– Как пить дать, мэм. Он мне еще по секрету шепнул, что вы готовите самое потрясающее кроличье рагу к северу от экватора.
В руке негр держал черный чемодан. Лаура широко распахнула дверь и жестом пригласила его войти. Поставив чемодан на пол, огромный детина внимательно оглядел большую старинную комнату и одобрительно кивнул.
– Сколько лет этому дому, мэм?
– Вообще-то лет четыреста, но пристройки, конечно, новые. Что вы хотите – чай, кофе или стаканчик вина?
Он снова улыбнулся ей и ответил:
– Кофе был бы в самый раз, мэм. Мне неловко об этом говорить, но я его могу выпить очень много.
Она пошла на кухню, бросив через плечо вопрос:
– Вы американец?
– Да, мэм, из Мемфиса, штат Теннесси. Хотя, если правду сказать, я в Штатах не был уже несколько лет.
Он прошел за ней до двери на кухню. Лаура обернулась к нему и произнесла:
– Давайте сразу же покончим со всеми этими «мэм», что-то слишком часто вы меня так величаете. Меня зовут Лаура, а мужа моего – Пол.
Он кивнул головой, давая ей понять, что принял ее пожелание к сведению.
– Очень рад, Лаура, с вами познакомиться. Меня зовут Том… Сойер.
Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.
– Ну, если честно сказать, на самом деле мое имя – Горацио, но почему-то меня с самого детства все называют Томом.
Она налила в большой кофейник воды почти до края и показала ему на стул.
– Сколько вас всего приедет?
Он сел, и плетеный стул под ним жалобно заскрипел.
– К вечеру будет пятеро, – ответил негр.
На ее лице появилось тревожное выражение.
– И вы все собираетесь здесь остановиться?
Он с улыбкой покачал головой.
– Нет, Лаура, здесь буду только я. Еще один остановится у вашего сына с женой внизу, в долине. А трое других так, будут слоняться вокруг.
– Как это – слоняться? – удивленно спросила она.
Он сделал неопределенный жест рукой в сторону окна.
– Ну так, Лаура, то там, то здесь. Знаете, походят-походят вокруг, поглядят, что к чему, так и будут слоняться.
Она рассмеялась и села за стол напротив него.
– Том, островок у нас небольшой. И если трое внушительного вида иностранцев начнут здесь, как вы говорите, слоняться, по всему острову сразу же пойдут разговоры.
Он покачал головой.
– С этим проблем не будет, мэм… Лаура. У нас отличное прикрытие.
– Это еще что такое?
Он улыбнулся.
– Мы все очень любим наблюдать за птицами.
Она откинулась назад и, глядя в потолок, от души расхохоталась. Потом уже серьезно сказала:
– Теперь на Гоцо осталось немного птиц благодаря стараниям наших завзятых охотников. Они палят во все, что только движется.
Негр пожал плечами и с таким же серьезным видом произнес:
– Мы все, как я вам уже сказал, очень преданы своему делу. Так нам даже интереснее работать.
– А как будет ночью? – спросила она. – Вы и ночью будете слоняться?
– Это уж всенепременно.
– Тоже птиц высматривать будете?
На его лице снова заиграла ослепительно белая улыбка.
– Конечно. Сов с филинами, Лаура, будем выслеживать… И я, и другие парни, мы просто без ума от слежки за ночными птицами.
Женщина удовлетворенно кивнула. Кофе уже почти закипел. Она встала и налила большую чашку ему и поменьше – себе.
– Как насчет молока и сахара? – спросила она.
– Нет, спасибо. Я люблю такой же черный, как я сам.
Лаура отпила немного, потом понятливо кивнула. В этот момент зазвонил телефон. Она сняла трубку и обменялась несколькими фразами с Джойи. В заключение она сказала:
– Нет, у меня американец такой же черный, как кофе, который я ему сварила.
Женщина улыбнулась ответу Джойи, повесила трубку и произнесла:
– Сын сказал, что к нему только что приехал китаец.
– Вьетнамец, – поправил ее Том. – До Хуань, мы его зовем Додо.
– Вьетнамский любитель пернатых?
– Конечно.
– А остальные откуда?
– Двое англичан и один из Южной Африки. Душевные люди, доложу я вам. За себя и свою семью, Лаура, можете быть спокойны. Не думаю, что мы здесь задержимся надолго. Скорее всего, несколько дней. Я постараюсь быть вам не в тягость.
– Мы вас поселим в крыле для гостей, кушать, конечно, вы будете с нами и, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Кролика я завтра приготовлю, а сегодня у нас будет жаркое из ягненка. – Ей в голову пришла неожиданная мысль. – Да, кстати, что мне говорить людям? У нас как-то не привыкли к визитам огромных черных американцев.
