Собаки прибыли, — доложил он.
— Слышу, — отозвался Белл.
— Здесь ничего нет, — сказал Везерби, вставая. Собаки рвались вперед и, проводнику стоило немалых усилий сдерживать их. Белл торопливо отдал ему указания. Вообще-то он не любил использовать в ходе расследования собак, они нарушали привычную последовательность его действий, вносили в расследование оттенок анахронизма, и он прибегал к ним только тогда, когда современные криминалистические методы давали осечку. И все же это было ему не по душе.
— Не уходи пока, — бросил Везерби. — Если эти чертовы псы что-то почуют, мне бы хотелось, чтобы ты оказался рядом.
— Ну конечно.
— Если след есть, они найдут его, — категорично проговорил проводник, слегка уязвленный упоминанием «чертовых псов».
— Ладно, действуйте.
Проводник подвел собак к коттеджу. Везерби и Белл стояли невдалеке. Над землей метался холодный ветер, создавая пронзительному лаю собак угрюмый фон. Обоих мужчин охватило ощущение некоего сдвига во времени, словно вся эта сцена происходила в далеком прошлом, а сами они взирали на нее как бы со стороны, не принимая никакого участия. У Турлоу же все мысли были написаны на лице, однако и он предпочитал помалкивать. Собачья свора, натягивая поводки и сбиваясь в кучу, протискивалась в двери коттеджа.
— Есть след, — воскликнул проводник, — точно есть, я сам его чую.
Везерби кивнул.
— Ты что, тоже унюхал? — спросил Белл.
— Смутно. Поначалу пахло сильнее, но потом примешался сигаретный дым, запах разгоряченных тел. Но я все же чувствовал его. Вроде тех отпечатков — что-то знакомое, а что именно, не понять.
— Но это запах животного?
— Определенно не человека.
— Значит, убийца — какой-то зверь, — проговорил Белл. — Весьма смекалистый зверь, раз умеет открывать двери и заметать за собой следы… настолько умный, что может заставить нас заподозрить, что ко всему случившемуся причастен человек. Но зачем, черт побери, ему убивать? Те двое… допускаю, они могли как-то побеспокоить его, он испугался, бросился на них, когда они проходили мимо… но здесь… Он же сам проник в коттедж. Открыл дверь и вошел с явным намерением убить.
Если это животное, а по всей видимости дело обстоит действительно так, нам следует отбросить мысль о каком-то почерке преступника. Но мотив все же может обнаружиться — даже животные действуют, имея какую-то причину, потребность. Но почему? Голод следует исключить — они не пожирают своих жертв… — Белл сделал паузу, его лицо исказилось гримасой отвращения. — Да, если только не допустить, что оно пожирает исключительно их головы, — добавил он и против его воли смысл придал его словам какой-то зловещий оттенок.
* * *
Собаки бросились вперед, словно видя перед собой противника, с которым следовало расправиться не более чем за десять минут. Однако через несколько минут и они встали, обескураженные не меньше, чем проводник. Собакам было невдомек, что от них требуется, куда идти дальше; они бросались из стороны в сторону, в отчаянии задирая друг друга. Везерби внимательно следил за ними. Ему и раньше приходилось работать с собаками, так что сейчас он понимал их поведение. Он почувствовал провал их затеи раньше, чем сами животные. Везерби помнил — еще когда шел по ним в первый раз — как изменились отпечатки в стороне от дороги, и поймал себя на мысли, что именно оттого собаки не могут взять след. Ему это показалось странным, гораздо более нелепым, чем само изменение следов. Действительно, можно допустить, что зверь ходит на двух лапах, а бегает на четырех, на то, что он при этом также меняет запах… И все же факт оставался фактом — на открытом пространстве собаки след потеряли. Воды поблизости не было, высоких деревьев тоже, однако запах странным образом обрывался в сотне метров от коттеджа. Проводник водил их по кругу в надежде найти вторую цепочку следов, допуская, что убийца шел задом наперед, но Везерби уже все понял и потому задумчиво поднял взгляд к небу. В самом деле, каким бы невероятным все это ни казалось, получалось, что животное было способно летать. Везерби смотрел, уже не надеясь что-то увидеть, и только машинально и бездумно разглядывал облака над головой.
— Мне ясно одно, — сказал проводник, — оно каким-то образом уничтожило свой запах. — Он раздраженно огляделся кругом. — Дальше этого места собаки его не чуют.
