался меня легавым сдать, это надо было сразу делать.
– Экий ты, братец, дурак, – все так же рассеянно, почти лениво сказал ему Илларион. – Идешь человека убивать, а сам про него ничего не знаешь.
– А чего мне про тебя знать? Ну, капитан в отставке... Тоже мне, полководец... Напугал ты меня своим пугачом, аж душа в пятки. Иди ты от греха подальше, это тебе не рядовых в казарме строить.
– Капитан, капитан, – подтвердил Илларион. – Капитан спецназа, чтоб ты знал. Я свои дела никому не доверяю, особенно нашей ментовке. Так что дыши, старик. А заодно подумай: вдруг рассказать что-нибудь захочешь? Мало ли, что человеку перед смертью в голову придет.
Он равнодушно отвернулся от киллера и стал с интересом наблюдать за спустившейся со стоявшей поодаль сосны белкой, словно и впрямь пришел сюда дышать воздухом. Справа от него звонко щелкнула пружина.
Илларион перехватил руку с ножом, сжал, выковырял из потной ладони оружие и, защелкнув лезвие, спрятал нож в карман. После этого он снова отвернулся, мельком взглянув на часы.
– Можешь попытаться убежать, – предложил он, по-прежнему не глядя на пленника. – Все веселее будет тебя мочить, а то сидишь тут, как пенек, даже противно.
Пленник длинно и замысловато выматерился. Илларион с вялым интересом посмотрел на него и два раза хлопнул в ладоши.
– Хорошо сказано, – одобрил он. – Надо будет запомнить. Это все?
– Да пропади все пропадом! – сказал киллер и ударил кулаком по скамье. – Что я, нанялся свою задницу подставлять? Договоримся, капитан: я тебе все, как на духу, а ты меня в ментовку. Там хоть какой-то просвет. А тут, куда ни кинь – всюду дырка. Все скажу и все протоколы подпишу, мамой клянусь.
– Не стоит беспокоить старушку, – сказал Илларион. – Можешь ни в чем не признаваться и ничего не подписывать. Может быть, они тебя и выпустят. Ну, тогда снова встретимся, мне торопиться некуда.
Аркадий Савельевич набрал в грудь побольше воздуха и начал говорить.
– Ну, давай, – сказал Сорокин, пододвигая к Савельичу телефонный аппарат.
Савельич тяжко вздохнул и неохотно снял трубку.
– Не вздыхай, не вздыхай, – сказал ему Сорокин. – Номер-то помнишь?
– Тяжко мне, – сказал Савельич, – муторно.
Не привык я на ментовку работать. Специальность у меня другая.
– Ну, не кривляйся. Что ты, как красна девица? Или мне выйти отсюда на пару минут?
Савельич быстро оглянулся на Забродова. Илларион сидел на подоконнике, обхватив руками колено, и улыбался, глядя во двор через грязное стекло. Почувствовав на себе взгляд Савельича, он обернулся.
– Звони, Савельич. Специальность твоя кончилась – считай, что уволен по статье. Тебя бензопила ждет не дождется, а ты здесь выкобениваешься, как пьяная балерина.
– А ты что, видел пьяную балерину? – заинтересовался Сорокин.
– Приходилось, – сказал Илларион. – Тяжелое, скажу я тебе, зрелище.
– Кто ж ее пьяную на сцену выпустил? – вскинул голову Савельич, которому до смерти не хотелось звонить.
– А кто тебе сказал, что я ее на сцене видел? – удивился Илларион, – Да ты звони, звони, не отлынивай.
– Падла ты, капитан, – обиделся Савельич и стал набирать номер.
Все трое сидели в скудно обставленной однокомнатной квартирке Савельича недалеко от Крымского вала, где по углам гнездились тараканы и поблескивали пыльными боками пустые водочные бутылки.
Впечатление беспорядка и убожества усиливалось тем, что посреди комнаты неопрятной грудой тряпья громоздилась выдвинутая из дальнего угла кровать, а в том месте, где она раньше стояла, пол был взорван, открывая черную дыру, в которой виднелись потемневшие от времени толстые брусья лаг. Савельич время от времени косился в ту сторону и тяжело вздыхал: два часа назад сорокинские ребята с шутками и прибаутками извлекли из тайника под полом немногим более ста тысяч долларов и примерно на такую же сумму золота и камней.
Пока в трубке бесконечно долго тянулись длинные гудки, Сорокин возился возле телефона, настраивая записывающую аппаратуру и тихо ругаясь сквозь зубы, – что-то у него там не ладилось, полковник торопился, нервничал, и от этого все шло только хуже.
– Да не туда, блин, – не выдержав, сказал Савельич, прикрывая трубку ладонью, – в левое гнездо его толкай. Чему вас только в школе учат...
– Помалкивай, специалист, – огрызнулся Сорокин, – сам знаю, Он соединил провода, следуя подсказке Савельича, и из динамика магнитофона сразу же раздались гудки. Сорокин сморщился и убавил громкость.
Он слушал эти гудки и представлял, как Летов сидит у себя в кабинете, с сомнением и тревогой глядя на табло определителя номера и про себя считая звонки: пятнадцать.., шестнадцать... На восемнадцатом гудке трубку сняли.
– Слушаю, – разнесся по квартире голос Игоря Николаевича. – Это вы, Аркадий Савельевич?
– А то кто же? – буркнул Савельич.
– Как ваш радикулит? – спросил Летов.
– Вашими молитвами, – ответил Савельич. – Как растерся вашей мазью – ну, словно рукой сняло, как и не было. Вот бы еще флакончик, век бы бога за вас молил.
Сорокин удивленно поднял брови и погрозил Савельичу кулаком – вся эта радикулитно-религиозная белиберда была ему ни к чему. Савельич в ответ скорчил зверское лицо – погоди, мол, не до тебя, – и махнул на полковника рукой, чтобы не мешал вести переговоры.
– Помогло, значит? – участливо переспросил Лотов. – Ну, я рад. Встретимся через час на том же месте, получите вторую порцию.
– Это хорошо, – сказал Савельич, – только вот что, профессор, не худо бы накинуть.., за вредность.
– Что это значит? – холодно осведомился Игорь Николаевич.
– Да ты погоди, профессор, кипеж подымать, послушай сперва. Уж больно, понимаешь, увертливый гад попался. Ржавого он замочил, даже не целясь, тот и вякнуть не успел.., да и меня через весь город протащил. Насилу его в Измайловский парк заманил, там и грохнул.
– Ты что, старик, совсем из ума выжил?! – яростно прошипел Игорь Николаевич. – Это же телефон!
– Так ты же сам говорил, что у тебя сигнализация прослушивания стоит, – сказал Савельич. – Чего ты икру мечешь?
– Сигнализация, – передразнил Летов. – Ты слыхал когда-нибудь про научно-технический прогресс? Я сам тебе за полчаса такую схемку спаяю, что ни одна сигнализация не поможет.
