— Можете звать меня Юрой, — разрешил он.
— Если вы помните, то я Гражина.
— А по отчеству? Я не припомню.
— Гражина Никодимовна.
— Правда, что ли? — искренне удивился Зверев.
— Про меня в университете один поэт сочинил:
Преступно проступая сквозь исподнее,
Толкует про далекую Японию
Секретное оружие трущоб —
Гражина Никодимовна Стручок.
Зверев смеялся долго и от души.
— У вас отгул сегодня?
— У меня следственный эксперимент.
— Хотите, погуляем немного?
— Почему бы и нет? — обрадовался Зверев отсрочке исполнения своего приговора, и совершенно напрасно…
— Тогда пойдем в путь, мой пилигрим, увидим сады Эдема и оранжевое небо.
— Я про Магазинника ничего не скажу. И дело у нас забрали, — поспешил объявить Зверев.
— А уголовная хроника теперь не моя работа. Я теперь другая.
— Ну вот и славно.
Она взяла у него половину ноши и повела в эти самые сады. Через некоторое время, миновав какие-то огороды, она гордо взошла на крыльцо нежилого с виду дома и открыла дверь ключом. Потом и вторая дверь, тайная и основательная, открылась. Щелкнул выключатель. В доме ничего не было. Только стены, потолок, окно, печь. Впрочем, все подметено и выбелено. Так как Зверев изрядно устал, то сел прямо на пол. О брюках уже давно и думать не следовало.
— Это мой дом. Частная собственность. Наследство. Посиди покуда. А вообще растопи-ка печь. Я сейчас, — проболтала Гражина Никодимовна и умчалась. В окно он увидел, как она перемахнула через свой огород об одной сотке, где произрастал минимум хозяйственных культур. Он постоял у окна, не понимая, хорошо ему сейчас или плохо, потом вышел во двор, где нашел щепки, палки, газету, ветошку, два полена березовых, а возвращаясь в дом — удивился, как это все близко от многоэтажек, которые возвышались неподалеку, зажигали потихоньку свои посадочные огни.
Спички нашлись возле заслонки, как и сплющенный коробок, засунутый в щель.
Печь растопилась быстро, вскоре уже гудело за дверцей, тогда он принес еще дров. Вернулась корреспондентка, и при ней была сковорода, припасы, чайник, еще что-то. Она отправила Зверева на колонку за водой. Ведерко было помятым, запаянным, но, как и все здесь, чистым. Набрав воды, он вернулся не сразу, еще осмотрелся, а когда все-таки ступил за порог, обнаружил, что Гражина уже чистит хозяйственным ножиком грибы и делает это быстро и хорошо.
Когда они все рассортировали и очистили от лесного мусора, уже закипала вода в чайнике и сковорода нагрелась…
Потом они уехали в город и спали у нее в однокомнатной квартире на проспекте Большевиков.
* * *
Он проснулся, когда солнце было так высоко, что сразу осознавалось фатальное опоздание. Формально он не вернулся со встречи с агентом, дома не ночевал, и сейчас отдел стоял на ушах.
* * *
Вакулин работал в группе Зверева уже год. После университета мог пойти в хорошую фирму, используя связи родителей, кадровых мидовцев, сразу «сесть» на деньги. Вместо этого стал участковым, через два года — ОБХСС, и, когда восстанавливали разгромленный реформами отдел, перешел туда, уже имея в активе серьезные дела. Был он по природе педант, отказался однажды от огромных денег, которые принесли блатные и на которые мог спокойно дожить до старости не работая, и потом его убивали однажды в собственном парадном, но Бог миловал. Звереву с его склонностью к полетам во сне и наяву, безумным версиям и иррациональным анализам Вакулин был совершенно необходим.
— Вы, Юрий Иванович, кипятильник напрасно достаете, — вместо приветственного монолога сказал Вакулин. — Нам на Канонерский остров ехать.
— И что на острове?
— На острове предположительно — убийца Бабетты и Кролика.
— И что же он, на конечной остановке ждет автобуса?
— Почему ждет? Лежит на бетоне, рядом с взорвавшимся автобусом. Среди прочих граждан.
— Диверсия, что ли?
— Два килограмма тротилового эквивалента. И зачем столько? Наверное, случайный взрыв. На месте разберемся.
— Фоторобот?
— Он самый…
Среди городских маршрутов этот — один из «толковых». Остров, бывший закрытый район порта, соединен с городом туннелем километра в полтора.
Для пешеходных путешествий туннель мало предназначен. Узкая дорожка без ограждения, смрадные выхлопы «КамАЗов», день и ночь везущих что-то в обоих направлениях. Раньше ходил паромчик, теперь его нет. Катаются по маршруту рейсовые «колбасы» без особой любви к расписанию и маршрутные такси — большие «икарусы» за три тысячи пятьсот.