— Ну так уберите отсюда эту воющую свору, — пробурчал Белл. Действительно, в собачьем вое не чувствовалось и намека на прежнее возбуждение — наоборот, все в поведении собак свидетельствовало о полной растерянности: хвосты их были низко поджаты, глаза мрачно поглядывали по сторонам. Вся свора покорно и с явным облегчением последовала за проводником обратно в грузовик, изредка жалобно повизгивая. Наконец за последней собакой захлопнулась дверь.
— Может утром посмотреть? — спросил Белл.
— Попробую, хотя, Джастин, надежды мало. Раз ему удалось сбить со следа собак…
— Собак! — снова пробурчал Белл.
— Не надо их недооценивать, — заметил Везерби. — Я лично считаю, что они вполне могли бы пойти по следу. Не особенно далеко, возможно, ну, до воды или до дерева, одним словом, до того места, где след оборвался бы.
— Сказать по правде, не знаю даже, что сейчас и делать, — проговорил Белл, разведя руки в стороны. — Может, здесь полиции вообще делать нечего, не знаю. И стоит ли подключать тебя к делу, коль скоро наши собственные методы оказались неэффективными? Но я просто не представляю, как подходить к ситуации, когда преступник убивает жертву без всякого мотива. Ведь мы совершенно не в состоянии найти между всеми этими жертвами что-то общее. Даже если убийца спятил, мы смогли бы установить какую-то взаимосвязь фактов. Окажись сейчас среди нас Джек Потрошитель, мы выследили бы его — ведь он убивал только проституток. А этот… он не убивает шлюх, он не убивает именно браконьеров, коммивояжеров или домохозяек. Он просто убивает. После него на месте преступления остается ворох улик, но мы не имеем ни малейшего представления, как ими воспользоваться. Черт побери, что мне делать, Джон?
Везерби не знал, как ответить Беллу.
Вернулись они под утро, подсознательно чувствуя тщетность всех своих усилий. Водитель остановил машину у края тропы сразу за «Королевским торсом». Коттедж Лейка оттуда не было видно — его скрывал чуть холмистый профиль почвы. Белл приказал водителю оставаться в машине, и они вылезли наружу. Шофер закурил и приготовился к длительному ожиданию. По тропе прыгающей походкой прошел человек в плаще с поясом и фетровой шляпе. Остановившись у дверей пивной, он явно стал поджидать их. Белл пробурчал что-то себе под нос. Это был репортер Арон Роуз. За ним следовал еще один человек с фотоаппаратом через плечо.
— Есть какие-нибудь сообщения для прессы? — спросил Роуз.
— Никаких.
— Вы можете хотя бы приблизительно сказать, когда арестуете подозреваемого?
— Откуда, черт возьми, мне это знать? Я до сих пор не представляю, кого нам следует подозревать, не говоря уже о том, когда мы сможем его арестовать.
— Я могу привести ваши слова в газете?
— Нет, ради Бога, не стоит.
— Вы не делали никаких заявлений журналистам в гостинице? — спросил Роуз, неожиданно почувствовав испуг от того, что прибыл сюда раньше полиции.
Белл ничего не ответил. Он двинулся в сторону прогалины в густых ветвях кустарника. Везерби шел следом.
— Мне можно присоединиться к вам? — поинтересовался Роуз.
— Нельзя, — ответил Белл, однако без гнева или сарказма в голосе.
— Э… почему бы мне не сделать несколько снимков внутри коттеджа? Констебль отказался пропустить нас туда.
— И правильно поступил. Особенно если учесть, какой бульварный листок вы представляете.
Роуз поморщился, услышав столь нелестный отзыв о своей газете.
— Знаете что, — продолжал Белл, — лучше подождите здесь. Возможно, на обратном пути я захочу сделать заявление для прессы. Договорились?
— Ну конечно.
Роуз смотрел, как удалялись Белл и Везерби. Фотограф между тем проворно щелкал затвором камеры. Ему удалось сфотографировать коттедж лишь снаружи, и сейчас он чувствовал себя явно обделенным. Роуз неожиданно ухмыльнулся, выражение его лица резко изменилось. Его только сейчас осенило, в каком ключе лучше выдержать репортаж. Убийства происходят сплошь и рядом, звери-людоеды встречаются гораздо реже, но это тоже не такая уж диковинка. От него требовался совершенно новый подход к проблеме, упор на потрясении, ужасе, который испытывает жертва. Это было его первое серьезное задание, и он выполнит его блестяще, сообщив обоим материалам должный налет сенсационности.
— Кажется, я кое-что понял, — проговорил он.
— Э?
— Особый ракурс. Думаю, мне пришла в голову неплохая идея.
