— Мы уже говорим с профессионалом! — взорвалась женщина. — В конце концов, сержант, разве защищать людей — не ваша профессиональная обязанность?
— Я имею в виду специалиста по всяким тонким личным отношениям.
Кэтрин покачала головой, но ей хватило ума прекратить пререкания. Портить отношения с местной полицией было ни к чему.
— Если он появится снова, миссис Фрейзир, позвоните на подстанцию, и я пришлю к вам человека. В любое время дня или ночи. По крайней мере такую помощь мы можем вам оказать. Он будет знать, что полиция рядом, и это поможет его сдерживать. Это все, что я могу сделать для вас.
Полицейский театральным жестом сунул блокнот и карандаш в карман куртки и направился к двери. Однако на пороге он задержался с несколько неловким видом.
— Понимаете, у нас связаны руки, — сказал он. — Я составлю отчет об этом вызове, если вы обратитесь к судье за запретительным приказом.
— Вот спасибо! — сердито фыркнула Кэтрин. — Успокоили. Это все равно что требовать, чтобы вызывали пожарную команду только после того, как дом сгорел.
— Мне очень жаль, но мы тут бессильны. Мне действительно жаль, миссис Фрейзир. Я понимаю, что все это очень неприятно. Но я уже сказал, звоните нам, если он явится снова, и мы тут же примчимся.
Неожиданно полицейский поднял голову и прислушался.
— Господи Исусе! — бросил он. — Кто-то очень спешит сюда.
Тут и Кэтрин с Эшли услышали рычание мчавшегося на всех парах автомобиля. Девушке это рычание было знакомо. Оно приближалось, становилось громче, и вот уже фары осветили ближайшие деревья.
— Это мой отец, — объяснила Эшли.
Она думала, что с приездом Скотта почувствует облегчение и успокоится, так как он что-нибудь придумает. Но почему-то ничего подобного она не чувствовала.
* * *
— Я стала всерьез изучать страх, — сказала она. — Психологические реакции. Стрессы. Поведенческие аспекты. Я читаю учебники по психиатрии и социологические трактаты. Я читаю о том, как люди реагируют в различных критических ситуациях. Я делаю выписки, хожу на лекции, делаю все, что могу, чтобы разобраться в этом.
Отвернувшись к окну, она смотрела на ничем не омраченный загородный пейзаж.
— Здесь не чувствуется больничной атмосферы, — заметил я. — Все кажется таким тихим и надежным.
Она покачала головой:
— Это иллюзия. Просто страх принимает разные формы в разных местах. Все зависит от того, как сочетаются наши представления о том, что должно произойти, с тем, что происходит в действительности.
— А Майкл О’Коннел вселял страх?
Она криво усмехнулась:
— Некоторые люди обладают врожденным умением вселять в других страх. Гангстеры. Сексуальные маньяки. Религиозные фанатики. У них это получается легко и естественно. О’Коннел был одним из таких. Они как-то иначе относятся к жизни, чем вы или я или Эшли и ее родные. У О’Коннела не было ни привязанностей, ни сдерживающих начал, какие свойственны всем нам. Вместо этого у него была одна очень опасная черта.
— Какая?
— Ему страшно нравилось быть таким, каким он был.
Кэтрин стояла около своего дома, глядя на звездный купол над головой. Ночь была морозная, изо рта вырывался пар, но холод, который ощущала женщина, шел изнутри и был порожден только что пережитым. Единственным местом на земле, где она чувствовала себя вполне уверенно и надежно, был дом, в котором она прожила столько лет, и земля, на которой каждое дерево, каждый куст и каждое дребезжание кровли на ветру будили воспоминания. Для нее это всегда служило жизненной опорой. А теперь, после того как она услышала слова «Я вернусь», дом перестал быть безопасным убежищем.
Неожиданно Кэтрин показалось, что на улице слишком холодно, для того чтобы строить какие-либо планы. Это удивило ее — она привыкла решать свои проблемы под небом Вермонта в любое время года. Но в эту ночь темное небо не приносило ясности мышления, а лишь заставляло ежиться от холода. Она вдруг подумала, что Майкл О’Коннел, наверное, не чувствует холода, — его греет одержимость.
Кэтрин посмотрела на ряд деревьев, окаймлявших большое пространство около дома, которое было расчищено ее мужем для Хоуп к ее одиннадцатилетию. Он арендовал для этой цели трактор, а затем засеял участок выносливой дернообразующей травой и поставил стойки для ворот. Обычно вид этого небольшого футбольного поля будил у Кэтрин множество дорогих для нее воспоминаний. Но сегодня она не замечала его, глаза ее были устремлены дальше, и ей чудилось, что там, в темноте, прячется О’Коннел и наблюдает за ними.
