Опять наступила тишина, и Гарви крикнул:
– Даю вам пять минут, полковник.
– Нам надо спрятаться, – тихо сказал Штайнер Девлину. – Внутри ризницы нам будет лучше, чем здесь.
– Надолго ли? – спросил Девлин.
Раздался тихий скрип, и Девлин, напрягая глаза, увидел, что кто-то стоит у входа в ризницу, там, где угрожающе болталась выломанная дверь. Знакомый голос позвал:
– Лайам!
– Господи, – сказал Девлин Штайнеру. – Это Молли. Откуда, черт побери, она взялась? – Он подполз к ней и через мгновение вернулся. – Пошли! – сказал он, подхватив Риттера под левую руку. – Лапочка нашла нам выход. Воспользуемся им, пока парни наверху ждут.
Они проскользнули в тени, поддерживая Риттера с двух сторон, и проникли в ризницу. Молли ждала около потайной панели. Когда они вошли, она заперла дверь и повела их по лестнице к туннелю.
Было очень тихо, когда они вышли в холл дома священника.
– Что дальше? – спросил Девлин. – Нам далеко не уйти с Риттером в таком состоянии.
– Машина отца Верекера стоит во дворе за домом, – сказала Молли.
А Штайнер, вспомнив что-то, сунул руку в карман:
– Ключи-то у меня.
– Не валяйте дурака, – сказал ему Риттер. – Не успеете включить мотор, как рейнджеры облепят вас, как пчелы.
– За домом есть ворота, – сказала Молли. – И колья в изгороди. Мы можем толкать этот маленький «моррис» сотни две ярдов. Пустяки.
Они были уже у края первой лужайки на расстоянии полутора сотен ярдов, когда в церкви возобновилась стрельба. Только тогда Штайнер запустил мотор и рванул на огромной скорости по колеям через поле, следуя указаниям Молли, до самой дороги вдоль берега.
После того как панельная дверь в ризнице закрылась с тихим щелчком, в часовне Богородицы что-то задвигалось – это встал Артур Сеймур, которому удалось освободить руки. Он тихо прошел по северному проходу, держа в левой руке моток веревки, которой Престон завязал ему ноги.
Было совсем темно, светились только свечи у алтаря и лампа в ризнице. Сеймур наклонился, чтобы убедиться, что Престон еще дышит, поднял его и перекинул через свое мощное плечо. Затем повернулся и пошел по центральному проходу к алтарю.
Гарви начал беспокоиться. Внизу в церкви было так темно, что он ни зги не видел. Он щелкнул пальцами, чтобы ему дали полевой телефон, и сказал Кейну, который находился у ворот в машине:
– Тихо, как в могиле, майор. Мне это не нравится.
– Дайте очередь. Посмотрите, что будет, – ответил Кейн.
Гарви просунул дуло автомата в окно и дал очередь. Ответа не было. Вдруг солдат справа схватил его за руку.
– Там внизу, сержант, у амвона. По-моему, кто-то движется.
Гарви рискнул включить фонарь. Молодой солдат закричал от ужаса. Гарви быстро осветил фонарем южный проход и сказал в полевой телефон:
– Не пойму, что тут делается, майор, вы уж лучше сами загляните туда.
Минуту спустя автоматная очередь разбила замок входной двери, и она с грохотом подалась. В церковь стремительно вошли, держа оружие наготове, Гарри Кейн и дюжина рейнджеров. Но ни Штайнера, ни Девлина не было. Только Артур Сеймур, стоя на коленях в первом ряду, при неровном свете свечей неотрывно смотрел в чудовищно распухшее лицо Престона, повешенного перед распятием.
Для своих личных нужд премьер-министр занял в Мелтам Хаузе библиотеку, выходящую на заднюю террасу. Когда Гарри Кейн вышел от него в семь тридцать, его уже ждал Конкоран:
– Как он?
– Очень заинтересовался, – сказал Кейн. – Хотел услышать все про сражение. Похоже, Штайнер его очаровал.
– И всех нас. Что мне хотелось бы знать, это где сейчас этот проклятый человек и этот ирландский негодяй.
– Во всяком случае, не близ коттеджа, в котором он жил, можете быть спокойны. Как раз перед тем, как я вошел в дом, Гарви доложил мне по радио, что когда они поехали проверить девлиновский коттедж, то обнаружили там двух инспекторов из спецуправления, которые его ждали.
– Господи боже мой, – сказал Конкоран. – Как, скажите на милость, они вышли на него?
– Какое-то полицейское расследование. Во всяком случае, маловероятно, что он появится там. Гарви оставил там на приморской дороге несколько засад, и сейчас ничего другого мы сделать не можем, пока не подойдет подкрепление.
