– Пошел вон! – раздался едва членораздельный рык.
Джейсон зарычал в ответ, щелкнув зубами в воздухе, но не на меня. Он скатился прочь и пополз по полу, порыкивая.
Я лежала на спине, боясь шевельнуться, боясь нарушить хрупкое равновесие, чтобы Джейсон не стал заканчивать начатое.
– А, блин! – произнес Кармайкл. – Ладно, люди, я сейчас вернусь, и пусть этот птичкин еще что-нибудь придумает, чтобы кто-нибудь из вас перекинулся.
И он вышел, оставив нас в безмолвии, которое сменилось низким и ровным рыком. Я поняла, что это уже не Джейсон.
Я приподнялась на локтях. Джейсон не пытался меня съесть. Ричард все еще стоял возле прутьев клетки, но у него вытянулось лицо – образовалась морда. Густые каштановые волосы удлинились. Казалось, они текут вниз, как будто растут из спины. Он держался за человеческий облик как за соломинку – тонкую сияющую соломинку.
Эдуард стоял у двери очень спокойно. Когда Ричард вдруг стал таким страшным, Эдуард даже не дернулся бежать. У него всегда были нервы стальные.
Первым в дверь вошел Титус.
– Я очень вами всеми недоволен. Кармайкл мне сообщил, что мы почти достигли цели, как вмешался вот этот вот.
Каспар глядел на Ричарда, будто никогда его не видел. Может быть, он действительно не видел получеловека-полуволка, но по его словам стало ясно, что дело не в этом.
– Маркус никогда не смог бы сделать того, что сделал ты.
– Джейсон не хотел ее трогать, – ответят Ричард. – Он хотел поступить правильно.
– Ладно, ты, птичкин, – сказал Кармайкл, – дальше что?
Я все так же сидела на полу, а Джейсон скорчился у дальней стены, покачиваясь на руках и коленях туда-сюда, туда-сюда. И тихо, порыкивающе стонал.
– Он на грани, – сказал Каспар. – Кровь столкнет его за грань. Даже вервольф альфа не удержит его при свежей крови.
Мне это не понравилось.
– Мисс Блейк, вы не подойдете к решетке?
Я подвинулась так, чтобы видеть и стонущего вервольфа, и вооруженный лагерь снаружи.
– Зачем?
– Либо вы это сделаете, либо Кармайкл всадит вам пулю. Не заставляйте меня снова считать, мисс Блейк.
– Знаете, не хочется мне к решетке.
Титус вытащил свой сорокапятикалиберный и направился к другой клетке. Эдуард спокойно сидел на полу. Я поймала его взгляд и поняла, что если мы когда-нибудь от сюда выберемся, то они все покойники. А Ричард стоял у решетки, вцепившись в нее руками.
Титус уставился на животное лицо Ричарда и присвистнул:
– Ну и ну! – И навел ствол ему в грудь. – У меня серебряные пули, мисс Блейк. Если вы звонили Гарровею, у нас все равно не осталось времени для охоты. Он не знает, где вы, так что немного времени у нас есть, но не вся ночь. Кроме того, я думаю, что этот волколак слишком опасен. Так что если вы будете продолжать меня злить, я его убью.
Ричард поглядел на меня.
– Они все равно нас убьют, так что не делай этого.
Голос его был по-прежнему таким рычащим, что у меня мурашки побежали по спине.
“Они все равно нас убьют”. Но я не могла просто стоять и смотреть, если есть возможность оттянуть неизбежное. Я подошла к решетке.
– Что дальше?
Титус не отводил дула от груди Ричарда.
– Теперь, пожалуйста, просуньте руки сквозь решетку.
Я хотела отказаться, но он уже понимал, что я не хочу, чтобы Ричарда убили у меня на глазах. И потому я ничего не сказала, а просунула руки сквозь решетку, повернувшись спиной к вервольфу. Плохо.
– Держите ее за руки, джентльмены.
Я сжала руки в кулаки, но не отдернула. Будь что будет.
Кармайкл схватил меня за левую руку, бородатый Финштейн – за правую. Я могла бы дернуться, но рука у Кармайкла была как теплая сталь. Глядя ему в глаза, я не видела там ни капли жалости. Финштейну было несколько неловко. Седой стоял с винтовкой посередине комнаты, отстраняясь от всей этой сцены. Кармайкл же наслаждался каждым ее мгновением.
Титус подошел и стал разбинтовывать мне руку. Я подавила желание спросить, что он делает, – я уже поняла. И только надеялась, что ошиблась.
– Сколько вам наложили швов, мисс Блейк?
Я не ошиблась.
– Не знаю. После двадцати перестала считать.
Он сбросил бинты на пол. Вытащив мой собственный нож, он поднял его на свет. Истинный шоумен.
Я прижалась к решетке лбом и задержала дыхание.
– Я открою вашу рану. Разрежу швы.
– Я уже догадалась.
– Отбиваться не будете?
– Делайте свое дело.
Подошел Айкенсен.
