Эрик убрал волосы назад. Он искренне надеялся, что выбрал правильный путь, решив придерживаться своих принципов. Если он получит срок – можно попрощаться с мечтой об опеке над Ханной. Значит, получается, что он как бы жертвует одним ребенком ради другого. Это было невозможно, но и по-другому поступить он не мог. Ситуация была безвыходной, как ни крути.
Оставался только один способ все исправить.
Эрику нужно было найти того, кто убил Рене Бевильакуа.
И ему нужно было сделать это до того, как он попадет за решетку на всю жизнь…
6. Я хитёр.
□ не относится ко мне
□ относится ко мне частично
□ относится ко мне целиком и полностью
Итак.
Помните, как я сказал, что не все социопаты убийцы?
Это была правда.
И я тогда был прав.
Я тогда не лгал – впервые.
Кстати, я никогда никого раньше не убивал.
Но теперь, кажется, мне придется кое-кого убить.
Потому что я не могу отступить.
Потому что я привык получать то, что хочу.
Потому что я знаю, как получить то, что я хочу, и не собираюсь останавливаться, пока не получу то, что хочу.
Я должен победить – и я намерен победить.
К тому времени, как все кончится, многие будут мертвы, но последним в землю уйдет он.
Эрик Пэрриш.
Он доказал, что является достойным соперником. И он сражается с такой самоотверженностью, что, вероятно, я бы даже восхитился, если бы был способен на восхищение.
Но главное – ему придется уйти. И похоже, именно я должен буду заставить его это сделать. Сам.
Я чувствую себя очень уверенно.
Я знаю, что смогу сделать это.
У меня нет сомнений.
Он уже практически обречен, только пока еще не понимает этого. Он думает, что идет вперед, а на самом деле только все глубже погружается в трясину.
Он думает, что успешен, а на самом деле он неудачник.
Он хочет победить, но он проиграет мне.
Я уже привожу в движение новый план, дергаю за новые ниточки и предугадываю каждый его шаг, чтобы опередить его.
Я буду победителем в конце.
Я его уничтожу.
Я разрушу его.
И я буду достойным соперником.
Я привел в движение столько схем, протянул столько ниточек, задействовал столько людей, что всех и не знаю в лицо.
В моей жизни было так много лжи, а возможно, вся моя жизнь была ложью – не важно.
Я лгал всем. Даже вам.
Я и вас обвел вокруг пальца, прямо сейчас.
Вы увидите, что я имею в виду – когда придет время.
Когда случится моя самая большая ложь, моя самая крупная афера, когда сработает моя лучшая схема.
Будет много смертей и крови, а в конце я буду праздновать победу.
И игра наконец закончится.
А потом начнется другая.
На следующее утро Эрик стоял рядом с Полом в большом холле участка, готовясь к выходу. Два полицейских в форме негромко разговаривали о чем-то в дальнем углу, где находились столы и полки с папками разных цветов. Им пришлось потрудиться, чтобы к утру дело Эрика было готово и ему было выдвинуто обвинение в нарушении Уголовного кодекса Пенсильвании. Его сфотографировали, и хотя фотографий он не видел, он вполне мог представить себе, каким несчастным и жалким он на этих фотографиях выглядел. Подушечки пальцев ему намазали старыми добрыми чернилами – и сняли отпечатки пальцев.
Пол принес ему другую одежду, и Эрик смог переодеться: теперь на нем была свежая белая рубашка, серые слаксы и новые лоферы, так что если он и был преступником, то весьма неплохо одетым.
Пол повернулся к нему, поправляя свой темно-синий шелковый галстук, который великолепно гармонировал с серой рубашкой и очередным безукоризненно сидящим костюмом из легкой темно-серой шерсти.
– Эрик, давайте-ка поторопимся. Я припарковался прямо перед выходом, так что путь свободен. И кстати – я принес вам еще один мобильник, но если вы опять его потеряете, я вычту его стоимость из вашего пособия.
– Спасибо. – Эрик заставил себя улыбнуться.
– Я пытаюсь вас подбодрить.
– Я знаю. Я подбодрился.
Пол окинул его взглядом, сузив глаза, словно опытный портной.
– Вы чертовски хорошо выглядите. Вам отныне всегда нужно одеваться именно так.
– Я выгляжу как вы.
– Точно! – Пол хихикнул тихонько, потом его усмешка исчезла. – Пока мы не ушли – давайте выработаем план для журналистов. Они все еще здесь, и их даже больше, чем раньше…
– Подождите секундочку. А где Макс? Где они его держат?
– Я не знаю. И вас это не должно беспокоить, понятно?
– Я просто спросил. Ведь здесь только одно крыло с камерами, разве нет? Я ожидал, что они приведут его ночью, но этого не произошло. Они отправили его куда-то в колонию для несовершеннолетних или что-то в этом роде?
