Босх повернулся к Грене. Полицейский капитан был в черной куртке из мягкой кожи; из-под левой манжеты виднелся золотой «Ролекс».
— Для начала мне хотелось бы знать, что вы тут делаете, сеньор Босх. Ведь не ради же корриды вы сюда приехали. Почему вы все еще в городе? Опознание сеньора Гутьереса-Лосы официально завершено, так что же удерживает вас? Почему вы заставляете следователя Агильо тратить на вас время?
Босх не собирался откровенничать с капитаном, но не мог подвергать Агильо опасности. Сам он, так или иначе, уедет, а вот Карлос — останется.
— Я собирался уехать завтра утром, — сказал он. — Моя работа действительно закончена.
— Не лучше ли вам уехать сегодня вечером? Чем раньше в путь, как говорится, тем приятней дорога…
— Возможно.
— Вижу, вы меня поняли. Кстати, мне звонил некий лейтенант Паундс из вашего полицейского управления. Он очень заинтересован в вашем скорейшем возвращении, сеньор Босх, и просил сообщить вам об этом. Почему ваш лейтенант так волнуется?
Босх посмотрел на Грену и покачал головой:
— Не знаю. Об этом нужно было спросить у него.
Последовало долгое молчание. Грена смотрел на арену, и Босх тоже повернул голову в ту сторону. Он увидел, как Сильвестри, изящно взмахнув мулетой, отводит от себя смертоносные рога.
Грена следил за уверенными движениями матадора и улыбался. С такой улыбкой, должно быть, Тед Банди[11] смотрел на девушек в университетских городках.
— Вы знаете, в чем смысл «искусства плаща»?
Босх не ответил. Мужчины пристально смотрели друг на друга. С лица капитана не сходила чуть заметная улыбка.
— El arte de la muleta, — проговорил Грена. — Самое главное в нем — обман. Это искусство выживать, Босх. Матадор использует мулету, чтобы обмануть смерть и направить ее туда, куда он хочет. Но матадор должен быть смел и не терять присутствия духа в считанных сантиметрах от рогов, несущих ему гибель. Чем ближе смерть, тем больше отваги требуется от тореро. Он не вправе выказать страх, иначе он поддастся ему, а поддаться — значит проиграть и погибнуть. Это подлинное искусство, дружище.
Как бы в подтверждение своих слов капитан кивнул. Босх молча смотрел на него. На лице Грены снова появилась откровенная, широкая улыбка. Повернувшись, чтобы отпереть дверь, он сказал:
— Счастливого пути, детектив Босх. Сегодня вечером, да?
Гарри промолчал, и дверь за капитаном закрылась. Босх задумался, но его внимание привлек неистовый рев трибун. Сильвестри опустился на одно колено в самом центре арены, заставляя быка атаковать его. В таком положении он оставался до того момента, когда бык, казалось, вот-вот подденет его на рога, и только в последний миг плавным, выверенным движением матадор повел мулетой в сторону. Свирепое животное пронеслось в нескольких дюймах от матадора, не задев его. Это выглядело великолепно, и трибуны ликовали.
Незапертая дверь отворилась, и в ложу вошел Агильо.
— Чего хотел капитан? — спросил он, прищурившись, но Босх не ответил. Поднеся к глазам бинокль, он еще раз проверил ложу Эль-Папы. Зорилло там не было, но в полутьме его ложи Босх увидел капитана Грену, взиравшего на него с холодной улыбкой.
Сильвестри прикончил быка одним ударом шпаги, неуловимым движением вогнав ее между лопаток и пронзив сердце. Смерть наступила мгновенно, и Босху показалось, что по суровому лицу тореро скользнула тень разочарования. В этот раз его сноровка не пригодилась.
Рев на трибунах стоял оглушительный; он не ослабевал ни на секунду, пока Сильвестри обходил арену по кругу, подняв в приветственном жесте руки. Цветы, подушки, женские туфельки на высоких каблуках дождем сыпались на арену, и тореро купался в волнах всеобщей любви и поклонения. Из-за шума Гарри не сразу услышал, как у него на поясе настойчиво заверещал пейджер Рамоса.
Около девяти вечера Босх и Агильо свернули с авениды Кристобаль Колон на кольцевую автостраду, идущую вдоль международного аэропорта Родольфо Санчес Табоада. Дорога огибала несколько старых ангаров из гофрированного железа, за которыми высились строения более новые. На одном из них Босх заметил покосившуюся вывеску «Грузовой склад». Сквозь проем слегка полуоткрытых широких ржавых ворот был виден горевший внутри свет. Они достигли пункта назначения, передовой позиции Администрации по контролю за применением законов о наркотиках в Мехикали.
Босх свернул на стоянку перед ангаром, где были припаркованы несколько автомобилей, и заглушил мотор. Не без удивления он заметил, что бóльшая часть машин имеет калифорнийские номера.