– Дайте мне. Я ей задолжал малость крови.
Титус посмотрел на меня почти так, будто просил разрешения. Я ответила как можно более безразличным взглядом. Он передал нож Айкенсену.
Тот поднес нож к первому шву на моем запястье, и я почувствовала, что у меня глаза становятся шире. Непонятно было, что делать. Смотреть – плохо, не смотреть – еще хуже. Просить их – бесполезно и унизительно. Бывают случаи, когда нет хорошего выбора.
Он разрезал первый шов. Я услышала, как он лопнул, но почему-то боли не было. Я отвернулась. Швы с треском лопались. Выдержу.
– Кровь нужна, – сказал Кармайкл.
Я поглядела и увидела, что Айкенсен поднес острие ножа к ране. Он собирался медленно вспороть рану – это должно быть больно. И я заметила, что Эдуард в своей клетке встал и смотрит на меня. Будто хочет мне что-то сказать. Взгляд его скользнул вправо.
Седой отошел подальше от этого спектакля и стоял рядом со второй клеткой. Было видно, что он готов тебя застрелить, но пыток не любит.
Эдуард глядел на меня. Кажется, я знала, чего он хочет. По крайней мере, я на это надеялась.
Мне в руку впился нож. Я ахнула – боль была острая, как всегда от поверхностной раны, но эта боль должна была быть надолго. Густой струей побежала по коже кровь. Айкенсен заглубил острие на долю дюйма, я внезапно дернула руку. Финштейн от неожиданности меня выпустил и стал ловить снова. Кармайкл сжал сильнее, и вырваться я не могла, зато могла рухнуть на пол, чтобы до руки уже нельзя было достать ножом.
Потом я стала орать и отбиваться всерьез. Если Эдуарду нужен отвлекающий маневр, я ему это устрою.
– Втроем не можете справиться с одной женщиной в клетке!
Титус подошел вперевалку и схватил меня за левую руку, запястье которой держал Кармайкл. Но правую я втянула обратно в клетку.
Финштейн топтался у решетки, не понимая, что делать. Если уж ты платишь деньги за охоту на монстров, надо лучше соображать, что делать, когда доходит до горячего. Кобура Финштейна была около решетки.
А я все орала и вопила, дергая левой рукой. Титус зажал мою руку под мышкой, прижав к своему телу. От хватки Кармайкла останутся синяки. Наконец они меня скрутили, Айкенсен приложил нож к ране и начал резать.
Финштейн наклонился, будто чтобы помочь, а я завопила и прижалась к решетке. Вытаскивать его пистолет я не стала, а спустила курок, направив кобуру ему в тело. Пуля ударила его в живот, и Финштейн повалился на спину.
Второй выстрел эхом раздался в пещере, и голова Кармайкла забрызгала Титуса с головы до ног. Мозги и кровь разлетелись по форменной шляпе.
Эдуард стоял с винтовкой у плеча, седой бесформенной кучей лежал возле решетки. Шея его торчала под странным углом, а Ричард склонился к нему, стоя на коленях. Это он его убил?
За мной послышался звук – низкий грудной вопль. Титус уже достал пистолет, все еще зажимая мою руку. Финштейн катался по полу, и до его пистолета мне было не дотянуться.
За моей спиной послышалось низкое рычание, что-то задвигалось. Джейсон вступал снова в игру. Только этого не хватало.
Титус дернул меня за руку ближе к решетке, чуть не вывернув плечевой сустав, и ткнул дулом мне в щеку. Ствол был холодным.
– Брось винтовку, блондинчик, или я нажму курок!
С прижатым к решетке лицом я не могла обернуться, но слышала, как сзади что-то ползет.
– Он перекидывается?
– Еще нет, – ответил Ричард.
Эдуард все еще держал Титуса под прицелом винтовки. Айкенсен застыл в оцепенении с окровавленным ножом.
– Брось винтовку, или ей конец!
– Эдуард!
– Анита, – ответил он. Голос его звучал совершенно обыденно. Мы оба знали, что он может завалить Титуса, но если у того дернется палец, мне тоже конец. Вот и выбирай.
– Делай, – сказала я.
Он спустил курок. Мне в лицо плеснуло кровью, и Титус привалился к решетке. Какой-то более плотный, чем кровь, ком скользнул по моей щеке. Я дышала часто и мелко. Титус сполз вниз, все еще зажимая пистолет.
– Выпусти ее, – скомандовал Эдуард.
Что-то коснулось моей ноги, я дернулась и обернулась. Джейсон схватил меня за окровавленную руку – с неимоверной силой. Он склонил голову и стал лизать кровь, как кошка сливки.
– Выпусти ее, или тебе тоже конец!
Айкенсен стоял столбом.
Джейсон лизал мне руку, лаская рану языком. Это было больно, но я подавила стон. Без звуков. Без борьбы. Он проявил чудеса силы воли, не набросившись на меня, пока я боролась с людьми у решетки. Но терпение вервольфа не безгранично.
