Как ни странно, я не стараюсь отвести глаза от надписей и говорящих цифр, высеченных на надгробиях, – дата рождения покойного и дата его… упокоения.
Если цифры складываются в число сорок семь, что с того? С днем рождения, Джек!
На каждого это сваливается по-своему и в свое время. Семнадцать дней спустя после смерти Джимми Стомы его сестра наконец осознала ужасную правду. Дженет преклоняет колени у свежей могилы перед новеньким блестящим памятником.
Эмма в недоумении, а вот я, кажется, начинаю что-то понимать. Джимми больше нет, нет даже его смертной плоти, и нет в мире такого места, где Дженет может о нем скорбеть.
Она говорит:
– Помнишь его, Джек? Такой милый человечек?
– Конечно.
На памятнике выбито «Юджин Марвин Брандт» – вот, значит, где покоится поставщик медикаментов в своих тапочках для гольфа. «Мой Джин», звала его жена.
Тогда я подумал, что это наглость со стороны Дженет Траш – так вести себя на церемонии прощания. И помнится, меня всего передернуло, когда она попросила меня встать рядом с ней у открытого гроба старика.
Но теперь та сцена вовсе не кажется мне извращением. Вскоре ее брату предстояло стать пеплом, и Дженет знала, что ей придется скорбеть над пустотой. Ей нужно было особое место, куда она могла бы приходить, сублимированная могила – и она выбрала Юджина Марвина Брандта. Мне кажется, я ее понимаю.
А может, и нет.
– О, Джек, я совершила ужасную вещь!
И она разражается сейсмическими рыданиями. Эмма обнимает ее за плечи.
– Самую… ужасную… вещь… за всю… свою… чертову жизнь! – выдавливает Дженет сквозь слезы.
– Все хорошо, все хорошо, – успокаивает ее Эмма.
– Нет. Не хорошо. Совсем не хорошо.
Я подхожу ближе:
– Расскажи, что случилось.
– Мне так стыдно перед Герти.
– Кто это? – мягко спрашивает Эмма.
Я киваю на памятник:
– Миссис Брандт, – шепчу я Эмме.
Эмма нагибается к Дженет:
– Вам обеим сейчас плохо, тебе и Герти. Вы обе потеряли близких людей.
– Ты еще не понял, Джек? – Дженет поворачивается ко мне, ее щеки блестят от слез. – Джек, я сделала ужасную вещь.
Теперь уже я ничего не понимаю. Сестра Джимми встает с травы, оправляя вылезшие трусики.
– Я видела передачу про реинкарнацию по каналу «Третий глаз», – говорит она. – И там говорили, что, возможно, это не срабатывает, если в могиле нет тела. И чем больше я об этом думала, тем больше хотела, чтобы у Джимми был шанс, понимаете? Шанс вернуться в шкуре дельфина или летучей рыбы. Ну или кем там ему суждено.
– Дженет, что ты такое говоришь? – Пальцы Эммы впиваются мне в локоть.
– Понимаете, Клио знала. Она знала, что Джимми хотел, чтобы его кремировали.
– Очень удобно для нее, как оказалось.
– Джек, я люблю своего брата и уважаю его желания, но я была не готова. Клио так торопила события, так спешила с кремацией… И я почувствовала – что-то здесь не так. И потом, я не была готова с ним проститься. – Дженет размахивает руками, как будто перемешивает салат «Цезарь». – А Клио было плевать на мои чувства. Она мне даже не перезванивала.
– И что ты сделала? – нежно спрашивает Эмма.
– Ужасную вещь. – Дженет глубоко вздыхает и вся содрогается при выдохе. С грустью она смотрит на памятник Юджину Марвину Брандту. – Я поменяла бирки, – говорит она.
– Что?!
– В тот день в похоронном бюро, когда ты почти упал в обморок и вышел на воздух, помнишь? Ну вот, я тогда вернулась, чтобы положить пластинку «Дорз» Джимми в гроб, – и тогда-то я и поменяла бирки. Когда прощание с Джином закончилось, его поставили в заднюю комнату, рядом с Джимми. Я все спланировала. Это ведь ужасно?
Это ужасно. Меня распирает от желания заключить ее в объятия – вот насколько это ужасно. Я хочу вальсировать среди могил, обняв одной рукой Эмму, а другой – Дженет.
– Джек, что за бирка? – спрашивает Эмма.
– Ну, в похоронной конторе на гробы, которые должны отправиться в крематорий, цепляют такие специальные бирки.
– О-ох.
– Я в полном дерьме, да? – спрашивает Дженет.
И мы все одновременно поворачиваемся и смотрим на надгробие. Стоим плечом к плечу под полуденным августовским солнцем, и наши тени – словно три голубя, сидящие на проводе. Рубашка у меня на спине мокрая от пота, а у Дженет запотели стекла очков. Одна Эмма свежа как огурчик. Я держу ее за руку – нет, я стискиваю ее руку.