Скрипнув зубами, Кэтрин повернулась и направилась в дом, но предварительно сделала в сторону деревьев непристойный жест — на всякий случай. Было уже далеко за полночь, а предстояло еще уложить вещи. Ее собственный баул был готов, но Эшли, еще не оправившаяся от потрясения, собиралась медленно.
Скотт пил черный кофе на кухне. На столе перед ним лежал дробовик. Он задумчиво провел пальцем по стволу и пожалел, что Кэтрин так и не спустила курок, — это сразу решило бы проблему. Наверное, они провели бы остаток ночи в беседах с полицейскими и следователями и пришлось бы нанимать для Кэтрин адвоката, хотя он сомневался, что ее арестовали бы. Если бы пожилая женщина застрелила этого ублюдка на пороге своего дома, они все вместе как-нибудь выкрутились бы. И через несколько дней жизнь вернулась бы в обычную колею.
Он слышал, как Кэтрин вошла в дом и прошла на кухню.
— Присоединюсь к вам, — сказала она, наливая себе кофе.
— Да, у нас впереди долгая ночь.
— И не только впереди.
— Эшли еще не собралась?
— Будет готова через минуту.
— Она никак не может успокоиться.
— Ее можно понять, — кивнула Кэтрин. — Я тоже еще не вполне успокоилась.
— По вам это не заметно.
— У меня опыт больше.
— Да, жаль… — начал Скотт, но осекся.
Кэтрин криво улыбнулась:
— Я понимаю, о чем вы жалеете.
— Как было бы здорово, если бы вы избавили нас от него!
— Да, сейчас я чувствую то же самое.
Обоим пришла в голову одна и та же мысль, которую они не высказали: у них больше никогда не будет возможности держать О’Коннела под прицелом. Скотт сразу же постарался отогнать эту мысль — цивилизованная часть его сознания говорила ему, что проблемы не решают с помощью насилия. Но в другой части всплывал вопрос: «А почему?»
В дверях появилась Эшли.
— Ну вот, — сказала она, — я готова. — Глядя на Кэтрин и отца, она добавила: — Вы уверены, что нам надо уезжать?
— Здесь очень уединенное место, дорогая, — тщательно подбирая слова, ответила Кэтрин. — И бог его знает, что предпримет мистер О’Коннел.
— Это несправедливо, — сказала вдруг Эшли. — Несправедливо по отношению ко мне, по отношению к вам, да и вообще несправедливо.
— Сейчас, я думаю, справедливость уже не так актуальна, — заметил Скотт.
— Сейчас надо думать о безопасности, — поддержала его Кэтрин. — Поэтому лучше уж перестраховаться.
Эшли сжала кулаки, стараясь не расплакаться опять.
— Давайте уедем все вместе, — продолжил Скотт. — К тому же и твоей маме, и Хоуп будет гораздо спокойнее, если ты будешь дома. А Кэтрин уж точно не захочет встречаться здесь наедине с этим подонком, когда он поймет, что мы увезли тебя.
— В следующий раз, — заявила Кэтрин, похлопав рукой по дробовику, — я не стану долго с ним разговаривать.
Скотт и Эшли улыбнулись.
— Кэтрин, — сказала Эшли, — я думаю, из тебя получился бы отличный киллер.
— Спасибо за комплимент, дорогая, — польщенно отозвалась Кэтрин.
Скотт поднялся из-за стола.
— Итак, вы точно помните, кто и что должен делать? — спросил он.
Обе кивнули.
— Не слишком ли сложно? — выразила сомнение Кэтрин.
— Лучше пусть будет сложно, но не впустую. Ведь не исключено, что он наблюдает за нами и кинется в погоню. И кто знает, что ему придет в голову? Один раз он уже чуть не скинул вас с обрыва.
— Если только это был действительно он, — заметила Эшли. — Мы не разглядели толком ни водителя, ни машину. Я не вижу смысла в его действиях. Зачем пытаться убить нас, а спустя полчаса, стоя в гостиной, кричать, что он любит меня?
Скотт лишь пожал плечами. Он тоже не видел в этом смысла.
— Как бы то ни было, если он следит за нами, то пускай поломает голову.
Собрав все сумки и чемоданы, он отнес их к входной двери. Кэтрин выключила весь свет в доме. Оставив женщин в коридоре, Скотт вышел во двор. Окинув взглядом темные силуэты деревьев, он вспомнил, как во Вьетнаме, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Эшли, он осматривал в полевой бинокль джунгли и ощущал сырой затхлый запах мешков с песком, на которых лежал. За спиной у него была молчащая гаубичная батарея, а впереди густой подлесок и деревья, оплетенные лианами, и он гадал, наблюдают за ними оттуда или нет.
