class="p1">— У вас есть семья? — спрашивает Кейден. — Ну, кроме Эмили, конечно.
— Нет, — отвечаю я, качая головой. Рассказать ему, что ли, все те истории, которые мы репетировали со Скантсом? Нет, мне не хочется ему врать. Наоборот, я хочу, чтобы он узнал обо мне как можно больше правды, и поэтому просто говорю: — Я живу одна.
— Ну да, — произносит он.
Что это промелькнуло в его глазах? Жалость?
— Ay вас? — спрашиваю я.
— Моя семья живет в Лондоне, — отвечает он, — а тут я на временной работе. Работаю тренером в «Сладких грезах» на том конце набережной.
Семья, сказал он. Не подружка или, там, невеста. Это, скорее всего, означает маму с папой. Хотя может означать и жену с детьми. Лучше я подумаю об этом позже.
— Я знаю, — говорю я, и тут до меня доходит смысл того, что он сказал. — Так вы не собираетесь тут оставаться?
— Нет. У меня контракт на шесть недель. Мой предшественник сломал ногу на триатлоне, и я заменяю его, пока он не вернется.
— А потом вы точно вернетесь в Лондон?
— Вроде так. Хотя они могут продержать меня здесь и подольше.
Слишком жалкая надежда, чтобы за нее цепляться. Хотя, конечно, все же лучше, чем ничего. Мне хотелось бы, чтобы он оставался тут все время. Хотелось бы увидеть его целиком, даже то, что сейчас скрыто от глаз. Я чувствую, что снова краснею, и радуюсь тому, что он смотрит в сторону.
— Как же вы справляетесь с ней одна? — спрашивает Кейден.
— Нормально. Она очень спокойный ребенок. Видимо, я все делаю правильно.
— Значит, вы в декрете?
— Нет. Мне не полагается. Но мне удалось найти женщину, которая присматривает за новорожденными. Я работаю горничной в «Лалике».
— Вам нравится у них?
— Это не та работа, от которой можно получать удовольствие. Вдобавок все мои коллеги за что-то меня невзлюбили. Хотя кое-что мне все же нравится. С верхнего этажа открывается такой красивый вид на залив! А холл сейчас сбрызгивают лавандовым освежителем воздуха — у него очень приятный запах. Тревор, портье, тоже вполне ничего. А еще мне нравится знакомиться с детьми постояльцев. Обожаю детей.
— Я тоже, — говорит он, и я внезапно вижу наших детей, покупающих ему на День папы кружку с надписью «Лучший в мире папочка».
Кейден должен быть хорошим отцом. Два часа я наблюдала за тем, как он проводил урок плаванья для детей, поправляя им нарукавники и болтая с родителями. Он проявлял уйму внимания, как к тем, так и к другим, и делал это вовсе не по обязанности. Уходя, я уносила с собой еще немного глины, чтобы добавить ее к его скульптурному портрету, который каждый вечер мысленно лепила перед сном: форма его тела, мускулы спины, ступни в шлепках, тэту оскаленного тигра на правом бедре. Я представляла себе, как могли бы выглядеть Мы. Мы на нашей свадьбе. Мы получаем ключи от нового дома. Мы выбираем посуду в «Икее». Мы в роддоме: у меня уже начались схватки, я хватаю ртом воздух, а он ищет в телефоне прикольные видео, гладит меня по лицу и говорит, как гордится мной.
Сердце гулко забухало в груди.
— Так у вас есть абонемент? — спрашивает он, перекрывая шипение кофе-машины и позвякивание посуды, которую официантки убирают с соседнего столика.
— Нет. Но я думаю записаться.
— Конечно, записывайтесь. Или знаете что? Приходите для начала на пробное занятие. У нас есть пилатес для женщин. А еще есть «бойцовский клуб» — это что-то вроде курса самообороны, только под музыку…
Кейден внимательно смотрит не меня. Его слова про самооборону не были случайностью, я знаю, что он хочет расспросить меня про мою сегодняшнюю истерику. Прятаться некуда. Взгляд его зеленых с золотыми искрами глаз жжет меня. Он прикасается кончиками пальцев к моей руке, и мысли в голове окончательно спутываются.
— А я на прошлой неделе спасла утку, — говорю я ему. — На пляже. У нее было сломано крыло.
Он хмурится.
— А одна из кошек однажды поймала маленькую птичку и принесла ее к дверям. Ее я тоже спасла. Отнесла в приют для животных.
— Это ее отец? — спрашивает он, глядя на меня в упор. — Это его вы боитесь?
Я прикусываю губу и едва заметно киваю. Кейден больше ни о чем не спрашивает.
— Я люблю животных, — говорю я. — А вы?
— Я тоже. Только целого я, пожалуй, не съем, — он подмигивает. — Пойду возьму добавку. Вы хотите что-нибудь еще?
Я качаю головой, и на моем лице появляется и тут же исчезает невнятная улыбка. Кейден отходит к прилавку, и на этот раз я чувствую боль. Меня возмущает та легкость, с которой он общается с бариста, и обожание в его глазах, когда он смотрит в сторону гор. Я завидую ему. На его блюдце осталось недоеденное печенье, хранящее прикосновение его рук.
Когда он возвращается, я уже знаю, что он хочет покончить с инцидентом в прихожей, и бросаюсь на прорыв.
— Я бы не хотела распространяться на эту тему. Ну, почему я плакала и паниковала.
— И не надо, — отвечает он. — Я и сам могу догадаться.
Он предлагает мне новое печенье, и я принимаю его.
В этот момент включается пожарная сигнализация — похоже, кто-то забыл снять с гриля тост, — и повар целую минуту размахивает полотенцем, отгоняя дым от детектора.
— У меня нет никаких странностей, — говорю я. — Правда. Просто я ведь новоиспеченная мать-одиночка, и мне приходится нелегко. Но я справлюсь. А ее отец — он больше не ее отец и никогда им не будет. Вот и все.
— Я понимаю, Джоан. Прекрасно вас понимаю. Вам больше не нужно ни о чем говорить.
Как бы мне хотелось, чтобы он назвал меня моим настоящим именем. Интересно, как бы оно прозвучало в его устах? Но пока мне приходится оставаться Джоан.
— Спасибо, — еле слышно говорю я.
Он смотрит на часы. Скоро он должен будет уйти, и я с ужасом жду этого момента.
— Послушайте, — говорит он. — Я живу всего в двух лестничных пролетах от вас. Если вам снова станет страшно или заявится тот, кого вы не хотите видеть, позвоните мне. Если меня нет дома, значит, я в тренажерном зале. Если хотите, я сам занесу свой номер.
Кейден протягивает руку к моему телефону, но тут я вспоминаю про его фото на заставке.
— Я сама, — отвечаю я, нервно тыча пальцами в экран. — Диктуйте.
Нажимаю нужные цифры и поспешно выключаю телефон.
— Спасибо вам за то, что выслушали. И за коктейль.
Я почти не притронулась