– Так, давайте еще раз проясним ситуацию. – Я стараюсь не показать восторга. – Юджин Марвин Брандт, упокой Господь его душу, на самом деле вовсе не лежит под сим камнем.
– Не-а, – уныло признает Дженет.
– Значит, тут, – я показываю на могилу суровым и сдержанным (как я надеюсь) жестом, – покоится твой брат Джеймс Брэдли Стомарти.
– Ага, – отвечает Дженет. – Вот уже две недели. Думаю, ему хватило времени.
– Для чего?
– Чтобы реинкарнироваться, без забот и хлопот.
– Но хватило ли времени тебе? Ты готова его отпустить? – спрашивает Эмма.
Сестра Джимми кивает:
– Да, готова. После того, что вы, ребята, рассказали мне про Клио, я более чем готова. – Она надувает из жвачки огромный пузырь и тычет его блестящим ногтем. – Мне так плохо. Беднягу Герти хватит удар.
Эмма держится как гранит – должно быть, это воспитание школы медсестер.
– Чем тебе помочь? – спрашивает она сестру Джимми.
– Помогите мне засадить эту шлюху за убийство. И напишите об этом в газете. – Дженет гневно сопит. – Джек, ты мне как-то говорил, но я забыла – кому я должна позвонить?
– Чтобы провели вскрытие?
– Ну, само собой. – Ей даже удается рассмеяться. – Мой брат всегда эффектно выходил на бис.
Татуированная анаконда Джимми Стомы была уничтожена моим приятелем Питом, патологоанатомом. Это случилось почти год назад, после того как двухтонный экскаватор вскрыл по постановлению суда могилу Юджина Марвина Брандта. Там находился гроб с телом Джимми Стомы, как и обещала его сестра.
Несмотря на адвокатов Клио, с пеной у рта заявлявших протесты, суд вынес решение провести официальное вскрытие. Один Y-образный надрез – и змееносной искусительницы на груди Джимми не стало. «Произведение искусства, – с грустью говорил мне впоследствии Пит. – Я словно поднял мачете на Моне». Он добросовестно исследовал внутренности Джимми, собирая урожай внутренних тканей крошечными кусочками, точно для сасими. Ценная находка поджидала его в печени: бенадрил, обычное средство от простуды и аллергии, продается без рецепта. Двух капсул достаточно, чтобы погрузить взрослого человека в глубокий сон. Клио не собиралась рисковать. Она всыпала в похлебку Джимми содержимое по крайней мере двадцати капсул – этого бы хватило, чтобы вырубить бизона. А затем позвала мужа на палубу обедать. После чего он нацепил акваланг и прыгнул с яхты. Пит сказал, что, скорее всего, Джимми отрубился минут через двадцать, впал в каталептический сон и вода неспешно носила его тело по песчаному дну.
Капсулы бенадрила были куплены – вместе с жевательной пастилой «Сладкие щечки» и раствором для обесцвечивания волос – в аптеке на Силвер-Бич, в двух кварталах от квартиры Клио. Сначала Клио заявила, что кто-то подделал ее подпись на чеке. Но завела совсем другую песню, когда прокурор Рик Таркингтон сообщил, что может предоставить свежий образец ее подписи на меню из кафе. Певица дала автограф фанату, известному как Чак и выдававшему себя за разносчика заказов.
К моему удивлению, Клио позвонила мне однажды вечером, до того как ей было предъявлено обвинение. Она решила развеяться в полном одиночестве в «Туда-Сюда». Я взял с собой Карлу Кандиллу – чтобы повеселилась и заодно стала свидетельницей.
Вдова была уже тепленькая, когда мы пришли. В ней мало чего осталось от гламурной поп-звезды. Короткие волосы торчали бесформенным ежиком в стиле «унисекс», а на мрачном лице проступали какие-то пятна. В свете стробоскопа ее запущенный загар приобрел зеленоватый болезненный оттенок. Да, не очень-то походишь в спа-салоны и парикмахерские, когда тебя подозревают в убийстве.
Мы прошли за ней в одну из приватных комнат клуба. Клио стрельнула сигаретку «Силк Кат» у Карлы и сказала:
– Мои адвокаты станут рвать и метать, если узнают, что я была здесь.
– Почему? Вы собираетесь во всем сознаться? – Я с готовностью выложил блокнот на стол.
Клио сморщила нос и нагнулась поближе ко мне:
– Что это у тебя за духи?
– Ваш любимый запах.
Он называется «Тимберлейк». Мы с Карлой проторчали целый час в отделе мужского парфюма в «Бёрдинс», пока его нашли.
– Все ваши приятели им пользовались, – сказал я Клио. – Лореаль. Джерри-горилла. Вы даже полили им Джимми в гробу.
– Что я люблю – мое дело, – ответила она, – но от тебя несет так, что мухи дохнут.
Карла хихикнула. Что ж, этого и следовало ожидать.
