— Инспектор, с вашего позволения, я хотел бы на несколько минут позаимствовать вашего арестованного.
Конечно, австриец не мог ему отказать.
Лэнг посмотрел на Алисию.
— С тобой все в порядке?
— О, конечно! — почти выкрикнула она и продолжила, совсем ненамного спокойнее: — Лучше не бывает! Ну что там, ерунда — меня чуть не убили, потом продемонстрировали сразу несколько боев без всякого перерыва и залили с ног до головы неизвестно чьей кровью! Нет-нет, обо мне нечего волноваться!
Лэнг давно заметил, что одной из наименее привлекательных ее особенностей была язвительность.
Лэнг, Грубер, Джейкоб и два израильских солдата направились к маленькому домику на дальней стороне кибуца. Раух, не желая терять из виду арестованного, плелся в двух-трех шагах сзади.
Внутри Лэнг не увидел ничего нового для себя. Длинный стол, заставленный научным оборудованием, точь-в-точь таким же, какое он видел в лабораториях в Амстердаме и в Технологическом институте Джорджии. И тоже известное ему дополнение к тем интерьерам — устройство в виде продолговатой коробки, сделанное, как было видно с первого взгляда, из дерева и золота и кажущееся решительно неуместным среди сверкающих никелем и хромом штативов, шкал и аппаратов.
Грубер указал на коробку.
— Мистер Рейлли, мне почему-то кажется, что этот предмет вам знаком.
— И почему же вам это показалось?
Грубер нахмурился.
— Уже поздно, и у меня нет настроения для игр. Мне кажется, что вы напали на этот кибуц не для того, чтобы выяснить, годится ли он для того, чтобы провести здесь отпуск. Я уверен, что вы интересовались именно этим местом.
В разговор вновь вмешался Джейкоб.
— Вообще-то, старина, он искал одну леди, ту самую рыжую птичку, которую ты только что видел. Судя по всему, Цвелк был готов на все, лишь бы заманить мистера Рейлли сюда. Дурацкая затея, ты не находишь?
Но его слова не убедили Грубера.
— А для чего же ему понадобилось заманивать сюда мистера Рейлли?
Джейкоб пожал плечами.
— Разве можно понять человека, не способного рассуждать здраво? Ты же сам сказал, что он был фанатиком.
По выражению лица Грубера было видно, что он сильно сомневается, можно ли верить услышанному. А выражение лица Джейкоба явственно говорило о его чистосердечной искренности.
Грубер медленно покачал головой.
— Сомневаюсь, что хоть кто-то в правительстве будет рыдать из-за смерти Цвелка. Он представлял постоянную угрозу всем усилиям по установлению мира с палестинцами. — Он дернул головой в ту сторону, где проходила стена. — Здешний арсенал куда богаче, чем нужно было бы для самой упорной защиты кибуца. Этот человек хотел спровоцировать войну.
Один из военных с нашивками сержанта на рукаве что-то взволнованно проговорил на иврите. Грубер подошел туда, куда указывал сержант, и взял со стола пробирку и мензурку.
— Какой-то белый порошок и… — Он присмотрелся к содержимому мензурки. — И что-то, похожее на золотой песок. — Он наморщил лоб, явно озадаченный. — Откуда у них золотой песок?
Джейкоб и Лэнг украдкой переглянулись.
— Может быть, намыли на Иордане? — предположил Лэнг.
— Вряд ли. До реки больше пятидесяти миль. — Недовольный взгляд Грубера недвусмысленно говорил о том, что у этого человека не было чувства юмора.
— А мне кажется, будет лучше, если всем этим займется начальство, — сказал Джейкоб.
Грубер продолжал задумчиво разглядывать находку.
Джейкоб сказал несколько слов на иврите, очевидно, повторяя свою последнюю фразу, и снова перешел на английский.
— Не, все же самым умным будет забрать все это научное барахло, золото и порошок в Тель-Авив. Что-то мне подсказывает, что эта история заинтересует там кого-нибудь.
Грубер покачал головой.
— Но ведь не могу же я… конфисковать имущество кибуца только потому, что кто-то может им заинтересоваться.
Джейкоб надул щеки и громко фыркнул, что служило у него признаком крайнего раздражения.
— Готов поставить часы против старых трусов, что стоит правительству узнать, что находится в этом доме, как кибуц тут же расформируют.
Он полез в карман и вынул трубку. Из другого кармана достал кисет, но, поймав взгляд Грубера, покачал головой, убрал и то, и другое, и повернулся к Рауху.
