— У этих спятивших кретинов всегда имеются какие-то особые гребаные причины, чтоб делать такое. Кое-что тут кажется мне очень знакомым. Ты помнишь Уильяма Ането?
Джо покачал головой.
— Ах да! Тебя тогда не было. Мы вдвоем с Мартинесом этим занимались. Голубой из верхней части Уэст-Сайда. Есть тут что-то… что-то это мне напоминает…
— Если у вас больше нет вопросов… — Хайленд кивнул на блокнот Джо. — По-моему, вы уже все записали.
— Вопросов действительно нет. Но это до той поры, пока я не вернусь в офис и не обнаружу в блокноте какое-нибудь слово, которое не могу понять, а без него все остальное теряет всякий смысл.
— Ну, если вам что-то понадобится, позвоните.
— Спасибо.
— Желаю удачи! — Хайленд пошел на выход, но вдруг задержался у порога. — Когда я иссекал мозг, мне страшно хотелось обнаружить там пленку, знаете, вроде как фильм, записанный глазами жертвы, чтоб мы могли просто сесть и просмотреть его — и увидеть все, что там произошло. Для вас, ребята, это было бы достаточно веской уликой в суде, не так ли? Мяч прямо в девятку! Здорово было бы, верно? Или если бы я, скажем, нашел там этакий «черный ящик», в котором имелась бы поминутная запись всего того, что испытывала жертва. Хотя, надо сказать, этот парень испытал такое, что в том ящике наверняка полетели бы все предохранители.
Анна Лаккези лежала на диване, одетая в пижаму и укрытая легким шерстяным одеялом. И смотрела четвертую серию подряд программы «Гранд дизайн». Супружеская пара занималась обновлением и перестройкой своего дома в поместье где-то в Англии, и Анна наблюдала, как машины уничтожают интерьеры, которые соответствовали вкусам 80-х годов. Она начинала смотреть эту программу еще в Ирландии, и как же много изменилось в ее жизни с той поры! Анна тогда была восходящей звездой в журнале «Вогливинг» и в качестве дизайнера интерьеров занималась перестройкой старого маяка и домика его смотрителя в деревушке недалеко от Уотерфорда. У нее было любимое дело, она жила в очень красивом доме вместе с мужем и сыном, которые всячески поддерживали ее в работе. Теперь же, глядя на экран, где шла все та же программа «Гранд дизайн», она ощущала себя совсем другим человеком — никому не нужным чужаком, застрявшим в мрачном двухэтажном кирпичном доме в бруклинском районе Бэй-Ридж — не в Бруклин-Хайтсе, не в Уильямсберге, даже не в ДАМБО.[4] Да, здесь она чувствовала себя в безопасности, соседи — милейшие люди, но для Анны и район, и дом были какими-то безликими и производили на нее угнетающее впечатление.
Она посмотрела в окно — ей не хватало вида на море, не хватало шума волн, которые могли с таким грохотом биться о берег, что приходилось закрывать окно, дабы слышать друг друга в разговоре. Дом в Ирландии был очень удобным, мебель простая, тона отделки спокойные, нейтральные, в нем все дышало уютом.
А потом появился Дьюк Роулинс и все разрушил. Он хотел уничтожить Джо. Однако недооценил его способности. Но когда Анна вспоминала об этом теперь, она не восхищалась мужем, а осуждала его. Джо убил Доналда Ригса, но расплачиваться за это пришлось ей. Он-то никак не пострадал и теперь вернулся к своей работе. А она…
В течение двух месяцев после всего, что произошло в Ирландии, Анна жила у родителей в Париже. Джо и Шон первые три недели были с ней, но маленький домик ее родителей оказался слишком тесен для всех, он их буквально стискивал. И она убедила Джо забрать с собой Шона обратно в Нью-Йорк.
Когда и Анна последовала за ними, ей пришлось потратить немало времени, чтобы приспособиться к новому дому в новом для нее районе. Она просыпалась по утрам, удивляясь тому, что находилась здесь, но никогда не могла понять, где ей сейчас хотелось бы оказаться. Одно Анна знала твердо: она не в состоянии общаться с внешним миром. А это означало, что ей придется заключить себя в четырех стенах.
К счастью, ее начальница Клода Сильва разрешила ей работать дома, но дала ясно понять, что это лишь недолгое послабление. И с течением времени Анна стала ощущать растущую тревогу оттого, что в один прекрасный день ее могут уволить, то есть отнять единственное, что еще помогает ей сохранять рассудок. Анне нравилось, не выходя из дома, доводить до ума готовые снимки, выбирать товары из каталогов или интернет-программ, а также из рекламных буклетов, что почти каждый день приходили по почте. В такие минуты она забывалась.
