– Что говорила мама?
– Злилась. Вы же знаете Гарри. Но в то же время боялась. Она звонила с какой-то фермы, хотела уехать оттуда, но никто не собирался везти ее до Монреаля. Похоже, Гарри еще в Канаде.
– Что еще она сказала?
Сердце билось так громко, что, наверное, даже племянник его слышал.
– Дела пошли неважно, и она хочет выйти из игры. Потом лента заела, или Гарри бросила трубку, или еще что. Я не понял точно. Просто сообщение закончилось.
– Когда она звонила?
– Пэм звонила в понедельник. Гарри оставила сообщение позже.
– У тебя нет индикатора даты?
– Машинку собрали во времена Трумена.
– Когда ты сменил кассету?
– В среду или в четверг. Не уверен. Но до выходных. Точно.
– Думай, Кит!
На линии послышалось жужжание.
– В четверг. Когда я вернулся домой с лодки жутко усталый, а кассета не желала перематываться, я просто вытащил ее и вставил другую. Да, именно тогда. Черт, значит, она звонила четыре дня назад или даже шесть. Боже, надеюсь у нее все в порядке. У нее был такой испуганный голос, слишком испуганный даже для Гарри.
– Кажется, я знаю, с кем она. Все будет хорошо. Я сама себе не верила.
– Скажите мне, когда увидите ее. Скажите, что я очень жалею, что так получилось. Просто не подумал.
Я подошла к окну и прижалась лицом к стеклу. Тонкая корочка льда превращала уличные фонари в крошечные солнца, а окна соседей в сияющие квадратики. Я думала о сестре, затерявшейся где-то там, посреди шторма, и по лицу катились слезы.
Я заставила себя лечь в постель, включила лампу и приготовилась ждать звонка Райана.
Время от времени лампочка мигала, свет становился приглушенным, потом все снова возвращалось к норме. Прошла вечность. Телефон молчал.
Я задремала.
Именно сон привел меня к окончательному прозрению.
Я смотрела на старую церковь. Кругом зима, все деревья стоят голые. Несмотря на свинцовое небо, ветви отбрасывают паутины теней на выветрившийся серый камень. В воздухе пахнет снегом, вокруг сгущается предштормовая тишина. Вдалеке виднеется замерзшее озеро.
Открывается дверь, и на фоне теплого желтого света вырисовывается силуэт. Он колеблется, потом направляется в мою сторону, пригнув от ветра голову. Человек подходит ближе, и я понимаю, что это женщина. Она одета в длинную черную мантию и покров.
Женщина приближается, и появляются первые хлопья снега. Незнакомка несет свечу, и я понимаю, что пригибается она, чтобы защитить пламя. Удивительно, как оно до сих пор не погасло.
Женщина останавливается и кивает. Покров уже засыпан снежинками. Я пытаюсь разглядеть ее лицо, но оно то проясняется, то снова подергивается дымкой, как камешки на дне глубокой реки.
Она поворачивается, и я следую за ней.
Женщина все удаляется и удаляется. Я в тревоге пытаюсь настичь ее, но тело не слушается. Ноги наливаются тяжестью, и я не могу идти быстрее. Она исчезает за дверью. Я кричу, но звука нет.
Потом я оказываюсь в церкви, все погружено во мрак. Каменные стены, земляной пол. Громадные резные окна уходят ввысь, в темноту. Снаружи, как дым, вьются крошечные снежинки.
Я не помню, зачем пришла в церковь. Чувствую себя виноватой, потому что это важно. Кто-то послал меня, но кто?
Я бреду в полутьме, смотрю вниз и замечаю свои голые ноги. Мне стыдно, потому что я не помню, где оставила ботинки. Я хочу выйти, но не знаю, где дверь. Я понимаю, что, если не выполню задание, меня не выпустят.
Я слышу приглушенные голоса и иду на их звук. На земле есть что-то неопределенное, образ, который я не могу распознать. Я иду к нему, и тени распадаются на отдельные предметы.
Круг из свернутых коконов. Я смотрю на них. Слишком маленькие для человеческих тел, но по форме похожи.
Я подхожу к одному из них и отворачиваю край материи. Приглушенное жужжание. Откидываю ткань, вырывается туча мух и улетает к окну. Стекло затянуто туманом; я смотрю, как насекомые направляются к нему.
Опускаю глаза к кокону. Не тороплюсь, потому что он не может быть трупом. Мертвых так не заворачивают.
Но я ошибаюсь. Знакомые черты. На меня смотрит Амали Привенчер, ее лицо похоже на карикатуру в серых тонах.
И все-таки я не могу торопиться. Перехожу от свертка к свертку и отпускаю мух в темноту. Белые лица, остановившиеся глаза, я никого не узнаю. Кроме одного.
Размеры подсказывают мне прежде, чем я разворачиваю саван. Он настолько меньше остальных. Я не хочу смотреть, но не могу остановиться.
Нет! Я пытаюсь не верить собственным глазам, но не получается.
