– Вот что! – решительно сказал я. – Давай начнем со знакомства с вашим университетом. Рассказывайте обо всех факультетах по порядку!
– Ну, что рассказывать? На факультете биоэнергетики два отделения – базово-научное, и – нетрадиционной медицины. На медицинское отделение принимают только людей с природными биоэнергетическими способностями.
Факультет трансцендентальных явлений – тоже два отделения – научное изучение – и занятие практической деятельностью. Салоны предсказаний, спиритические салоны. А те, кто заканчивают научное отделение – изучают телепатию, телекинез, ну, и все другие явления, но – с научной точки зрения, практикой они не занимаются.
Мой факультет – уфологический. Я учусь на археологическом отделении. После выпуска мы будем теми же археологами, что и обычные, только раскопки проводить там, где можно найти следы звездных братьев. Например, Тунгусский метеорит – тогда ученых-уфологов не было, а если бы этот метеорит упал сейчас – мы бы первыми вели раскопки на месте падения и изучали это явление.
– Хорошо, а кого еще готовят на вашем факультете?
– Уфологов-фундаменталистов. Ну, это мы так между собой называем. Они будут искать в архивах документальные подтверждения посещения Земли инопланетянами. Беседовать со свидетелями, систематизировать научные данные, создавать теории, и все такое прочее.
– То есть люди твоего профиля занимаются поисками и изучением материальных свидетельств. А ваши коллеги-фундаменталисты…
Я пошевелили в неопределенности пальцами руки.
– Ну да! Они в основном занимаются письменными источниками. И работой со свидетелями.
У меня чесался язык высказаться по поводу их университета, но…
Я увидел лицо Евгении. Оно пылало энтузиазмом, ее взгляд был полон веры, она была ужасно, как хороша!
Только теперь я рассмотрел ее полностью. Длинноногая, что подчеркивали дорогого кроя светлые брюки, с прямой осанкой.
Ее не портила даже ее «космическая» прическа и некоторая ширококостность – чуть более широкие, чем обычно у женщин, плечи, крупные ступни ног, да и нос, пожалуй, был крупноват.
Она рвалась в бой, она была уверена, что я начну спорить.
А я промолчал. А потом позвал Ваню, который явно уже заскучал и принялся раздраженно пинать носками туфель листья на дорожке.
– Евгения, – сказал я. – Пора домой. Нам еще фотографии нужно забрать. Знаете, мне почему-то все больше кажется, что мы не скоро приблизимся к сути, а она ведь в ответе на вопрос: «Ч т о н а м д е л а т ь д а л ь ш е?»
Лицо девушки вновь изменилось, как-то сразу потухло, и она тихо ответила:
– Не знаю… Когда мы встретились, мне показалось, что если вам предложить… А вот теперь я понимаю – а ч т о предложить?
И мне вновь стало так их жалко: ее, мальчугана, который в очередной раз обнимал мои обтянутые дешевой джинсой колени…
– Пойдемте-ка зайдем за фотографиями, – как можно мягче сказал я.
Ну, не мог я ни на что решиться! Не мог – и все!
Первое, что сделал Ваня, когда мы вошли в прихожую, разулись и переобулись в домашнюю обувь (я, кстати, достал из сумки cвои тапочки, я всегда беру тапки в дорогу) – это схватил одну из фотографий, другой рукой цепко поймал меня за руку и потащил за собой на второй этаж.
В своей спальне он достал из-под подушки фото отца, на его место положил новую фотографию, а старую отдал мне.
– Вы теперь ночью со мной вместе с мамой будете! – заявил он.
– Отлично! – сказал я. – Давай спускайся на кухню – будем ужинать!
Сам я спустился на первый этаж и завернул в гостиную.
Здесь ближе к окнам стоял огромный стол, вокруг него – стулья с высокими спинками. Я положил на край столешницы фото художника-авангардиста изображением вниз, закрыл глаза и, раскрыв ладонь, поднес ее внутренней частью к белой поверхности фотобумаги.
От фотографии ощутимо тек поток холода. Так что сиротой фактически был Ваня, увы!
Я медленно отодвинул роскошный стул с мягкой толстой подушкой сидения и присел, уставившись на белый прямоугольник фотобумаги.
Я ведь тоже был природным экстрасенсом, как те студенты Жениного университета, что изучали нетрадиционную медицину.
Точнее, стал им в процессе работы в шахте химкомбината, производящего ядерное топливо для ракет. Черт, все-таки проговорился, но иначе не объяснить, к а к я стал биоэнергетиком.
Почти все наши выпускники курсов Минсредмаша, кто работал в подземных цехах-лабораториях химкомбинатов, умирали рано, получая облучение всякой гадостью.