– Эрик, серьезно. – Пол со значением посмотрел Эрику в глаза. – Какое из слов в предложении «Макс – это не ваше дело» вам непонятно?
Эрик заставил себя произнести то, чего боялся.
– Я… просто хочу знать, жив ли он.
– О, с ним все в порядке. – Выражение лица Пола смягчилось. – Простите. Он жив.
– Они вызвали ему адвоката и оказали психиатрическую помощь?
– Понятия не имею.
– Они уже выдвинули против него обвинение?
– И снова мой ответ – не знаю. Но сомневаюсь.
– Я знаю, я понимаю, что вы хотите, чтобы мы официально отделились друг от друга, но… есть ли способ это узнать?
– Если вы будете хорошо себя вести. Может быть. – Пол закатил глаза, затем взялся за свой брифкейс. – Ну, теперь мы можем идти?
– А Ньюмайер не говорил, что он собирается делать? Он знает, вышел ли уже прокурор в суд?
– Я же вам сказал, я думаю, что, скорее всего, еще нет, но они не будут тянуть, эти змеюки.
– И как вы думаете, сколько времени это займет?
– Что?
– Сколько времени им понадобится, чтобы дойти до суда и получить приговор?
– Думаю, во вторник начнут. А к пятнице, в крайнем случае, к понедельнику все закончится.
– Так быстро?
– Да. Им нужно держать вас в напряжении. – Пол повел его к дверям. – Прокурор и Ньюмайер дают пресс-конференцию у выхода через пятнадцать минут.
– Вот как? – Эрик был удивлен, хотя и понимал, что его удивление наивно.
– Да, и я хочу увезти вас отсюда до этого. Думаю, они специально подгадали время. А как только она начнется, газетчики тут же вступят в бой.
– Как вы думаете, что он будет говорить?
– Мы послушаем в машине, Говард Стерн ведет прямой эфир. Я сказал прессе, что мы не будем делать заявления, и постарался, чтобы это стало известно всем, кто собрался сейчас около этого здания.
– Это хорошо. Я не хочу ничего говорить.
– Я так и понял, поэтому говорить буду я.
Эрик смутился.
– Мне показалось, вы сказали, что мы не будем делать заявлений.
– Нет, я сказал, что позволил им считать, что мы не будем делать заявлений. Но мы будем. То есть я буду.
– И что вы скажете?
– Пока не знаю. Что-нибудь потрясающее. Я всегда выступаю экспромтом, поэтому кажется, что слова идут прямо из сердца.
– Но ведь так и есть.
– Ну да. И плюс выглядит эффектно.
Эрик решил пропустить это мимо ушей.
– Я похож на пройдоху, но на самом деле это не так. Знаете, Эрик, Гарри Трумэн никогда не говорил: «Устройте им ад». Он говорил: «Я просто сказал им правду, а они сами решили, что это ад».
– Он такое говорил? – засомневался Эрик.
– Да. Вы что, не читали? Вам надо больше читать, Эрик. Впрочем, довольно разговаривать, давайте-ка шевелиться.
Эрик и Пол прошли через входные двери и оказались снаружи, под лучами яркого солнца. Здесь уже не было баррикад, которые могли бы защитить их от журналистов, и толпа репортеров ринулась к ним, подхватив видеокамеры, фотоаппараты, диктофоны и микрофоны и выкрикивая вопросы на ходу.
– Доктор Пэрриш, как вам удалось вчера прекратить конфронтацию? Доктор Пэрриш! Док, Якубовски ваш пациент? Вы пытались спасти его жизнь или жизни заложников? Вы знали кого-нибудь из заложников, кто-нибудь из них является вашим пациентом? Расскажите, как все произошло!
– Тихо, ребята, тихо! Прошу вас! – Пол взмахнул руками и переключил всеобщее внимание на себя. – Я Пол Фортунато, и я бы хотел сделать небольшое заявление вместо моего клиента, доктора Эрика Пэрриша. Поступки говорят лучше любых слов, а вы собственными глазами видели, что сделал вчера вечером доктор Пэрриш. Вы видели, как он вбежал в торговый центр во время захвата заложников, который, по непроверенным данным, устроил Макс Якубовски, а потом вы видели, как были освобождены взятые в заложники дети, как они, счастливые и свободные, бежали к своим родителям, в их любящие объятия. А после этого вы видели, как доктор Пэрриш вывел мистера Якубовски из торгового центра и мистер Якубовски добровольно сдался полиции.
Эрик обратил внимание на то, как вдохновенно Пол говорил о его роли – и при этом подчеркнуто отделял его от Макса и даже не упоминал о помощи ему.
