— Бесконечно эта синекура продолжаться не может. Но вы же знаете, что на осень все аналитики предсказывают рост котировок. Причем абсолютно все, — как-то рассеяно заметил Есехин, а сам бросил взгляд на висевшие на стене часы и подумал, что если бы Варя хотела ему позвонить, то она давно бы это сделала. — Скорей всего, вопрос о перемене инвестиционной стратегии будет актуален для нас где-нибудь в ноябре.
— Не опоздать бы, — слегка поморщился Бершадский, аккуратно поглаживая кончиками пальцев свою лысину.
— Ну хорошо, давайте вернемся к этой теме… через месяц. Закончится сезон отпусков, все с новыми силами возьмутся за дела, и тогда можно будет точнее оценить настроения на фондовом рынке, — сказал Дмитрий.
Предложение устроило компаньонов. На том утреннее совещание и закончилось.
В течение следующего часа Есехину позвонили два важных клиента. Прежде он бы тщательно обхаживал их, но теперь, опасаясь надолго занимать телефон, довольно быстро и бесцеремонно разделался с ними. Только уже ближе к полудню Лариса Михайловна многозначительно сообщила:
— Объявилась та дама, о которой вы мне говорили. Она на проводе. Соединить?
— Да, — коротко выдохнул Дмитрий, пытаясь справиться с нахлынувшим на него волнением, и когда в трубке раздался характерный щелчок переключения линии, сказал: — Слушаю.
— Это я, здравствуй, — раздался Варин голос.
В нем прозвучали и радость, и в то же время осторожность, словно она боялась ошибиться в своих ожиданиях.
— Здравствуй, — в тон ответил он.
На время в трубке зависла тишина. Варя явно ждала от него какой-то инициативы и в принципе он должен был проявить ее первым.
Всю прошедшую неделю Дмитрий думал, что он скажет, если она все же позвонит. Начинать нейтральный разговор, дипломатично расспрашивать о последних днях отдыха или о том, как Варя долетела до Москвы, было глупо и неискренне, особенно после их сумасшедшего поцелуя на краю обрыва. Но именно из-за того, что реально между ними был всего один поцелуй, проявлять излишнюю пылкость, откровенно говорить, как он ждал ее, казалось пошлым.
Есехин часто вспоминал, как в Турции в холле отеля они шли к стойке администратора под бдительным присмотром Ольги и Валерия и Варя назвала номер его рабочего телефона. Казалось бы, она всего лишь перечислила несколько наизусть заученных цифр, но тем самым, избежав дешевых объяснений, сказала так много, что он до сих пор не мог прийти в себя. И ему тоже хотелось придумать что-то похожее — и по форме, и по содержанию.
— Двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят, — прервал Дмитрий затянувшееся молчание.
— Что это значит? — насторожилась она.
— Столько минут прошло с тех пор, как я видел тебя в последний раз.
Варя облегченно засмеялась:
— Значит, ты думал обо мне?
Проще всего было ответить утвердительно. Но тут в Есехине опять проснулось раздражение, накопившееся за последние дни. Давно он не чувствовал, чтобы кто-то так полно поглощал все его мысли, все его время. Они еще толком не знали друг друга, а он уже отменял из-за этой женщины важные встречи и чуть свет прибегал на работу.
— Да, когда дела позволяли оторвать голову от стола, я вспоминал, как мы играли в теннис… — сказал он.
— Надеюсь, сейчас я тебе не помешала? — ее голос прозвучал уже довольно холодно.
Дмитрий понял, что немного переборщил и попытался отыграть назад:
— Мы сегодня увидимся?
— Не знаю… — чувствовалось, что она точно обиделась. — Я звоню сейчас из дома. К сожалению, заболела Машка, и я вынуждена сидеть с ней. Однако сегодня мне обязательно надо заскочить в свою фирму. Это в районе Сокольников. После обеда мама обещала подменить меня, но трудно сказать, сколько придется проторчать на работе. Не исключено, что освобожусь поздно и времени ни на что другое уже не останется.
— Может быть, где-нибудь пересечемся? Хотя бы ненадолго, — невольно вырвалось у него.
Есехину трудно было представить, что еще один день он не встретится с Варей и мучительная неопределенность сохранится и дальше.
— Я попробую, — замялась она, заставив его подумать, что нет ничего хуже, чем уговаривать женщину. — Позвоню, как только закончу с делами. Скорей всего, это будет после пяти. Договорились?
