Пока они шли к воде, Алиса умудрилась весьма правдоподобно споткнуться и для поддержки положить руку под локоть гиганту. Тот небрежно поднял девушку, одновременно слегка подтолкнув ее, после чего она оказалась на шаг-другой впереди них, и как ни в чем не бывало продолжил разговор с Максвеллом.
Они сели у воды, и Даи понемногу выкачал из Максвелла все последние земные новости. Бродяга проявлял живой интерес; Максвелл не знал, насколько он искренен, но на всякий случай излагал все старательно и подробно.
Вскоре в монологе Максвелла образовалась пауза, и, воспользовавшись ею, Алиса старательно откашлялась. Оба мужчины обратили к ней учтивые взгляды. Алиса спросила:
— Даи, а правда здесь в джунглях водятся животные-людоеды? Мы еще ни одного не видели. И… — Заинтересованный взгляд девушки пробежался по гладкому обнаженному торсу Бродяги, и Алиса очень мило покраснела. — Я хочу сказать… — добавила она и снова запнулась.
— Конечно, здесь их множество, — ответил Бродяга — Но мне они не слишком докучают.
— Вы хотите сказать, — продолжала допытываться Алиса с видом самым серьезным, — что вам это ничуть не страшно?
— Именно.
— А могли бы вы защитить кого-нибудь, кто оказался бы с вами?
— Полагаю, да.
Алиса излучала улыбку.
— Ах, даже не верится. Перед тем как мы вас заметили, я как раз говорила Вернону, что нет ничего романтичнее прогулки по джунглям.
Посмотреть на диких животных и всякое такое. Вы бы не согласились сопровождать меня, Даи? А Верной тем временем может присмотреть за скутерами — ты ведь не будешь возражать, Верной?
Максвелл собрался было ответить, но Бродяга опередил его.
— Уверяю вас, мисс Цверлинг, — неторопливо произнес он, — это будет пустой тратой времени — и вашего и моего.
— Что вы имеете в виду? — вспыхнула Алиса.
Даи серьезно посмотрел на нее.
— Я дикарь только с виду, — медленно проговорил Бродяга. — В компании женщин я всегда ношу брюки. — Он с выражением повторил: — [Всегда].
Губы Алисы вдруг сделались твердыми и тонкими, а кожа вокруг них побелела. Глаза ее сверкали. Она хотела ответить Бродяге, но слова застряли у нее в горле. Тогда Алиса повернулась к Максвеллу:
— Думаю, нам лучше уйти.
— Мы только-только пришли, — мягко проговорил он. — Подожди где-нибудь рядом.
Алиса вскочила:
— Так ты идешь?
— Не-а, — покачал головой Максвелл.
Не сказав больше ни слова, она повернулась, решительно прошла к своему скутеру, залезла туда и упорхнула прочь. Они проводили ее глазами — крошечную сверкающую точку, что мелькнула в небе и исчезла за горизонтом.
Максвелл несколько неуверенно усмехнулся и перевел взгляд на Бродягу.
— Она получила, что причиталось, — заметил Максвелл. — Дорогу найдет сама — обратный билет у нее есть. — Он встал на ноги. — Пожалуй, пойду, Даи. Рад был…
— Подожди немного, Верн, — заговорил гигант. — Я не так часто вижусь с людьми. — Он задумчиво водил взглядом по воде. — Надеюсь, я не лишил тебя чего-то особенного?
— Ничего особенного, — ответил Максвелл. — Всего лишь моей нынешней возлюбленной.
Гигант повернулся и внимательно посмотрел на него, чуть нахмурясь.
— И черт с ней, — с отвращением проговорил Максвелл. — Камушков на берегу хватает.
— Не смей так говорить! — Гнев на мгновение исказил лицо Бродяги.
Он резко взмахнул рукой по воздуху, будто саблей. Неведомая сила ударила и опрокинула Максвелла, едва не вышибив из него дух.
Верной упал на песок, глаза его выпучились самыми дурацким образом.
— Ооохх… — выдохнул он.
В глазах Бродяги светились боль и раскаяние.
— Прости меня, — вымолвил он. Он помог Максвеллу сесть. — Я редко так забываюсь. Ты простишь меня?
Масквелл едва дышал.
— Не знаю, — с трудом проговорил Максвелл. — Зачем ты это сделал?
Солнечный свет головокружительно сиял на непокрытой голове Бродяги.
Глаза его скрывали глубокие тени — и эти же тени очерчивали впечатляющие линии его носа, отмечали четкие, резкие линии его рта.
— Я обидел тебя. — Бродяга помедлил. — Я все объясню, Максвелл, но при одном условии — никогда и никому об этом не рассказывай.
