– Хорошо, я попробую, – сказал он, поднявшись. – Подожди меня. Корней снова ушёл и вернулся через несколько минут, позвав от двери, -
«Пойдём». Тогда поднялся и Николай, выйдя из комнаты вслед за Корнеем. За дверью оказался ещё один охранник в сером камуфляже и с раскнопленной кобурой на поясе, и все вместе, втроём, они прошли по изгибающемуся гигантской диспропорциональной буквой «Г» коридору. За всё время им встретился в нем всего один обогнавший их человек, – среднего роста мрачный мужик не то 40, не то 50 лет, с прямо переходящим в залысины высоким лбом. Корней и охранник довели Николая до немаленького холла, вдоль стен которого стояли несколько затянутых в светлую кожу диванчиков и кресел. Журнальные столики с чем-то цветным и глянцевым, цветы в горшках. Всё было очень прилично. Из-за стола, наполовину закрытого огромным плоским экраном компьютерного монитора, несмотря на поздний час поднялась секретарша с в другое время вызывавшим бы у Николая искренний интерес глубоко ассиметричным запахом стильного пиджака.
– Ира, позаботься о… докторе, – сказал Корней. – Сергей, ты тоже.
Он повернулся к Николаю и заметив: «Без лишнего, ладно?», скрылся за дверью. Николай некоторое время размышлял, что Корней имел в виду, -пока не понял, что речь скорее всего шла про общение с секретаршей и охранником по поводу находящейся где-то в этом же здании Сони Гайдук. Ответив на вопрос профессионально, но несколько напряженно улыбнувшейся ему секретарши, и взяв у неё стакан минералки, он устроился в одном из кресел, стараясь сидеть спокойно. Проблема была в том, что как только он действительно успокаивался, начинала болеть рука (явно секретаршу и напугавшая), и приходилось напрягаться, чтобы не выражать это на лице. С другой стороны, неизвестного стрелка можно было поблагодарить, – он был меток в самую меру, чтобы боль от несложной раны отвлекала получателя его пули от всяких ненужных мыслей, не слишком мешая думать нормально. Помимо этого, он действительно заодно снял с Николая возможное подозрение в инсценировке в стиле журналиста Невзорова. Интересно, удалось ли попасть в стрелка хотя бы «Чёрному»? Судя по тому, как резво машина уехала, в водителя они не попали точно. Но то, как здорово сыпались стёкла, когда они дырявили машину в два ствола, Николаю, – как он с отстранённым интересом осознал, – здорово понравилось. После всего произошедшего с ним и вокруг него за две последние недели, возможность общения с вооруженным и конкретным противником почти на равных принесло ему если не удовольствие, то по крайней мере удовлетворение. Теперь оставалось только ждать.
Кресло было слишком удобным, и голова у Николая кружилась всё сильнее. Держась здоровой рукой за упругий кожаный подлокотник, глаза он старался не закрывать, чтобы совсем не расплыться, – и это немного помогало. Разглядывая стену прямо перед собой, Николай размышлял о том, что даже кома диабетическая сама по себе не идёт ни в какое сравнение с потерей совести. «Кома совести» – это было что-то новое в психологии, и от такой формулировки он сам мрачно усмехнулся, опять постаравшись ничего не выразить лицом, чтобы не напрячь охранника. В последние недели доктор Ляхин поступался собственной совестью настолько часто, что ему, вроде бы, грех было осуждать кого-то другого. Но даже вывернувший свою душу наизнанку, выжегший её почти до пепла, он надеялся, что до комы этого вида он всё-таки пока не дошёл. Если повезёт, какие-то остатки этой самой совести позволят ему дожить отмеренное всё же в более-менее человеческом облике.
Оставив Аскольда в холле, и пройдя до личного кабинета Гайдука через ещё одну комнату, в которой сейчас сидели два вооруженных охранника, Корней несильно стукнул в его дверь костяшками пальцев. Гайдук отозвался, и он вошёл, позаботившись сразу же плотно прикрыть за собой дверь.
– Ну что скажешь?
Глава «Феникса» сидел не за компьютером, а в стоящем перед журнальным столиком кресле, с пачкой каких-то бумаг в руке. Он закончил говорить с напуганной и заплаканной дочкой пять минут назад. Теперь, когда она ушла, он хотел обсудить с Корнеем произошедшее так, как тот должен был видеть его с профессиональной стороны. Сев напротив, Корней рассказал ему о том, что он из этого произошедшего понимал, дословно передав свой разговор с молодым врачом. Вышло немного.
– И что бы всё это значило? – спросил Анатолий Гайдук. – Зачем ему это всё надо?
Начальник СБ не ответил, только пожал плечами.
– Соня ему не нужна. При чём тут диабет, – я не имею понятия. Мы им, ты знаешь, почти не занимаемся. Тогда что?
