– А Веры Аркадьевны сейчас нет! – обрадовала меня давешняя кутюрье. – Можете обождать ее в кабинете или оставить сообщение. Она ждала вас вчера и распорядилась, как вы появитесь, удержать! Чаю не желаете?! У нас – «липтон». Я заварю.
– Очень! – поблагодарил я ее от души. – Мороз и «липтон»: день чудесный!.. А, позвольте, сама Вера Аркадьевна где будет?!
– Она в «Аркадии», – пояснила женщина, заваривая в фарфоровой чашке пакетик бодрящего напитка.
– А позвольте! – Я чуть не выплеснул чай на брюки. – А мы с вами где?!
– Ах, я поняла! – замахала руками кутюрье. – Вы думали, что наш бутик и журнал – это одна «Аркадия»! А есть еще боулинг-клуб «Аркадия» – он тоже Вере Аркадьевне принадлежит. Тренажерный зал «Аркадия», и, кроме того, есть ресторан «Аркадия» и «Аркадия»!..
Только поцелуй в состоянии остановить разошедшуюся женщину-экскурсовода. Отбивалась она отчаянно. Наверное, крепко своим рабочим местом дорожила. Впрочем, и я не насильник.
– Вы плейбой?! – спросила она, задыхаясь и вытирая рот.
– Да, – не стал я увиливать. – Откровенность за откровенность: в какой из «Аркадий» изволит быть госпожа Европа?! Вера Аркадьевна, пардон?!
– А в журнале! – быстренько пришла в себя женщина-кутюрье. – Она сама готовит колонку светской хроники. В следующем номере будут интервью с Миллой Йовович и статья об интимной жизни Арбатовой, а также скандальный материал…
– Адрес! – взвился я.
В зеркальных стенах фешенебельного холла отразилось мое помятое зверское лицо. Такие «плейбои» с отверткой в рукаве по ночам беззащитных старух караулят.
– Садовая-Кудринская, дом слева! – пролепетала дама. – Или – справа… Там вывеска!
– Гран-мерси, мадам! – Надевая на ходу «молниеносный» шлем, я вылетел на улицу.
Садовая-Кудринская улица – не то что проселки Раздоров. Движение на ней к началу рабочего дня прямо-таки интенсивное. Здесь «харлей» показал всю свою гибкость и настырность. Ну и поругали меня, разумеется, в меру воспитания подрезанные автовладельцы. Дом 6, где Чехов жил, остался позади.
– Эй, барин дома?! – окликнул как-то мойщика окон походя Журенко.
Мойщик уронил тряпку в ведро и долго провожал нас взглядом.
Редакцию журнала «Аркадия» я чуть не проскочил. Вывеска на ней, естественно, была: среди еще десятка таких же, исполненных дизайнерской фантазии. Бросив «харлей» у подъезда, я взбежал на второй этаж, справился у вахтера и ворвался в рабочий кабинет светского ежемесячника. Европа в окружении своих папарацци восседала перед компьютером и что-то бегло вычитывала..
– Позвольте! – Переставив возникшее на моем пути томное существо, я протолкался в первый ряд. – Вера! Вероника Аркадьевна! Я загнал мотоцикл, чтобы успеть с вами позавтракать!
Сотрудники расступились, и я почувствовал себя в центре внимания.
– За сколько? – деловито осведомилась Европа.
– На завтрак хватит! – Чмокнув ее в щеку, я перекинул с плечиков вешалки на плечики Веры Аркадьевны дубленку. – Срочно в номер! Гостиница «Савой»! Люкс на две персоны! Пардон, месье! Комон сава?! Так держать!
Раздвинув озадаченных членов редколлегии, я быстро вывел Европу в коридор.
– Следующий тайфун мужским именем назовут! – Задыхаясь и хохоча, Европа сбежала со мной за руку по лестнице. – Да постой ты! Дай хоть взглянуть на тебя! Что за шлем такой убойный?!
– Это не шлем! Это новая стрижка! Предсмертный крик избитой моды! – Не давая Вере опомниться, я подсадил ее на заднее сиденье мотоцикла и рванул с места в карьер.
– Ты с ума сошел! «Харлей» Генки Раздорова! Откуда он у тебя?! Куда мы едем?!
– Вопросы потом! – отозвался я, маневрируя в потоке.
Но впереди уже возник регулировщик, построивший автомобили в колонну по четыре у отказавшего светофора, и с ним – возможность для беседы.
– Вера! Мне надо встретитьси с твоим отцом! Ему грозит большая опасность!
Я не стал уточнять, что опасность эта сидела прямо перед ней за рулем краденого «харлея».
– Но это невозможно! – выразила Европа решительный протест. – Он сейчас в углу!
«В углу?! Что за наказание?!» – Я проехал еще метров пять и остановился.
– В каком углу, Вера?!
– Его бабушка так называет: «медвежий угол». Папин дом в поселке «Сокол». Он по несколько дней там проводит, когда у него обострение!