Он положил свою большую руку Максвеллу на запястье, и Максвелл почувствовал исходившую от него энергию.
— Хорошо?
— Хорошо, — пробормотал Максвелл. В нем бурлила странная смесь чувств: гнева и обиды, любопытства и чего-то еще, глубоко-глубоко, — какого-то смутного, невнятного страха.
Бродяга заговорил. Через минуту он словно забыл о существовании Максвелла. Он пристально вглядывался в серебристое море, а Максвелл, загипнотизированный глубоким, звучным голосом, молча созерцал ястребиный профиль Бродяги.
И сквозь неведомую мглу ему виделась вселенная, о которой рассказывал Бродяга, населенная свободными людьми. За эту невообразимую пропасть времени, отделявшую их от эпохи, в которой жил Максвелл, они очистились от всех человеческих слабостей. Максвелл видел, как люди будущего странствуют от звезды до звезды, чувствуя себя в безжалостной пустоте так же непринужденно, как и на утопающих в зелени планетах. Он видел, как они высоки, безупречны и сильны — красивые мужчины и прелестные женщины, и каждый из них обладал той энергией, что горела в Бродяге, только без всякой примести его печали. Если они были ангелами, то он скорее Люцифером.
Максвелл попытался представить себе повседневный быт таких людей — и не смог; три миллиона лет находились за пределами его понимания.
Однако, взглянув в лицо Бродяги, он понял, что те, последние люди были такими же человеческими существами, как и он сам, — способными на любовь и ненависть, радость и отчаяние.
— У нас существовали брачные обычаи, которые наверняка покажутся тебе странными, — немного погодя сказал Бродяга. — Как у слонов — ведь мы были долгожителями. Мы ценились поздно — и на всю жизнь. Как раз приближалось время моей женитьбы, когда мы обнаружили врага.
— Врага? — переспросил Максвелл. — Но… вы же являлись господствующей формой жизни во вселенной?
— Верно. Все, что существовало в этом космосе, было нашим. Но враг пришел не из этой вселенной.
— Из другого измерения? Бродяга выглядел озадаченным.
— Из другого… — начал он и запнулся. — Мне казалось, я смогу как-то лучше выразить это на вашем языке, но не получается. Измерение — не то слово… скорее из другой временной линии; так немного ближе.
— Другая вселенная, подобная вашей и сосуществующая с ней, — предположил Максвелл.
— Нет… не такая, как наша, совсем не такая. Разные законы, разные… — Он снова запнулся.
— Ладно, а можешь ты описать вашего врага?
— Омерзительная тварь, — решительно ответил Бродяга. — В течение тысячелетий мы искали другие… как ты называешь, измерения, и они стали первой разумной расой, которую нам удалось обнаружить. Мы возненавидели их с первого взгляда. — Он помедлил. — Если их нарисовать, получится что-то вроде маленьких колючих цилиндриков. Но картина не может всего передать. А описать я не могу. — Лицо Бродяги исказила гримаса отвращения.
— Продолжай, — сказал Максвелл. — Что произошло? Они напали на вас?
— Нет. Мы попытались их уничтожить. Мы разбили кристаллические паутины, которые они построили между своими мирами; мы взорвали их солнца. Но все же более четверти из них выжило после нашей первой атаки, и тогда мы поняли, что потерпели поражение. Они были не менее могущественны, чем мы, а в чем-то даже превосходили…
— Погоди, я что-то не понимаю, — перебил Максвелл. — Вы сами напали на них? Стерли в порошок только из антипатии?
— Мы никогда не стали бы жить в мире с этими… — сказал Бродяга. — Просто нам посчастливилось обнаружить их первыми.
Максвелл задумался. А что сказал бы неискушенный островитянин Южных морей о первой атомной войне? Понятное дело, мораль одного общества неприложима к другому. И все же… Неужели сородичи Бродяги, потомки самого Максвелла, люди, исполненные счастья и совершенства, по-прежнему несли пятно греха ветхозаветного Адама? И каким образом они оказались господствующей формой жизни в целой вселенной? Устранив остальных претендентов?
Максвелл понимал, что он здесь не судья; но тяжелое чувство по-прежнему не покидало его сердце. Он спросил:
— И что потом? Они ответили ударом на удар?
— Да. У нас оставалось время подготовиться к контрудару, но против этого оружия нельзя было найти защиту. — Он заметил кривую улыбку Максвелла. — Нет, это почище планетоломов; от них есть защита — вы просто еще не обнаружили ее. Инопланетяне вознамерились уничтожить нашу вселенную — всю до последнего кванта, — вычеркнуть ее из числа таковых, сделать на ее месте пустоту.