— Подожди, — вспомнил Дмитрий, — запиши мой прямой телефон и мобильный…
Еще никогда рабочий день не тянулся для него так долго. Стрелки часов издевательски стояли на одном месте. Есехин попытался загрузить себя различными делами, но это совсем не ускоряло бег времени. Тем более что вскоре он обнаружил, что практически не помнит, чем занимался и с кем встречался сегодня.
Варя позвонила только в половине шестого.
— Я наконец освободилась, — усталым голосом сказала она, — но теперь мне уже надо ехать домой.
Такой вариант развития событий Дмитрия совершенно не устраивал. Он понял, что должен немедленно взять этот вялотекущий процесс в свои руки, ввести его в жесткие рамки, как обычно делал в бизнесе, когда встречался с неорганизованными или еще не принявшими окончательного решения клиентами.
— Откуда и куда ты будешь ехать? — быстро спросил Есехин.
— Из Сокольников на Кутузовский проспект.
— Через центр?
— Нет, по Садовому.
— Через двадцать минут я буду стоять на Садовом кольце, примерно в ста метрах от Кудринской площади. Забери меня там, — и после этих слов он повесил трубку.
Ему хватило и пятнадцати минут, чтобы добраться до названного им места. По пути, у Патриарших прудов, Дмитрий успел даже купить у уличной торговки букет алых роз. Такие цветы обычно дарят любимым женщинам в приторно сентиментальных фильмах, но выбирать было некогда.
Есехин бросил свой «Ауди» перед какой-то аркой, рискуя, что машину утащат стервятники из городских дорожных служб или просто кто-нибудь помнет, пытаясь выехать со двора, и занял пост на Садовом кольце. Стоял он на краю тротуара, чтобы его было видно еще издалека, всматриваясь в каждый проезжавший мимо автомобиль. Но все равно для него оказалось неожиданным, когда перед ним притормозил ярко-красный «Фольксваген». За рулем сидела Варя.
Опустив стекло со стороны пассажира, она махнула ему рукой:
— Садись!
Дмитрий суетливо и неловко втиснулся на переднее сидение. Ему явно мешал букет. Он хотел вручить его Варе, но она показала на незакрытую дверцу.
— Ах, да-да! — забормотал он, и только захлопнув дверцу, опять взялся за цветы.
— Спасибо, — улыбнулась она.
— Извини, что я настоял на встрече, — обескураженно развел Есехин руками, — но очень хотелось тебя увидеть.
Всю прошедшую неделю он вспоминал ее изящный нос, пухлые, чувственные губы, длинную шею, однако сейчас она показалась ему даже красивее, чем сохранившийся в памяти образ. За время, что они не виделись, Варя еще больше загорела, и цвет ее лица хорошо оттеняли светлые волосы и бежевый костюм. Только громадные серо-голубые глаза стали какими-то рассеянными, и в них уже не вспыхивала та чертовщинка, которая на море сводила его с ума.
Они даже не поцеловались, хотя бы чисто символически, как друзья. Варя несколько секунд полюбовалась букетом, а потом положила его на заднее сидение. Когда она смотрела на цветы, ее взгляд немного потеплел, но потом опять приобрел отсутствующее выражение.
— Не обижайся, но у меня совершенно нет времени, — тяжело вздохнула она. — Я должна ехать домой. Меня беспокоит состояние дочки. У нее высокая температура. Во всяком случае, была перед тем, как я отправилась на работу…
— Но ты не будешь возражать, если я прокачусь с тобой до твоего дома? — спросил Дмитрий.
— Конечно, — в ее голосе не было раздражения, но и особой радости также не ощущалось. Она вообще мысленно находилась где-то в другом месте. — Пойми, — начала оправдываться Варя, трогаясь с места и уверенно встраиваясь в сплошной поток машин, — если с Машкой что-то случится — я возненавижу весь мир. Ты даже не представляешь, что она для меня значит. Впрочем, у тебя еще будет возможность это понять.
Однако было такое ощущение, что последние слова она сказала из вежливости.
— Я надеюсь, что такую возможность ты мне предоставишь… — шутливо подыграл он.
А подумал Есехин о том, что вряд ли следующая их встреча будет очень скоро, если вообще когда-нибудь случится. И еще у него мелькнула мысль: нельзя встроиться, внедриться в жизнь другого человека вот так, подсев по пути в машину.
Час пик заставлял Варю все внимание уделять дороге. Хотя в какой-то момент Дмитрию показалось, что своим молчанием она наказывает его за ту сдержанность, которую он проявил во время их утреннего разговора по телефону. Что ему стоило сказать: да, он думал о ней всю неделю, днем и ночью, и не мог дождаться этого проклятого понедельника. Однако ему захотелось повредничать. Теперь же вредничала она.
