Кабаков безразлично подумал, что собравшимся, скорее всего, не нравится, что он излагает прописные истины. Помолчав, он продолжил:
— Хорошо бы иметь возле каждого входа мешки с песком на случай, если террорист швырнет гранату. В толпе ее обезвредить очень сложно. Запал у обычных гранат около пяти секунд — этого времени иногда достаточно, чтобы закрыть ее со всех сторон мешками с песком. Террористы крепят гранаты булавками к одежде. Не спешите сразу ее срывать. Сначала разберитесь с владельцем — если не удастся быстро надеть наручники, стреляйте. Жизнь невинных людей дороже. Если террорист будет ранен, но не сдастся, немедленно стреляйте вновь. В голову. Наверняка. Он может прятать на себе радиопередатчик, настроенный на волну радиовзрывателя, или само взрывное устройство, и произойдет непоправимое. — Кабаков прочел на многих лицах отвращение. Ему было наплевать. — И еще. Стрельба вблизи одного входа не должна отвлечь внимание агентов, стоящих у другого. В этот момент необходимо усилить внимание и бдительность на своем участке. Как вам известно, среди террористов есть женщина. — Кабаков замолчал, но быстро взял себя в руки. — Однажды в Бейруте я ошибся, увидев в ней просто женщину, а не опасного преступника. И это — одна из причин нашего сегодняшнего положения. Не забывайте об этом. — Кабаков высказался и сел на место. В комнате воцарилась гнетущая тишина.
Потом заговорил Ренфроу:
— У каждого входа, помимо основной, будет также резервная группа. Эти группы будут действовать только в случае тревоги. И запомните — вы не должны покидать своего места, что бы ни случилось. Ну, что ж, на этом можно закончить. Вопросы есть? — Ренфроу хмуро оглядел аудиторию. — Тогда все свободны. Не забудьте взять у секретаря свои удостоверения. За работу, господа.
* * *
Поздним вечером накануне Суперкубка на стадион Тьюлэйн опустилась тишина. Огромное, ярко освещенное пространство стадиона, казалось, полностью поглощало невнятный шум поисковых работ. Под яркими лучами прожекторов стелился туман, принесенный с Миссисипи, катящей свои воды всего лишь в миле от ристалища. Фигуры людей тонули в белесом мареве. Оба моссадовца наблюдали за обыском, стоя в ложе прессы на одном из верхних ярусов зрительских трибун. Внутри ложи было совершенно темно, и лишь огоньки сигарет изредка высвечивали лица. Оба молчали. Первым заговорил Мошевский:
— Они все-таки смогут пронести ее, хотя бы часть. Под одеждой. Это не так уж сложно. При отсутствии на них батарей или оружия детекторы ничего не обнаружат.
— Да, — мрачно ответил Кабаков, — смогут.
— Если даже их всего лишь двое, этого достаточно, чтобы наделать немало шума.
Кабаков промолчал.
— Здесь мы бессильны, — опять начал Мошевский. Сигарета Кабакова сердито вспыхнула несколько раз, Мошевский благоразумно решил не продолжать.
— Я хочу, чтобы завтра ты находился с резервной группой на западной стороне, — тихо сказал Кабаков. — Я договорился с Ренфроу.
— Ладно.
— Если это окажется грузовик, заберись в кузов и постарайся извлечь детонаторы. Хотя в каждом отряде имеются свои специалисты-подрывники. Лучше, чтобы ты сам за всем проследил.
— Согласен. У крытого кузова надо разрезать брезент сбоку. К заднему борту может быть прикреплена граната.
Кабаков кивнул.
— Неплохо. Скажешь об этом командиру группы. Рэйчел расширила для тебя бронежилет. — Мошевский состроил недовольную мину. Кабаков улыбнулся: — Я его тоже не люблю, но ты наденешь. Если начнется стрельба, ты не должен выделяться среди других.
— Слушаюсь. — Мошевский тряхнул головой.
— Корли заедет за тобой без четверти девять. Не задерживайся сегодня в «Хотси-Тотси» после полуночи, мне об этом доложат.
— Слушаюсь, сэр! — гаркнул Мошевский и весело рассмеялся.
* * *
Ночь выдалась на редкость темной. Туман повис над городом, приглушив все звуки и смягчив яркие огни реклам во Французском квартале. Над Миссисипи, выше уровня тумана, неподалеку от моста неподвижно завис дирижабль. Вдоль его серебристого борта огромными буквами тянулась надпись: «Если кошка захворала, позови ветеринара».