– Обострение?! – Я обернулся. – Обострение чего?! Язвы желудка?!
– Ничего! – обиделась Европа. – Не твое дело чего! Просто он ни с кем не встречается.
– Вера, дорогая! Драгоценная! – Я привлек ее к себе в надежде привлечь ее внимание. – Человек умрет, если мы быстро до Аркадия Петровича не доберемся! Понимаешь ты это?!
– А я что, не человек?! – Губы у Веры задрожали. – Ты знаешь, какой он в такие дни?! Ты не знаешь, какой он…
Не закончив, Европа отвернулась. Сзади нетерпеливо засигналили. «Ты тоже, девочка, не знаешь!» – Я снова тронулся в путь-дорогу, но только теперь в четко заданном направлении.
Пробка на Тверской оказалась внушительной. Пока она проползла в горлышко Ленинградского проспекта, я успел абы как ободрить Веру и порасспросил ее о последних событиях в семье. Она сразу оживилась:
– Вообрази, Рогожин вчера явился пьяный, как заяц! Обозвал меня шлюхой, получил по морде и заявил, что переезжает!
– Далеко? – проявил я поддельный интерес.
Важно было показать Европе, что ее домашние неурядицы я принимаю, как свои собственные.
– На первый этаж! – фыркнула Вера. – Куда ж еще?! У нас только двухэтажная квартира!
– А ты?
– А я велела ему убираться к дьяволу совсем! Терпеть не могу приживалок!
– А он?
– Он побежал в кабинет, нашел в столе электрошок и поклялся меня поджарить!
– А ты?
– Я позвонила папе и пожаловалась на вопиющее поведение супруга! Вопил он, ей-ей, как баба! Тогда мой папуля попросил передать ему трубочку.
– ?!
– Не знаю, что ему там папа наговорил, только Рогожин сначала побледнел, потом позеленел, а потом повесил трубку и поднес электрошок к виску!
– И?!
– И – ничего. Я элемент питания сперла, пока он но телефону молчал.
Из-за угла выглянул памятник пролетарскому писателю Горькому. Пробка благополучно заканчивалась. Подходил к концу и рассказ Веры Аркадьевны:
– В общем, Рогожин собрал свои пожитки и пропал.
– Куда пропал?! – удивился я искренне.
– А я знаю?! – Вера изогнулась так, чтобы рассмотреть свое отражение в зеркальце «харлея», и в руке ее мелькнул тюбик с помадой. – У меня прошлым летом кулон изумрудный пропал: вот где горе-то! Сняла его, помню, в ванной. Может, он в дырочку провалился?! В эту… В отверстие для стока! Ты как думаешь?!
– Все может быть. – Я выехал на мост и включил первую скорость.
«Харлей-Дэвидсон» стал покашливать. Судя по всему, его начинала мучить жажда. Это и стрелка на приборчике подтверждала. Пришлось нам заворачивать на ближайшую заправочную станцию.
Покуда бойкий мальчуган отрабатывал свою сотню, я продолжил с Верой Аркадьевной paзговор на заданную тему:
– А что Аркадий Петрович? Он там совсем один в «углу» здравствует, когда у него приступы обострения?
– Почему один?! – возразила Европа. – С ним Хасан! Больше папа никого не желает!
– Турок?!
– Курд. Сколько себя помню, столько и его. Хасана папа в Турции из тюрьмы выкупил. От казни спас.
– Что значит «выкупил»?! – не понял я.
– За деньги, – пояснила Вера Аркадьевна. – Ты считаешь, у нас из тюрьмы человека можно выкупить, а у них – нельзя? И учти, если папе наш заезд не понравится – а так это, чувствую, и будет! – он Хасану велит тебя с лестницы спустить! Хасан, как раб лампы, все его желания исполняет!
«Джинн неразбавленный! – подумал я. – То, что надо!»
– Будь спок! – Заводя мотоцикл, я подмигнул Вере Аркадьевне. – Мы сделаем твоему отцу предложение, от которого он не сможет отказаться!
– Ты лучше мне такое предложение сделай, Угаров! Кажется, я теперь свободная женщина!
– Куда прешь?! – облаял я ни в чем не повинного водителя «Запорожца», обгоняя его по левой полосе. – Шары протри, чайник!
Поселок «Сокол» известен мне с детства. Улицы Левитана, Поленова, Врубеля, Сурикова я исходил ногами двадцать пятого размера вдоль и поперек. Гуляли мы здесь обыкновенно с женой моего экспансивного дядюшки милейшей Евгенией Ильиничной. Здесь она докучала мне строгой моралью, когда я рвал яблоки в чужих садах или штаны, сражаясь с марсианскими пришельцами из соседних подъездов. «Общество передвижников», основавших поселок, я принимал тогда за бригаду грузчиков из мебельного. Для чего грузчики писали картины, я не задумывался. У меня лично по рисованию двойка была. Теперь в поселке «Сокол» обосновались совсем другие пришельцы. Марсианами тут не пахло. Пахло тут большими деньгами.
