Придет же в голову такая чепуха!
Пэт спустилась в кухню, приготовила омлет, кофе, тост и заставила себя поесть.
Кухня казалась удивительно теплой и уютной. Должно быть, они с родителями часто ужинали здесь. Кажется ей или у нее действительно сохранилось смутное воспоминание о том, как она сидела здесь, уютно устроившись на отцовских коленях? Вероника показывала ей их последнюю рождественскую открытку. На обороте было написано: «Дин, Рени и Кэрри». Пэт произнесла имена вслух: «Дин, Рени и Кэрри» — и у нее появилось ощущение, что в ритмике этой фразы есть какая-то неправильность.
Она ополоснула тарелки и поставила их в сушилку, намеренно оттягивая минуту, когда придется выполнить еще одну неприятную обязанность. Нужно внимательно прочесть газетную статью и выяснить, нет ли там новых неизвестных ей фактов о деле Дина и Рени Адамс.
Газета по-прежнему лежала на письменном столе в библиотеке. Пэт открыла разворот и заставила себя внимательно изучить каждую строчку текста. Многое она уже знала, но боли это не притупило… «На пистолете нашли отпечатки пальцев обоих супругов… Дин Адамс мгновенно скончался от пулевой раны во лбу… Рени Адамс, возможно, прожила еще несколько минут…»
Одна колонка была уделена сплетням, которые соседка с наслаждением пересказывала на вечере у посла: их брак, вне всяких сомнений, оказался несчастливым. Рени убеждала мужа уехать из Вашингтона, она с величайшим пренебрежением относилась к его работе, к непрерывной череде приемов и официальных церемоний, она ревновала мужа ко всем женщинам, которым он оказывал внимание…
Цитата из высказываний соседей: «Она была буквально одурманена им, а он не производил впечатление человека, отличающегося постоянством».
Ходили упорные слухи, что из пистолета стреляла Рени, а не Дин Адамс. Мать Рени пыталась прекратить эти разговоры. «Это не тайна, — заявила она на дознании, — это трагедия. Всего за несколько дней до убийства дочь сказала мне, что собирается вернуться с Кэрри домой и хлопотать о разводе. Думаю, это решение подтолкнуло его к насилию».
«Может быть, она и права, — подумала Пэт. — Я помню, как споткнулась о тело. Но почему я так уверена, что это была мама? А уверена ли я?»
Пэт стала разглядывать любительские снимки, которыми пестрила вторая страница. Виллард Дженнингс так похож на профессора! Кэтрин Грэни говорила, что он хотел уйти из конгресса и стать ректором колледжа. А Абигайль в молодости была ослепительно прекрасна. Среди фотографий Пэт обнаружила один нечеткий снимок. Она несколько раз возвращалась к нему, даже передвинула газету, чтобы на него падал свет.
Довольно неумелый снимок был сделан на пляже. Отец, мать и Абигайль в компании с двумя незнакомыми людьми. Мать поглощена книгой. Два незнакомца лежат на подстилках с закрытыми глазами. Камера захватила врасплох Абигайль и отца. Они сидели рядом и смотрели друг на друга. Что-то в позах, в выражении лиц неопровержимо свидетельствовало об их близости.
Пэт достала из стола увеличительное стекло и поднесла его к фотографии. Теперь она разглядела восхищение на лице Абигайль. Во взгляде отца читалась нежность. Их руки соприкасались.
Пэт сложила газету. Что значит эта фотография? Обычный флирт? Отец пользовался у женщин успехом и, вероятно, поощрял их внимание. Абигайль была прекрасной молодой вдовой. Наверное, за этим не кроется ничего серьезного.
В расстроенных чувствах Пэт всегда обращалась к музыке. Она перешла в гостиную, воткнула в розетку вилку от елочной гирлянды и, повинуясь внезапному порыву, выключила верхний свет. Потом села за рояль и некоторое время перебирала клавиши, пока не перешла к нежной мелодии «Патетической» Бетховена.
Сэм сегодня снова стал самим собой, таким она и помнила его — сильным и уверенным. Ему нужно время. Как и ей. Два года назад они чувствовали себя надломленными и виноватыми, но теперь все может пойти по-другому.
Отец и Абигайль Дженнингс. Что их связывало? Была ли она просто очередным его увлечением в веренице других? Отец слыл сердцеедом. А почему бы и нет? Красивый притягательный мужчина. Да и все популярные молодые политики того времени вели себя подобным образом. Взять хотя бы Кеннеди…
Элеонор Браун. Сумел ли адвокат добиться, чтобы ее отпустили под залог? Сэм так и не позвонил. «Элеонор невиновна, — говорила себе Пэт, — я уверена».
Теперь она играла «Грезы любви» Листа. Лист и Бетховен. Она неосознанно выбрала эти пьесы и в прошлый вечер. Может быть, их любила мама? Вероятно, она чувствовала себя так же — тоскливо и одиноко.
«Рени, выслушай меня. Прекрати играть и послушай». — «Я не могу. Оставь меня в покое». Голоса. Его — встревоженный и нетерпеливый, ее — подавленный.
Они так часто ссорились, думала Пэт. А после ссор мама играла часами. Но иногда, в хорошем настроении, она сажала меня рядом на скамеечку и говорила: «Нет, Кэрри, вот так. Поставь пальчики сюда… Она умеет находить ноты, которые я напеваю! У девочки врожденный слух!»
Руки Пэт сами открыли Мендельсона. «Опус 30, номер 3». Еще одна пьеса, навеянная страданием. Она встала. Хватит на сегодня музыки. Слишком много призраков живет в этой комнате.
Сэм позвонил как раз в тот момент, когда она поднималась по лестнице.
— Элеонор пока не выпустят. Боятся, что девушка снова сбежит. Похоже, человек, с которым она жила, подозревается в нескольких убийствах в доме для престарелых.
— Сэм, я не могу вынести мысли, что Элеонор снова в тюремной камере!
— Фрэнк Кроули, адвокат, которого я к ней послал, считает, что она говорит правду. Утром он получит судебную стенограмму. Мы сделаем для нее все, что сможем, Пэт. Хотя, боюсь, этого будет недостаточно… Как ты?
— Как раз собираюсь на боковую.
— Двери заперты?
— На засов и два замка.
— Хорошо. Пэт, у нас позади тяжелый день, пора расслабиться. Завтра вечером в Белом доме прием для узкого круга лиц. Президент сделает важное сообщение. Твое имя есть в списках приглашенных. Я проверил.
— Сэм, ты думаешь?..
— Я точно не знаю. Готов поставить на Абигайль, но президент ведет чертовски осторожную игру. Секретная служба до сих пор не взяла под охрану ни одного из возможных претендентов. А это можно расценить как намек. Насколько я понимаю, президент собирается держать всех в неведении до последней минуты. Но кого бы он