Едва Гарри выбрался из «каприса», к нему приблизились четверо агентов АКН в синих нейлоновых штормовках. Предъявив значок и удостоверение личности, Босх подождал, пока установят идентичность фото и оригинала и один из агентов сверится со списком, приколотым к папочке с зажимом.
— А вы? — спросил агент, поворачиваясь к Агильо.
— Он со мной, — быстро сказал Босх.
— У нас записано, что вы будете один, детектив Босх. Боюсь, теперь у нас возникли проблемы.
— Должно быть, я забыл указать на визитной карточке, что приду с дамой.
— Это не смешно, детектив.
— Конечно, нет, но это мой партнер. Он останется со мной.
«Список» явно растерялся. Его лицо, красное от природы, раскраснелось еще сильнее, что было особенно заметно по контрасту со светлыми волосами, выгоревшими на солнце почти до белизны. Гарри даже подумал, что этот человек, очевидно, долгое время работал в пограничном патруле. Когда он, словно ожидая руководящих указаний, обернулся к воротам ангара, Босх увидел у него на спине большие желтые буквы «АКН».
— Лучше позовите Рамоса, — подсказал Гарри. — Если вы не пригласите моего партнера, то и я уйду. Как это будет выглядеть в свете предотвращения утечки оперативной информации?
С этими словами Босх посмотрел на Агильо. Тот держался совершенно спокойно, хотя его окружали три агента, стоявших в позе вышибал из ночного клуба на бульваре Сансет, готовых выкинуть на улицу набузившего клиента.
— Подумайте как следует, — настаивал Босх. — Любой, кто зашел так далеко, имеет право пройти всю дистанцию. В противном случае вам будет весьма неуютно сознавать, что где-то разгуливают двое посторонних, осведомленных о ваших планах. Непредвиденная утечка. Так что идите спросите Рамоса.
«Список» явно колебался. Еще несколько секунд он размышлял, а потом приказал всем оставаться на местах и достал из кармана куртки портативную рацию. Вызвав кого-то, кого он назвал Лидером, агент сообщил, что «на стоянке возникли затруднения, требующие вмешательства». После этого все шестеро хранили молчание, и Гарри, воспользовавшись паузой, подмигнул Агильо. Еще через минуту из ворот показались Рамос и Корво, уполномоченный агент из Лос-Анджелеса.
— Чтоб ты сдох, Босх!.. — еще издалека начал Рамос. — Ты соображаешь, что наделал? Поставил под угрозу срыва всю эту гребаную операцию. Я же тебе определенно сказал…
— В этом деле он мой партнер, Рамос, и ему известно то же, что и мне. Теперь нас нельзя разделять: если Карлос не будет участвовать в деле, то и я не буду. Когда мы уйдем отсюда, я сразу же поеду в Лос-Анджелес. Куда пойдет Карлос, не знаю. Объясни же мне, Рамос, как это согласуется с твоей теорией о том, кому можно, а кому нельзя доверять, и почему?
В свете, проникавшем на стоянку сквозь двери ангара, Босх увидел, как на шее Рамоса запульсировала вена.
— Видишь ли, — проникновенно продолжил Гарри, — если ты дашь Карлосу уйти, значит, ты ему доверяешь. А раз доверяешь, позволь ему остаться.
— Чтоб ты сдох, демагог хренов! — воскликнул агент.
Корво предостерегающе взял Рамоса за плечо и шагнул вперед.
— Если из-за твоего партнера сорвется вся операция или хоть что-то пойдет не так, обещаю, я сделаю все, чтобы об этом стало известно. Понимаешь, что это значит? В Лос-Анджелесе узнают, как ты приволок сюда этого парня и настоял, чтобы он участвовал в деле.
Он махнул рукой трем агентам, и они отступили от Агильо. На лицо Корво упал лунный свет, и Босх снова увидел на его правой щеке шрам, разделивший бороду агента на две неравные части. Интересно, подумал Гарри, сколько раз за сегодняшнюю ночь он расскажет свою историю о поножовщине?
— И еще одно, — не успокаивался Рамос. — Твой приятель пойдет в дело «голышом». У нас есть только один свободный бронежилет, но он предназначался для тебя, так что и это — под твою ответственность. Если его ранят, виноват будешь ты.
— Ясно, — кивнул Босх. — Я понял. Какого бы дурака вы ни сваляли, виноват обязательно буду я. Ладно, согласен. Что касается бронежилета, то у меня в багажнике лежит мой собственный. Выдайте Карлосу ваш, а я возьму свой.
— Инструктаж — в двадцать три ноль-ноль, — бросил Рамос через плечо и вернулся в ангар. Босх и Агильо последовали за Корво к воротам. Четверо агентов в синих штормовках замыкали шествие.