Вот только узнавали мы об этом увы, слишком поздно…
Но иногда в результате этих облучений развивались благоприятные мутации клеток. Метаболизм клеток изменялся, они начинали интенсивно самовосстанавливаться (вместо того, чтобы хаотично бессистемно разрастаться), а побочным эффектом (это мое личное мнение!) становилась способность клеток излучать какой-то вид биоэнергии.
А вы думаете, почему в свои 55 лет меня иногда принимают даже за тридцатипятилетнего!
Нас таких за все годы существования отрасли появилось пятеро. И способности у всех у нас – разные. Я, например, могу лечить людей прикосновением ладоней – конечно, не все заболевания, да я и не пробовал лечить всех подряд, скрывая это умение.
А двое из нас… один мог мысленно двигать предметы, а второй – даже угадывать будущее. Я сознательно не говорю – «предвидеть будущее», иногда он ошибался в предсказаниях, так что…
Ну, а лечить могли все мы. А уж по изображению человека на фотографии определять, жив он, или нет – с этим легко справлялся каждый из нас. Один – так мог даже по фотографии диагностировать заболевания.
Вы только не воодушевляйтесь, читая эти строки, и не радуйтесь за нас. Потому что более сотни моих коллег лежат под слоем земли на кладбище, а несколько десятков умирают, причем помочь им не могут ни врачи, ни даже мы пятеро.
– Виктор! – Я от неожиданности вздрогнул. Это была Женя. – Пойдемте ужинать, там Ванечка вас ждет, и у него – новая идея!
Мы ужинали бутербродами с ветчиной и колбасой, Женя также приготовила какой-то салат (на мой взгляд – выглядит аппетитно, а вот на вкус – несъедобен).
Кажется, неожиданно приобретенный мною сын разделял мои вкусы – он потребовал оставшиеся с обеда холодные отбивные, отказавшись наотрез от салата, который с удовольствием потребляла Женя.
Я ел бутерброды с сырокопченой колбасой, запивал крепким сладким чаем и следил, как ест Ваня.
Удивительно, но для своих лет он вполне по-взрослому пользовался прибором, вилкой, ложкой и даже ножом, которым разрезал мясо.
– Это единственное, чему его с охотой учил Леня, – тихонько шепнула мне Женя, заметив удивление на моем лице.
– Кстати, – шепнул я в ответ, – Ваня не удивится, что его папа стал именоваться Виктором?
Она отрицательно мотнула головой.
– Ему три года было, он не помнит имени Леонида.
Ужин заканчивался. Когда Женя уже мыла посуду, а я допивал вторую чашку чая, я спросил Ваню:
– Ты чем-то хотел заняться? Поиграть во что-то?
Мальчик отрицательно качнул головой, молча слез со стула и вышел из кухни. Через несколько минут он вернулся, держа в руках книжку.
– Вот, сказал он, протягивая ее мне. – Давай будем учиться читать!
Я взял в руки букварь. За моей спиной вдруг прекратилось звяканье перемываемой посуды и в наступившую тишину вторгся весьма неприятный звук. Я быстро встал, подошел к Жене, ее спина вздрагивала, и она вдруг всхлипнула во второй раз.
– Тише, тише… – я взял ее за плечи и прижал спиной к своей груди. – Спокойно, все хорошо…
Она откинула голову, ее глаза были полны слез.
– Он ведь наотрез отказывался учить буквы после исчезновения Леонида, – тихо сказала она. И всхлипнула вновь.
Я обернулся с посмотрел на ребенка. Голубые глаза Вани стали набухать слезами, и я растерялся – кого и как утешать?
Внезапно решившись, я схватил лицо Жени и крепко поцеловал в ее соленые от слез губы.
– Радуешься! – весело сказал я. – Радуйся, радуйся! Ваня! Хочешь быстро научиться читать?
– Ага! – закричал он. Слезы тут же исчезли, лицо расцвело в улыбке.
– Тогда бери букварь и неси в гостиную! Мы будем заниматься только там! И принеси чистые листы бумаги, тетрадь и фломастеры – есть у тебя все это?
– Есть! – еще громче, чем я, крикнул он и выскочил из кухни.
Я вернулся к Жене. Я обнял ее, она доверчиво положила голову мне на грудь. Я гладил вихрастые волосы ее прически, и шептал на ухо: «Все хорошо, успокойся… Когда закончишь здесь – приходи к нам, ты обязательно должна участвовать, так сказать, в учебном процессе…»
Я взял руками ее лицо и слегка отодвинул от себя. Она улыбалась, правда, как-то жалко, но боли в глазах уже не было. И слез тоже.
