— Тебе не придется ждать долго, Хризантема. — Говоря это, Сунь Шаньван постучал по циферблату своих часов. — Было бы не совсем удобно появиться в столичном аэропорту в этот момент. Схема действий сейчас уже на более поздней стадии, чем тебе сказали.
Старец кивнул, подтверждая сказанное.
— Сегодня в полдень мы начали подготовку, товарищ Чжао. Кандидатура, намеченная мною, будет вот-вот готова вступить в игру. Пожалуйста, считайся с моим мнением.
— Конечно, — Чжао вперил злой взгляд в стол, — я доверяю каждому вашему решению, Папа.
— Тем не менее ты должен соблюдать осторожность, — заговорила Ху Чуанмэй. Ее дребезжащий старческий голос резко контрастировал с голосом ее супруга. — Стихи содержат предупреждение. А человек, с которым ты будешь выполнять задание, не познал страданий, как все мы.
— Страдания… — Старец продолжал смотреть в дальний конец комнаты невидящим взором. Повисла непередаваемая тишина. Затем его морщинистое лицо вдруг искривилось в усталой улыбке. — Мне нужен этот человек. И поскольку он мне нужен… он, возможно, будет страдать.
Регулировщица на перекрестке Саньдихэ и Цзычжуюань опустила левую руку ладонью вниз и поднесла к губам свисток. Нетерпеливые велосипедисты ринулись наперерез. Она дала им несколько секунд, набрала воздуху, опустила правую руку и приготовилась опять свистнуть.
Из своей будки, поднятой над перекрестком, ей было проще расслышать сигнал приближавшегося автомобиля, чем запарившимся велосипедистам. Она быстро повернулась влево, в направлении Западного Города. Мгновение она видела только широкое шоссе, отливавшее синевой, окаймленное фонарными столбами, на каждом из которых висел громкоговоритель, затем ее взгляд сфокусировался в одной приближавшейся точке, и ее нижняя челюсть отвисла: к ней приближался лимузин с красным флажком на радиаторе, мчавшийся к центру города.
— Стоп!
Но велосипедисты уже выскочили на Цзычжуюань, пропустив ее крик мимо ушей. Только когда она засвистела изо всех сил, задние из них, почуяв неладное, послушно остановились, опустив ноги на землю. Снова прозвучал сигнал автомобиля, на этот раз очень близко, и машина вылетела прямо на тех, чьи велосипеды прорвались вперед. Водитель даже не сбросил скорость. Машина проскочила перекресток. Переднего велосипедиста подбросило в воздух и швырнуло на асфальт. Его велосипед перелетел через капот длинного обтекаемого автомобиля и приземлился на своего владельца, лежащего неподвижно и стонущего.
На людном перекрестке мгновенно наступила тишина. Секунду все провожали глазами удалявшийся лимузин с красным флажком на капоте, но лишь регулировщица из своей будки сумела разглядеть сквозь заднее стекло машины маленькую черноволосую голову пассажира, какую-то необычно маленькую и незначительную для такого автомобиля, олицетворявшего власть и силу.
Она перевела взгляд на сбитого велосипедиста. Тот уже с трудом поднялся на ноги с помощью двух друзей, подхвативших его под мышки. Ему помогли добраться до тротуара.
Регулировщица опять набрала в грудь воздуха и выпустила долгую заливистую трель. В конце концов, в ее обязанности входит поддержание порядка на дороге. Смерть и всевозможные инциденты нередко бывали у нее перед глазами, но жизнь не замирала, она все равно продолжалась. Какой же смысл устраивать трагедию из-за… дорожно-транспортного происшествия! А Цю Цянь-вэй, ехавший на заднем сиденье машины с красным флажком, едва ли заметил инцидент на перекрестке. Он впервые сел в престижную правительственную машину, и все его внимание оказалось сосредоточено на том, чтобы запомнить ощущение значимости поездки.
Он залез в нагрудный карман белой рубашки и достал пачку сигарет «Двойное счастье». Рука, державшая спичку, слегка дрожала — пожалуй, единственный признак того, что Цю испытывал смешанные чувства, сидя в лимузине с красным флажком, который принадлежал — насколько в Китайской Народной Республике что-то может кому-то принадлежать — Седьмому управлению Центральной разведки. По традиции этот отдел называли бригада «Маджонг».[3] Немало государственных деятелей и высокопоставленных лиц в течение длительного времени пытались искоренить терминологию и азартные принципы, бытовавшие в Седьмом отделе, но им это так и не удалось. Например, водитель в спецподразделении «Маджонг», чья должность считалась высокооплачиваемой синекурой и за обладание которой всегда велись закулисные интриги, носил кодовое имя «Западный Ветер». Тот, кого в данный момент величали Западным Ветром, сидя за рулем, посматривал в зеркальце на своего пассажира, получившего кличку Зима, с удивлением и подозрением. Цю работал в экономической разведке, и его функции не предполагали отлучки из здания на Бау-стрит. А когда его вызывали в бригаду «Маджонг», он добирался триста вторым автобусом. Западный Ветер не мог понять, почему поднялась такая суматоха вокруг этого Цю Цяньвэя, но, согласно правилам, держал свое удивление при себе. Никогда нельзя все угадать заранее. Цю может казаться тщедушным и малозначительным, но ведь иногда и слепой кошке случается придушить крысу.