В отеле «Фэйрмонт», двумя этажами выше номера пилота дирижабля Фарли, Далиа, встряхнув градусник, подошла к кровати, на которой обессилено лежал Лэндер. Он был измучен переездом из Нью-Джерси. Чтобы миновать новоорлеанский международный аэропорт, где Далию могли узнать, они сначала самолетом местной авиалинии добрались до Батон-ружа, где Далиа взяла напрокат машину. Она сидела за рулем, а Лэндер устроился на заднем сиденье. Дорога оказалась для него слишком утомительной. Восковая бледность заливала его лицо, но взгляд был тверд и ясен. Далиа забрала градусник — температура нормальная. Лэндер взял ее за руку:
— Зря ты тут возишься со мной. Я в порядке. Лучше бы взглянула на грузовик.
— Машина либо на месте, либо ее там нет. Если хочешь, я съезжу проверю, но мне лучше не появляться лишний раз на улице.
— Ты права, прости. Моя форма в порядке?
— Да, висит в шкафу. Она отлично выглядит.
Далиа заказала в номер горячее молоко. Лэндер проглотил успокоительное, запил молоком. Через полчаса он уже спал. Далии не спалось. Самочувствие Лэндера было таково, что она должна лететь с ним, даже если придется оставить часть контейнера с взрывчаткой. Она может помочь справиться с управлением, займется взрывателями. Лететь ей необходимо.
Внезапно Далиа осознала, что завтра они умрут. Конечно же, она понимала это и раньше, но сейчас острое чувство близкой смерти пронзило все ее существо. Откуда-то из глубины подступили слезы. Безудержные, как в детстве. Но горькие воспоминания, нахлынувшие следом, высушили этот очищающий поток. Все эти годы память о пережитых страданиях придавала ей силы и непреклонность. Лагерь палестинских беженцев, нищета и голод составляли ее детство. Ей вспомнилась мать. Изможденная и больная, она в тридцать пять лет выглядела совсем старухой. Далии исполнилось всего десять, когда мать умерла. Умирала долго и тяжело — от истощения и болезней, этих вечных спутников нищеты. В последние дни она очень мучилась, и не было средств хоть как-то облегчить ее страдания. В памяти навсегда застыла картина — умирающая мать и рядом она, Далиа, отгоняющая мух, обессиленная от слез и бессонных ночей. А потом — скитания из лагеря в лагерь. Год за годом. Сердце ожесточалось, наполнялось жгучей ненавистью и жаждой мстить. Лишь эти чувства придавали ей силы жить все эти годы. И вот ее час настал. Далиа немного успокоилась, но сон так и не пришел.
В номере отеле «Ройял Орлеан» Рэйчел Боумен расчесывала свои прекрасные волосы перед большим зеркалом. Кабаков, растянувшись на кровати, курил и смотрел на нее. Свет играл в ее волосах. Кабаков любил нежные беззащитные впадинки вдоль позвоночника, появлявшиеся, когда Рэйчел поднимала руки. Он любовался ее неторопливыми движениями и мягкой кошачьей грацией.
— Дэвид, когда ты вернешься? — Рэйчел взглянула на него в зеркало.
— Когда найду эту чертову бомбу.
— О той парочке — женщине и американце — что-нибудь слышно?
— Нет. Женщину рано или поздно задержат. Если мы найдем бомбу, она немногое сможет сделать. После того, как мы разберемся на стадионе, американские власти выдадут Фазиля Израилю.
Кабаков посмотрел на Рэйчел, но та внимательно изучала свое отражение.
— Рэйчел.
— Да?
— Ты что-нибудь решила? Знаешь, в Израиле очень большой спрос на психиатров. Ты была бы поражена, узнав сколько ненормальных в этой стране. И среди евреев, и среди христиан. А сколько сумасшедших стекается летом...
— Мы поговорим об этом в другой раз, когда ты будешь не столь рассеян и сможешь яснее изложить свои смутные мысли.
— Ладно, поговорим об этом «У Антуана» завтра вечером. Ну, а теперь хватит тебе вертеться перед зеркалом, пора заняться более насущными делами. Надеюсь, теперь я ясно выражаюсь?
* * *
И в отеле «Ройял Орлеан» и в отеле «Фэйрмонт» погасли огни. Вокруг лежал притихший город. Эта ночь мало чем отличалась от предыдущих. Ничто, казалось, не предвещало беды.
Воскресным утром двенадцатого января Майкл Лэндер проснулся, когда красное солнце осветило небо над Новым Орлеаном. Ему снилось море, песчаный берег, безбрежная голубая даль. Он какое-то время лежал, не понимая, где находится. Но уже в следующий момент все встало на свои места. Далиа, откинувшись в кресле, через полуопущенные ресницы наблюдала за ним. Лэндер осторожно встал и подошел к окну. Улицы заливал золотистый солнечный свет. Сквозь легкую утреннюю дымку сияло чистое небо.
— День будет погожим, — заметил он.
Лэндер позвонил в аэропорт, в справочную метеослужбы. Ветер северо-восточный, пятнадцать узлов, порывы до двадцати. Он удовлетворенно прикрыл глаза — ветер попутный. Со стороны аэропорта Лейкфронт к стадиону. На открытом месте можно развить на дирижабле до 70 узлов.