До ближайшей станции метро — «Балтийской» — всего ничего: минуты, но затейливая компания водителей, на беду жителей Канонерки, как раз на полпути между «Балтийской» и островом оттягивается на все сто. Когда наступает время извоза, муниципальный транспорт отправляется в парк. Сразу за туннелем — кольцо трамваев, но почему-то получается, что в пиковое время сорок третий, самый прямой, стоит в тупичке. Раньше люди проскакивали через туннель, никаких талонов, естественно, не пробивали и пересаживались на трамвай. Теперь на кратчайшем перегоне дежурит контролер, ходит по салону и для чего-то предлагает покупать талоны впрок. Пассажиры обложены со всех сторон. Изредка контролеров бьют, как и водителей. В больших теплых машинах водители как на подбор разговорчивые и глумливые. Сунет дяденька тысячу или полторы или старушка попробует прокатиться — произносятся язвительные монологи и публичные предложения дать денег взаймы или безвозмездно, советы пойти поработать на продаже сигарет или сборе пустых бутылок.
У этого пассажира деньги были, была коробка с бананами и внешность, похожая на ту, что на фотороботе. Водитель Ревякин, на свое несчастье, смотрел криминальные передачи и читал только детективы. Он развивал в себе способность к логическому мышлению, зрительную память и прочие качества, которые больше ему никогда уже не смогут пригодиться. В автобусе было переговорное устройство, рация небольшая, которой пользовались в крайнем случае, вещь для извоза необходимая. Вот по этой-то рации он и сообщил в диспетчерскую, используя иносказания и намеки, что в салоне, возможно, преступник, а сам попытался его задержать до приезда оперативников. Он не сомневался, что они тут же примчатся. На маршруте был пароль, заветное слово, и диспетчер его поняла. Иносказаний не поняла, а пароль был принят к исполнению.
Из салона вышли все, кроме подозрительного, и тогда Ревякин стал рассматривать пятитысячную купюру на свет, объясняя, что она фальшивая, при этом балагурил и явно тянул время. Тогда гражданин с бананами, которые приятно попахивали, протянул другую купюру и третью. Ревякину все было не так. Потом он сделал вид, что заклинило двери, а когда предполагаемый персонаж из криминальной хроники попробовал покинуть салон с применением силы и отжать дверь, Ревякин решил его заломать. Держа одной рукой коробку, а другой отталкивая Ревякина, тот ударил его ногой в пах и потянулся к кнопке открывания дверей. В это время подъехала машина РОВД. Увидя ее, гражданин с бананами отбежал внутрь салона и стал выбрасывать на пол бананы, пытаясь что-то достать из коробки. Что-то нужное и необходимое. Тогда-то и сработало в ней неустановленное взрывное устройство, покончив с несостоявшимся детективом, бдительным членом общества нарождающегося капитализма, отцом двоих детей Витей Ревякиным, связками бананов, неудачливым перевозчиком взрывного устройства и, что особенно жалко, с совершенно новым автобусом. Милицейскую легковушку подбросило в воздухе, как смешную детскую машинку, потом она легла на крышу за парапетом на песок, а из нее выползли обалделые милиционеры. Из разорванной магистральной трубы хлынула горячая вода.
Опознавать в принципе было нечего. Все же Вакулин со следователями Адмиралтейского РОВД «просеял» все, что осталось от человека с бананами, документов никаких не нашлось, оружия тоже, только ключи. Один ригельный, другой от английского замка. Ключи потом по акту они со Зверевым забрали.
Но день выдался совершенно фантастический. Едва они вернулись в кабинет, позвонил осведомитель из «Соломинки». Человек, похожий на разыскиваемого, сейчас стоял в очереди за бесплатным бульоном с булкой в благотворительной столовой.
Зверев приказал немедленно привезти из камеры Пуляева, обладавшего лучшей зрительной памятью, чем его сотрапезник Ефимов, затем они с Вакулиным уже в машине влезли в бронежилеты. Вакулин накинул сверху легкий широкий плащ, а Зверев телогрейку и помятый кепарик.
Очередь бомжатская, человек двенадцать, вся уместилась в арке старого дома, и вторым от двери, готовясь войти, уже стоял мужчина, в котором Ефимов сразу опознал человека из ресторана. И тогда Зверев все испортил. Нужно было дать тому откушать пайку, выйти наружу, для верности блокировав черный ход, а Зверев, оставив Вакулина в машине с Ефимовым, вместе с сержантом Фроловым вошел в столовую.