Цю, в свою очередь, волновался. Вызов в спецподразделение почти всегда означал хлопоты или неприятности. Вызов, при котором тебя доставляют на заднем сиденье лимузина с красным флажком, означал большие перемены, таящие в себе бедствие, а то и гибель. На такой машине разъезжал руководитель Дэн,[4] но Цю слишком хорошо знал, что у него мало общего с Дэном. Все, чего он желал от жизни, так это чтобы его оставили в покое с его калькулятором, цифрами и таблицами. Попадая в реальный мир, он чувствовал себя словно рыба, выброшенная на сушу.
Он сделал глубокую затяжку, подавил приступ кашля, вызванного дешевым табаком, и пожалел, что не купил «Винстон». Но девять мао за пачку — слишком большая роскошь для него, и, кроме того, это означало сделку со старым Тянем, по мнению которого Цю и так уже слишком много ему должен.
Машина скользила мимо высоких серых стен Дома дружбы с зарубежными странами, затем поплыла в направлении холмистой местности, поросшей деревьями. Цю нахмурился, вспомнив об извечном недостатке своего бюджета. Рядом с ним на сиденье лежал пакет из белой бумаги, а в нем копченая свинина с пряностями. Цю взял его и взвесил в руке — похоже, мяса маловато. На три мао ему обычно давали семь хороших увесистых кусков. А сейчас в пакете лежало только шесть за те же деньги. Что бы это значило? Госпожа Линь из комиссариата хотела этим что-то ему сказать; без сомнения, это знак, но чего именно? Для того чтобы найти ответ на эту загадку, необходимо хорошенько подумать. Нужно время для размышления. Но сейчас это подождет, ибо водитель уже сбросил скорость, поворачивая на Хайдан, и до цели поездки оставалось всего несколько минут.
Однако перед тем, как въехать на территорию штаба спецподразделения, водителю пришлось пропустить черный «шанхай», выруливавший на шоссе через массивные деревянные ворота.
Цю бросил быстрый взгляд на высокого китайца, сидевшего сзади в салоне. Наверняка заморский китаец — Цю успел разглядеть рукав его пиджака, поскольку пассажир поднес руку к окну. Отличный костюм и сшит в западном стиле. Цю вздохнул: хорошо живется этим хуацяо,[5] им-то уж точно не приходится беспокоиться о том, сколько стоит свинина…
Как только машина въехала во внутренний двор и остановилась, глухие створки ворот закрылись. Цю вышел и очутился в духоте жаркого вечера. Он сдвинул на переносицу очки в черной оправе и сощурился от солнечного света. В сентябре здесь, в густых лесах Летнего дворца, обычно было неизменно прохладнее, чем в городе, но не намного. Он знал, что едва выйдет из тени серых каменных стен, как тут же расплавится. Дышалось с трудом, сердце качало кровь резкими, неритмичными толчками. В воздухе пахло неприятностями, настоящими неприятностями. Он прямо чувствовал это.
— Младший брат!
Цю поспешно отшвырнул сигарету на бетон и затоптал ее. Затем огляделся и повернулся к контрольно-пропускному пункту, откуда раздался властный голос. Там стоял Сунь Шаньван, уперев руки в бока, высокий, худой, прямой, будто шомпол проглотил. Цю знал, что ему шестьдесят пять, но заместитель начальника казался неподвластным времени.
— A-а, Младший брат, добро пожаловать, проходи…
Слова «добро пожаловать» не вязались с тоном говорящего. На лице Сунь Шаньвана застыло его обычное выражение: он словно недомогал и был чем-то недоволен. Цю поспешил умиротворить своего начальника:
— Добрый вечер, товарищ Сунь. Спасибо, что послали за мной машину.
— Слишком неотложное дело, чтобы добираться автобусом, Младший брат. Тебя ждет Старейший.
Не в силах совладать с собой, Цю с шумом втянул воздух сквозь зубы. Он сразу понял, что Сунь заметил его волнение. Вышестоящий поджал губы в невысказанном упреке, резко повернулся и пошел к главному зданию. Цю показалось, что вечер даже более жаркий, чем обычно, и сразу все мысли о ценах на сигареты куда-то улетучились из его головы. Но двинувшись вслед за Сунем, он тут же вспомнил — и это пронзило его вспышкой ужаса — о пакете с копченой свининой, забытом на сиденье автомобиля. Цю повернул назад в тот момент, когда лимузин с красным флажком выезжал со двора, увозя его шесть кусков свинины вместо семи, которые обычно причитались ему за три мао.