– Анатолий Аркадьевич…
Теперь голос Корнея был ровен, но странно напряжен.
– Года три назад в Москве произошла одна… ненормальная история. Я был немного в курсе.
– Я слушаю.
Подобный тон у начальника своей охраны хозяин «Феникса», входящего в последние годы в нижнюю половину первой десятки крупнейших отечественных фармацевтических компаний, слышал и раньше, уже несколько раз. И ни разу потом не пожалел о минутах, потраченных на то, чтобы внимательно его выслушать.
– Немалый даже по московским меркам бизнесмен. Хлеб и кондитерские изделия в широком ассортименте: несколько крупных производств и сеть реализации. Тогда как раз был бум частных хлебопекарен, и он жрал мелочь не останавливаясь. Многим это, понятное дело, не нравилось. Подробности его финансовых дел меня особо никогда не волновали, но случилось вот что…
Он помолчал, что-то продумывая про себя. Гайдук ждал.
– Дочь, младшекурсница МГУ, знакомится с молодым человеком. Университет огромный – всех знать невозможно: то ли с другого факультета, то ли с другой кафедры. Потом его, разумеется, так и не нашли, и откуда он взялся тоже осталось неизвестно. Так, восстановили какие-то обрывки мозаики. Девочка училась на что-то очень гуманитарное и очкариками её было не удивить. Самоуверенные мажоры с золотыми кредитками тоже, понятное дело, дома случались и особого интереса не вызывали. Этот был какой-то особенный. Хорошая такая, правильная смесь спокойного уважения к себе и преклонения перед красавицей. Охрана посмотрела, и передала папе, что беспокоиться не о чем. Две недели вечерних сидений в студенческих забегаловках, одинокие тюльпаны со второго дня на третий, как особый шик – поход на концерт А Ди Меолы. Через две недели девочка зовёт его знакомиться с проявившим, наконец, интерес к её рассказам папой. Мамы в семье не имеется.
Корней снова помолчал, подбирая формулировки.
– Дальнейшее было узнать тяжелее всего, но нас именно эта часть истории и интересовала в первую очередь. В общем, парень мнётся и изображает лицом испытываемую неловкость. В руках бутылка шампанского, на спине рюкзачок с книгами – домой к папе отправились, погуляв по Москве часа четыре после занятий. Квартира в хорошем высотном комплексе, помимо штатной охраны, ещё собственный охранник того бизнесмена внизу, плюс один в квартире, – вполне серьёзно подготовленные ребята из московского «Терьера». Дверь закрывается, и потом часов в одиннадцать парень спускается вниз и вежливо говорит «всего хорошего». На записях камер наблюдения этого эпизода почему-то не остаётся, как и его прихода. Утром звонка шофёру из квартиры нет, и к телефону никто не подходит. Через четверть часа штатная охрана открывает дверь своими ключами. Телохранитель лежит прямо в прихожей; первое впечатление, что сломана шея, но на самом деле просто разбиты хрящи гортани, он с минуту катался по полу, пытаясь дышать. Девочка лежит в кухне, сломаны обе ключицы: по одному, судя по всему, удару на каждый. Болевой шок, но явно тоже не сразу, были там всякие детали…
Гайдук слушал не шевелясь, оцепенев. Вставшая перед глазами картина с лежавшей среди раскиданной посуды закатившей глаза Соней была чудовищной до крика.
– С бизнесменом те четыре часа явно беседовали вдумчиво и не торопясь. Вместе смотрели какие-то бумаги. Причина смерти – одно из самого странного во всей этой истории. Он был крепкий спортивный мужик сорока пяти лет, но не сумел оказать ни серьёзного сопротивления, ни просто добраться до тревожной кнопки или газового ствола на книжной полке. Две сломанные малоберцовые кости, – видимо в самом начале, гематомы были вполне сформировавшиеся, – и это всё. Умер он прямо сидя за столом, следов других ударов найти не удалось. Желудок тоже был чистый, еда на кухне нетронутая, бутылку так и не открыли. Да и били тоже не ей. Всё.
– В лицо прыснули?
– Об этом думали, но кровь ничего не дала. Да и пользоваться фосфорорганикой в закрытом помещении…
– Где-нибудь ещё такое происходило?
За минуту Гайдук справился с собой и говорил теперь вполне ровным и спокойным голосом. Ничего пока не случилось.
– В том-то и самое ненормальное, Анатолий Аркадьевич. Ни до, ни после – ничего похожего. Юного умельца искали долго и тщательно, включая провинцию и ближнее зарубежье, но… Не сумели склеить даже пристойного фоторобота, хотя парочку видело три десятка одногруппниц и однокурсников, плюс человек пять в подъезде дома. Единственное, на чём помимо роста, телосложения и цвета волос все сошлись с уверенностью -возраст. Года 22 или 23, это абсолютно достоверно. Ни на год больше.