Карли лежит на животике, ручки сжаты в кулачки.
Потом я вижу еще два крошечных свертка, они лежат рядом.
Я кричу, но снова не слышу звука.
Мне на плечо опускается рука. Поднимаю глаза и вижу свою проводницу. Она изменилась, или просто прояснился ее образ.
Монахиня, потертые и заплесневелые облачения. Когда она движется, я слышу хруст суставов, чувствую запах мокрой земли и разложения.
Я поднимаюсь. Ее шоколадная кожа покрыта красными сочащимися язвами. Я узнаю Элизабет Николе.
"Кто ты?"
Я задаю вопрос мысленно, но она отвечает:
– Надень наряд, чей черен цвет.
Я не понимаю.
– Зачем ты здесь?
– Невольная Христова невеста.
Потом я вижу еще одну фигуру. Она стоит в отдалении, приглушенный отсвет снегопада скрывает ее черты и окрашивает волосы в тусклый серый цвет. Наши взгляды пересекаются, и она открывает рот, но я не могу разобрать слов.
– Гарри! – кричу я, но мой голос теряется.
Гарри не слышит. Она протягивает руки, ее губы шевелятся, черный овал на фоне призрачного лица.
И снова я кричу, но звука нет.
Она снова говорит, и я слышу, хотя ее голос очень далеко, как звуки, доносящиеся с той стороны реки.
– Помоги мне. Я умираю.
– Нет!
Я пытаюсь бежать, но ноги не двигаются.
Гарри заходит в коридор, который я раньше не замечала. Над ним виднеется надпись: "Ангел-хранитель". Гарри превращается в тень, сливается с тьмой.
Я зову ее, но она не оборачивается. Я пытаюсь бежать следом, но тело не слушается, ничто не двигается, только слезы по щекам.
Моя проводница меняется. Из спины вырастают длинные черные крылья, лицо бледнеет и трескается. Глаза замораживаются в два куска камня. Я вглядываюсь в них, зрачки проясняются, брови и ресницы обесцвечиваются. В волосах появляется белая полоса и стремительно распространяется назад, отделяет скальп и отбрасывает его высоко в воздух. Тот медленно опускается на пол, крой мух тотчас окутывает его.
– Порядку надо подчиняться.
Голос идет отовсюду и ниоткуда.
Окружение меняется, я переношусь в деревню в низине. Длинные солнечные лучи пронзают луизианский мох, гигантские тени танцуют меж деревьев. Стоит жара, я копаю. Пот льет ручьями, я зачерпываю землю цвета высохшей крови и кидаю на кучу позади. Лопата на что-то натыкается, я осторожно смахиваю грязь. Белый мех, измазанный кирпично-красной глиной. Продвигаюсь вдоль позвоночника. Рука с длинными красными ногтями. Я откапываю руку. Ковбойская бахрома. Все блестит на солнце. Я вижу лицо Гарри и кричу.
* * *
Я вскочила с колотящимся сердцем, вся в поту. Не меньше минуты соображала, где я нахожусь.
Монреаль. Спальня. Снежный буран.
Свет еще горит, в комнате тихо. Я посмотрела на часы. Три сорок два.
"Успокойся. Это просто сон. Он отражает страхи и беспокойство, а не реальность".
Следующая мысль. Звонок Райана. Может, я проспала?
Я отбросила одеяло и кинулась в гостиную. Автоответчик безмолвствовал.
Вернувшись в спальню, я сняла влажную одежду. Скидывая на пол панталоны, заметила красные полумесяцы от ногтей на ладонях. Надела джинсы и толстый свитер.
Снова заснуть вряд ли удастся, поэтому я пошла на кухню и поставила чайник. Сон вызвал тошноту. Я не хотела вспоминать о нем, но видение задело какие-то уголки памяти, пришлось разгадывать смысл. Я взяла чай и уселась на диван.
Мои сны не просто сказочные, кошмарные или гротескные. Они делятся на два типа.
Обычно я не могу набрать номер, найти дорогу, сесть на самолет. Должна сдавать экзамен, но не посещала ни одного занятия. Проще простого: беспокойство.
Гораздо реже приходится долго разгадывать послание. Подсознание разбирает информацию, которую накопил мозг, и облекает ее в сюрреалистические формы. А мне остается только расшифровывать.
Сегодняшний кошмар явно второго типа. Я закрыла глаза, пытаясь понять хоть что-то. Образы вспыхивали, будто сквозь щели в частоколе.
Компьютерное лицо Амали Привенчер.
Мертвые младенцы.
Крылатая Дейзи Жанно. Я вспомнила свой разговор с Райаном. Действительно ли она ангел смерти?
Церковь. Она напоминала монастырь в Мемфремагоге. Почему подсознание извлекло его на поверхность?
Элизабет Николе.
Гарри, умоляющая о помощи, потом исчезающая в темном тоннеле. Мертвые Гарри с Птенчиком. Может, Гарри грозит серьезная опасность?