Анна с трудом поднялась с дивана и уже собралась было отправиться в свой импровизированный рабочий кабинет, когда зазвонил телефон. Сняв трубку, она услышала громкий перестук клавиш в офисе Кло.
— Это опять я.
У Анны перехватило дыхание: неужели Кло все-таки решила от нее избавиться?
— Извини, что я тебя этим нагружаю, но я просто в безвыходном положении. Завтра утром у нас крупная фотосессия на Уэст-Юнион-сквер, а Лиа меня здорово подвела. Там будут снимать новые спальни для модельных девочек, где они отсыпаются после своих тяжких трудов, от хождения по подиуму и… э-э-э… от того, что все на них пялятся. Тут завязана куча наших рекламодателей. И вот почему я рассчитываю, что ты тоже там появишься: фотографировать будет Марк Лунел. Поработаешь наконец с человеком, который умеет правильно произнести марку шампанского «Моет». Пожалуйста, поезжай. Пожалуйста.
Анна помолчала, следя за тем, как пара на телеэкране указывает рабочим, как заносить в дом красный кожаный диван.
— Только при условии, что все пойдет за моей подписью, — наконец сказала она.
— Значит, сделаешь?! — радостно воскликнула Кло.
— Да.
— Господи, да если б я только знала, что это окажется так легко! Я б тогда давным-давно Марку позвонила! — Она засмеялась так резко, что Анна вздрогнула. — Ох, не обращай на меня внимания, я сейчас совсем бесчувственная… Конечно, тебе еще нужно время…
— Пожалуйста, пришли мне все детали по электронной почте.
— Конечно, дорогая. Уже высылаю. Спасибо, милая! Я страшно тебе благодарна!
Джо наклонился ближе к зеркалу в мужском туалете, выдергивая из носа волосы, которые три часа подряд впитывали в себя запах смерти. Он так до конца и не определился, есть ли от такого занятия практическая польза или это нечто вроде аутотренинга? Но совершенно точно ему не нравилось смотреть на собственное лицо с близкого расстояния — видеть новые морщины возле глаз, новые седые волосы на висках. Он отошел к своему шкафчику и взял из него флакон чайного геля для душа, подаренный Анной. Потом разделся и засунул костюм в пластиковый мешок.
— Фу! — поморщился, входя, Дэнни. — Опять этот похабный запах. Уж лучше было остаться в морге. Ты сейчас напоминаешь взбесившийся чайный куст.
— А ты? Как ты выйдешь в город, смердя своим дешевым дерьмом? Этой пеной, которая ничего не смывает?
— Черт побери! — выругался Дэнни, захлопывая дверцу своего шкафчика. — У меня гель кончился! Дай мне немножко своей дряни.
Джо подошел к своему столу и проверил электронную почту. Дэнни появился несколько минут спустя, нюхая тыльную сторону ладони и хмурясь.
— Только ни слова о геле для душа! — предостерег Джо.
— Ладно-ладно. Давай-ка я достану старое дело, о котором тебе говорил, — насчет того актера, Ането.
Джо расчистил место на своем столе, сложив стопу папок на полу рядом. Дэнни вернулся с делом Уильяма Ането и раскрыл его перед напарником.
Ането был тридцать один год, худощавый, красивый, с волосами до плеч. Второразрядный телеактер — пара реплик на пару строк, всегда на два-три шага в сторонке от основного действия. В «мыльной опере» на испанском он играл друга брата главного героя.
Ането убили почти год назад; тело было обнаружено приятелем актера в его квартире в верхней части Уэст-Сайда. Дело быстренько превратилось в «висяк». В качестве жертвы Уильям Ането попадал в категорию повышенного риска — он был неразборчив в своих гомосексуальных связях, неоднократно случалось так, что актер в конце вечеринки исчезал с совершенно незнакомым партнером. Дэнни и Мартинес опросили сотни приятелей, знакомых и любовников Ането и ни к чему не пришли.
Джо вынул еще несколько фото и разложил их рядком перед собой на столе. Как и в случае с Итаном Лоури, тело обнаружили в холле. Но тут позади Уильяма Ането виднелись мазки крови, полукругом тянувшиеся по полу, мощенному серой плиткой.
— Теперь я точно вспомнил, — сказал Дэнни. — Все по большей части произошло в кухне. Его там били, а потом выволокли к входной двери и прикончили. Отпечатки рук, следы подошв — по всему полу и на стенах, прямо изостудия в детском садике. Представляешь? Ну, как если бы там все рисовали красной краской. И если бы все дети были дебилы.
Джо рассматривал фотографии кухни. Он ткнул пальцем в окровавленный угол гранитной столешницы:
