дорогая Клео, я только что услышал о решении присяжных. Мое сердце разрывается. Писать эти слова тяжело, но я хочу, чтобы они дошли до тебя к концу дня. Я знаю, не сомневаюсь ни секунды, что ты невиновна. Я никогда не смогу понять, насколько разрушительным был для тебя этот момент. Я люблю тебя. Не обязательно знать человека долгое время, чтобы сказать это и думать так. И я говорю это серьезно.
Хотя я принял решение не приходить в суд, я следовал за тобой на протяжении всего этого испытания, и я так горжусь твоим мужеством! Когда я, сидя там, давал показания, мне пришлось использовать каждую унцию силы воли, чтобы не потянуться к тебе, не броситься к тебе, не заключить тебя в объятия. Я не пришел навестить тебя в тюрьме, мне просто не хватило мужества, потому что я знал, что между нами будет преграда, и я боялся, что не смогу быть таким сильным, каким тебе нужно было меня видеть. Прости меня за то, что я подвел тебя.
Я не могу предсказать будущее – наше будущее, но очень надеюсь, что когда-нибудь у нас появится еще один шанс быть вместе. Ты через столько прошла и выжила… Это дар, который может помочь тебе продолжать выживать и даже найти способ преуспеть перед лицом этого испытания. Ты мое вдохновение, Клео, и, хотя физически я не рядом, я навечно сохраню тебя в своем сердце. Люблю навсегда, Сэнди».
Дункан Макмиллан, интервьюер: Вы помните, что вы почувствовали, когда прочитали это?
Клео Рэй: Письмо заставило меня осознать всю силу его боли. Я пропустила ужин, осталась в камере. Лети принесла мне кисло-сладкий рулет и яблоко. И я с горечью осознала, что на следующий день потеряю ее. Она сказала: «Хочешь, я украду упаковку пива и вернусь сюда, чтобы составить тебе компанию?» Она такая милая!
Знаете, что странно? В ту ночь, после того как меня признали виновной и я получила письмо от Сэнди, я спала как убитая. Такого не случалось ни разу за все время, что я провела в окружной тюрьме.
Дункан Макмиллан, интервьюер: Потому что все решилось и не было неопределенности?
Клео Рэй: Наверное, так и есть. Я знала, что следующий день будет последним, когда мне придется выступить перед миллионом людей и беспокоиться о каждом жесте, о выражении лица, о том, чтобы быть уместной и не сотворить глупость – нечто неосмотрительное, что вызовет катастрофу в Twitter. Я была так измучена… Я просто хотела спать.
Джейк Кроу, репортер Inyo Register: Штат разрешает обвиняемой, ныне осужденной преступнице, сделать заявление в суде при вынесении приговора и/или попросить свидетелей выступить от ее имени. У обвинения также есть возможность вызвать свидетелей, чтобы они высказались о том, почему судья не должен проявлять никакого снисхождения.
В последний день этой драмы суд как всегда был переполнен, а на улице толпилось даже больше людей, чем обычно. У них оставался последний шанс принять участие в крупнейшем за несколько поколений событии в округе Инио, дабы иметь возможность сказать: «Я был на процессе по делу об убийстве, совершенном инфлюэнсером».
СУДЬЯ: В данный момент, до вынесения приговора мы заслушаем заявление отца жертвы. Сэр, вы можете адресовать свое заявление суду или обвиняемой, как сочтете нужным.
Мистер ТИТУС ОЛДЕН: Благодарю вас, ваша честь. Меня зовут Титус Олден, а жертва, Ребекка – мы звали ее Бек – была нашей дочерью. Нашей единственной дочерью, нашим единственным ребенком.
Рубен Джефсон, второй адвокат защиты: Мистер Олден повернулся к Клео и пристально посмотрел на нее. К чести Клео, она не отвела глаза. Она встретила его тяжелый взгляд и ответила сочувствием. Единственный раз она отвернулась, чтобы вытереть слезы.
Мистер ТИТУС ОЛДЕН: Мы не только потеряли нашу дочь, но и вынуждены были неделями сидеть здесь и выслушивать ее самые сокровенные тайны и мысли, выставленные на всеобщее обозрение. И она не присутствовала при этом, чтобы объясниться или защититься. Всем ее словам был придан смысл, соответствующий тому, во что адвокаты защиты хотели заставить вас поверить, и они выставили ее ужасным человеком. Они обвинили ее в шантаже, физическом насилии, мстительности и злобе. Много раз мне приходилось спрашивать себя: кого здесь судят? Потому что наша дочь не была ни тем, ни другим. Она была хорошей, нежной и заботливой, она была замечательным человеком. Почему же защита не упомянула об этом? Почему не говорила что-нибудь о ее хороших качествах?
Ее матери и мне пришлось сидеть здесь и слушать, как эти люди снова и снова оскорбляют нашу дочь, чтобы оправдать действия своего клиента. Это был отвратительный и приводящий в ярость опыт, и он только усилил нашу боль. Чудилось, что Бек снова убивают, но на этот раз бросили в пучину ее образ. Нашу милую и красивую девочку оклеветали в этом суде, и ее память запятнана навсегда. Почему? Из-за юридической тактики, чтобы выиграть судебное дело. И это позор. Позор!
Титус Олден: Если честно, я не помню, что говорил. Я не смотрел видео и не читал об этом после. Я позволил своему сердцу выплеснуть накопившиеся чувства, а затем сел на свое место.
Самсон Гриффит: Мистер Олден не ошибся. Так работает система. Я никогда не считал, что Бек была плохим человеком, думаю, что и большинство людей так не считали. Но она знала, что делала, когда пошла навестить Спарсера в тюрьме, а затем хотела использовать это против Клео.
Рубен Джефсон, второй адвокат защиты: Мать Клео захотела выступить до вынесения приговора. Вы можете себе представить, как это заставило нас нервничать, учитывая их семейную историю и практически несуществующие отношения матери и дочери. Но Эльва заранее написала Клео письмо, и та сообщила нам, что не против, если ее мать сделает заявление. Она хотела, чтобы ей дали шанс высказать свое мнение.
Мисс ЭЛЬВА ГРИФФИТ: Здравствуйте, меня зовут Эльва Гриффит, а Мэри Клэр – моя дочь. Как вы уже знаете, мы с мужем не были близки с нашей дочерью и почти не общались около десяти лет. Многое из нашей семейной истории всплыло на этом процессе и в средствах массовой информации, нет необходимости возвращаться к этому сейчас. Мы присутствовали на суде каждый день, потому что это наша дочь, и мы бы отправились на край света, лишь бы стоять рядом с ней в трудную минуту. Она от всего сердца сказала нам,