– Оно подходит, друг мой, поверьте мне, – сказал Конкоран. – С тех пор как вы починили телефон, у меня было несколько долгих разговоров с Лондоном. Не пройдет и двух часов, как весь Северный Норфолк будет заблокирован. К утру большая часть этого района будет фактически на военном положении. И это положение не отменят, пока не поймают Штайнера.
Кейн кивнул.
– Нет сомнения, что он не окажется вблизи премьер-министра. Мои люди стоят у его дверей, у террасы и не меньше двух дюжин в саду с автоматами. Лица их покрыты черным кремом. Я им ясно приказал сначала стрелять. О несчастных случаях поговорим потом.
Открылась дверь, и вошел молодой капрал, держа в руке листки машинописного текста:
– У меня окончательные списки, если вы хотите их посмотреть, майор.
Он вышел, и Кейн пробежал глазами первый листок.
– Они предъявили тела немцев отцу Верекеру и некоторым жителям деревни.
– Кстати, как он? – спросил Конкоран.
– Сотрясение мозга, но в остальном вроде в порядке. По их показаниям, все налицо, кроме Штайнера, его заместителя Нойманна и, конечно, ирландца. Остальные четырнадцать погибли.
– Но как же, черт возьми, они скрылись, вот что мне хотелось бы знать.
– Да они разбили дверь в ризницу, чтобы спрятаться от выстрелов Гарви и его людей. Моя версия такая: когда Памела и эта девушка Прайор пошли через туннель в дом священника, они так спешили, что не заперли как следует потайную дверь.
Конкоран сказал:
– Как я понимаю, эта молодая особа Прайор оказывала негодяю Девлину повышенное внимание. Вы не думаете, что она могла как-то быть связана с этим делом?
– Не думаю. По словам Памелы, девушка горько сокрушалась по поводу всего.
– Еще бы, – сказал Конкоран. – Ну а какие потери с вашей стороны?
Кейн посмотрел на второй листок:
– Включая Шафто и капитана Мэллори, двадцать один убит, восемь ранены. – Он покачал головой: – Из сорока. Большой будет шум, когда дело станет известно.
– Если станет известно.
– Что вы хотите сказать?
– Лондон уже дает ясно понять, что это дело не должно иметь огласки. С одной стороны, не хотят пугать людей. Но с другой стороны, вы подумайте, что произошло: немецкие парашютисты спрыгивают на Норфолк, чтобы захватить премьер-министра! И почти что осуществляют свою цель! Это довольно страшно. А что это за Британский свободный корпус? Англичане – эсэсовцы! Представляете, как бы это выглядело в газетах? – Он вздрогнул. – Я бы этого проклятого человека повесил своими руками.
– Понятно.
– А теперь посмотрите на все с точки зрения Пентагона. Ударная американская часть, элита из элит, в боях с горсткой немецких парашютистов несет семидесятипроцентные потери.
– Не знаю, – покачал головой Кейн. – Это значит, что масса людей должна молчать.
– Идет война, Кейн, – сказал Конкоран. – А в военное время людей можно заставить делать, что им велят. Это просто.
Дверь открылась, и появился молодой капрал:
– Лондон снова на проводе, господин полковник.
Конкоран поспешно вышел. Кейн, выходя за ним, закурил сигарету и прошел мимо охраны. Он спустился по ступенькам и прошелся по террасе. Шел сильный дождь, было очень темно. В воздухе чувствовался запах тумана. Может, Конкоран прав? Возможно, и так. Мир во время войны достаточно сумасшедший, чтобы поверить чему угодно.
Кейн спустился в сад, и в то же мгновенье чья-то рука схватила его за горло, а в спину уперлось колено. Тускло блеснул нож. Кто-то спросил:
– Кто такой?
– Майор Кейн.
Фонарик вспыхнул и погас.
– Простите, сэр, капрал Бликер.
– Вы должны быть в постели, Бликер. Как глаз?
– Пять швов, майор, но все обойдется. С вашего позволения, сэр, я пойду.
Он растворился в темноте, а Кейн остался стоять, широко открыв глаза.
– Никогда до конца своих дней, – тихо сказал он себе, – я даже и не начну понимать людей, своих соплеменников.
* * *
По сводке погоды на всем Северном море вплоть до утра был ветер три-четыре балла со шквалами дождя и морским туманом.
Торпедный катер шел хорошо, и к восьми часам прошел минные поля и вошел в главный прибрежный судоходный проход.
За штурвалом стоял Мюллер. Кениг, подняв голову от лоции, на которой он тщательно проложил последний участок их курса, сказал:
– Мы в десяти милях восточнее Блэкни Поинт, Эрих.
Мюллер кивнул, напряженно всматриваясь в темноту:
– Этот туман не в нашу пользу.
– Ну, не знаю, – ответил Кениг. – Может, порадоваться ему, пока операция не кончится.
Дверь с грохотом отворилась, и вошел ведущий радист Тойзен. Он подал радиограмму.