– Думаю, можно будет сказать им, что к вам приехал погостить друг Гвидо. И это будет чистая правда.
– Вы с ним близко знакомы?
– Очень близко. – Внезапно его лицо стало совершенно серьезным. – Мэм… Лаура… Я и дочь вашу, Джулию, знал. Пару раз я наведывался к ним в Неаполь, в пансион. Она ко мне была очень добра. Должен вам сказать, она была прекрасной женщиной.
Какое-то время в кухне стояла тишина, потом Лаура сказала:
– Будьте уверены, Том Сойер, в этом доме вам всегда будут особенно рады.
– Он очень на меня зол?
Йен на секунду оторвал глаза от дороги и взглянул на девочку. Она свернулась калачиком на переднем сиденье рядом с ним, в глазах ее застыло беспокойство. Сова сидел на заднем сиденье, уши его были закрыты большими наушниками плейера. Он часто оборачивался назад и смотрел сквозь заднее окно на дорогу. В Неаполь они должны были приехать уже минут через двадцать.
– Это еще очень слабо сказано, – ответил Йен.
Заняв оборонительную позицию, Джульетта проговорила:
– Я только не понимаю почему. Я ведь только хотела помочь. Думала, на кухне смогу что-то делать, стирать, убираться в пансионе… Я все это умею.
Датчанин вздохнул и попытался ей более доходчиво разъяснить ситуацию.
– Мы сейчас в самом разгаре подготовки к опаснейшей операции, которая скоро подойдет к своей последней стадии. Все, кто имеет к ней отношение, ходят по лезвию бритвы. Нам пришлось отложить все дела, потому что мы решили, что они за тобой охотятся. Так оно и оказалось на самом деле. В последний раз я тебя видел в Марселе. Ты лежала на койке в таком ужасном состоянии, в каком я еще никогда никого не видел. Если бы наши люди приехали в аэропорт на пять минут позже, уже сейчас ты могла бы быть в том же состоянии, в котором мы тебя нашли. Кризи пришлось послать Фрэнка и Макси тебе на помощь, когда они готовились к одному очень деликатному делу. Он должен был отвлечь Рене от охраны Майкла именно в тот момент, когда такая охрана ему до крайности необходима. Мы с Совой вынуждены были прервать нашу работу на базе и помчаться на север, чтобы забрать тебя у них. Ни минуты не сомневаюсь, что люди, у которых ты была на Гоцо, сейчас волнуются из-за тебя до смерти и будут переживать, пока ты не окажешься в Неаполе, Кризи им не позвонит из пансиона и не скажет, что ты в безопасности. Я так полагаю, что Кризи просто взбешен твоим поведением.
* * *
Поздно вечером в маленькой комнатке в пансионе она горько плакала. Слезы ее текли не потому, что Кризи кричал на нее и злился – он не делал ни того, ни другого. Она плакала потому, что увидела в его глазах, смотревших на нее, разочарование. Девочка тут же сказала ему, что готова в любой момент вернуться на Гоцо, но он покачал головой и ответил:
– Теперь я никак не могу снова просить Лауру с Полом о том, чтобы ты оставалась с ними. У них и без того было в жизни немало трагедий.
Она ушла к себе в комнату, отказавшись от еды, заперла дверь и бросилась на кровать. Сердце ее, казалось, готово было разорваться на части. Ненадолго девочка забылась сном, но вскоре после полуночи проснулась и стала ходить из угла в угол по маленькой комнатке пансиона. Она приняла решение утром встать первой и, несмотря ни на что, доказать всем, что может быть им полезна.
Генерал Эмилио Гандольфо был заядлым охотником. Самой сильной его страстью было незаметно выслеживать птицу, оленя или кабана. Он охотился в Шотландии, Румынии, Ботсване и никогда не пропускал традиционной охоты на куропаток, на которую ездил в горы каждый год в последние две недели сентября со своим близким другом Хулио Баресте, адвокатом правого толка с такими же могучими связями, как и его собственные.
Каждый год пятнадцатого сентября они укладывали в «рэйнджровер» Гандольфо запасы питания и вин, ружья и самую модную одежду охотничьего сезона года. Потом целовали на прощанье своих жен и отправлялись в уединенный охотничий домик в горах, который они на это время регулярно снимали. Кроме случайно оказавшегося в тех местах другого охотника, они там ни с кем больше встретиться не могли. Охотники сами готовили там себе макароны, сами смешивали соусы к ним, наслаждаясь припасенной ветчиной, сыром и тонкими винами. Вставали они с рассветом, а возвращались на закате. Вечера коротали за едой и питьем, а также обсуждением того, что творится в мире. Редкие помехи их беседам создавали лишь звонки радиотелефона Баресте, с которым он никогда не расставался.