— Инспектор, я не коп, и вообще лицо неофициальное, но предложил бы вам осмотреть хорошенько тот арсенал, который собрали здесь хозяева. И могу предложить еще одно пари: вы найдете или то самое оружие, из которого прикончили вашего доктора Шаффера, или точно такое же. Вам нет никакого смысла запирать Рейлли за решетку, когда и так ясно, что больше всего оснований разделаться с профессором было у Цвелка и его парней.
Перед мысленным взором Рауха как наяву, в натуральную величину и в естественных цветах, прошла картина того, что его ждет, если он вернется в Вену без Рейлли после всех расходов и усилий, потраченных на то, чтобы как можно скорее доставить его сюда. Самое меньшее — вновь обрядиться в форму и отлавливать на вокзале Карлсплатц мелких торговцев наркотиками или гонять цыган-попрошаек по станциям подземки.
— Я буду, конечно, очень интересоваться тем, что вы мне сочтете нужным показать, — уклончиво ответил он. — Но меня прислали для того, чтобы решить вопрос о доставке мистера Рейлли в Вену. Конкретные меры будет принимать начальство.
Странное, сугубо немецкое построение фразы напомнило Лэнгу Герт, которая иногда тоже начинала в шутку коверкать английский язык. Жаль только, что инспектор начисто лишен ее великолепного чувства юмора. И выглядит несравненно хуже.
Но тут вмешался Грубер.
— Не хотелось бы разочаровать вас, инспектор, но мне кажется, что мое руководство вряд ли выпустит мистера Рейлли из страны прежде, чем обсудит с ним несколько интересных вопросов.
Он нисколько не ошибся.
Тель-Авив
Через два дня
Все это время Лэнг провел в обществе человека, которого Джейкоб позднее охарактеризовал как одного из ведущих дознавателей «Моссад». Разведчика главным образом интересовало, что Лэнгу известно и насколько далеко Цвелк мог зайти в своей работе с золотом. Слово «оружие» не прозвучало ни разу, а вот к работам фонда разговор возвращался не раз. И, хотя это не было сказано вслух, когда Лэнг уходил после завершающей беседы, у него сложилось впечатление, будто ему настоятельно посоветовали ограничить деятельность фонда чисто медицинскими вопросами.
Об этом, несомненно, следовало подумать.
Пока Лэнг удовлетворял любопытство властей, Джейкоб показывал Алисии город. Они гуляли пешком, быстрым шагом, так что к середине дня Алисия устала и попросила дать ей передохнуть и немного поспать. Оставив ее в гостинице, Джейкоб уже неторопливо прошелся в одиночестве по улицам и забрался в Йеменитский квартал — самую, пожалуй, старую часть города. Здесь вдоль узких улиц теснились типично арабские дома, зачастую украшенные разноцветными изразцами, перемежавшиеся с более новыми домами в стиле «ар деко». Далее он свернул на улицу Беньямина Нахалера, где, несмотря на жару, кипела жизнь в фешенебельных магазинах и кафе.
Там он миновал несколько выставленных на улицу столиков, укрывшихся от солнца под тентом возле вывески «Верблюжий горб» на иврите и по-английски, сделал еще несколько шагов и не спеша повернулся. Потом осмотрел почти безлюдную улицу, как будто соображая, туда ли попал, и, вернувшись в кафе, сел за столик напротив мужчины, который читал газету, закрывая ею лицо.
— Попробуй кунафу, — донесся голос из-за газеты. — Совсем свежая.
Джейкоб кивнул, взглянув на мгновенно, словно по волшебству появившегося официанта, который так же быстро исчез.
— Думаю, ты вызвал меня сюда не для того, чтобы я смог полакомиться сладостями.
Газета опустилась на стол. Грубер покачал головой.
— Конечно, нет. Но сюда действительно можно было бы прийти и только ради выпечки.
Джейкоб молча подождал, пока официант ставил перед ним крошечную чашечку с черным кофе по-турецки и блюдце с пирожным из похожего на вермишель теста с прослойкой из запеченных фисташек.
Грубер тем временем складывал газету. Делал он это куда аккуратнее, чем, казалось бы, заслуживала вчерашняя пресса. Джейкоб даже подумал: не решил ли «Моссад» из-за скудости бюджета требовать возврата использованных во время операции газет для повторного употребления.
— Мы в долгу перед тобой и твоим другом Рейлли, — сказал сотрудник службы безопасности.
Джейкоб осторожно взял чашечку с кофе.
— И кто же эти «мы»?
Грубер положил руки на стол и немного наклонился вперед.
— Весь народ Израиля и правительство.
Джейкоб решил не уточнять, что не считает эти понятия синонимами.
