— Погоди, погоди! — отчаянно воскликнул Гасан. — Ну какой ты нетерпеливый, Мага, я прямо не знаю! Ко мне нельзя сейчас, я это… занят. Страшно занят — работы невпроворот. Давай встретимся где-нибудь после работы. Тебе где удобно?
— Да мне в принципе все равно, — равнодушным голосом ответил я, внутренне хохоча от радости — все получилось, как задумал. — Ну, если хочешь, давай где-нибудь… э-э-э… давай в кафе возле Бесланского моста. Это как раз от меня недалеко, и там народу немного. Во сколько ты освободишься?
— Точно не знаю — работы много, — сокрушенно вздохнул Гасан. — Давай так сделаем: ты в двадцать один ноль-ноль выходи из кафе и иди потихоньку в сторону автобазы. Там как раз ходьбы минут пятнадцать — я тебя подберу. Я буду на вишневой «девятке» — номер четыреста пятьдесят семь. Идет?
— Ну ты и конспиратор, Гасан! — насмешливо пробормотал я. — В родном городе в прятки с кем-то играешь… Ладно, идет. В девять вечера я буду гулять от Бесланского моста до автобазы.
— И это… в это время будет темно, а фонарей там нет… — извиняющимся тоном начал Гасан. — Ты в чем одет будешь, Мага? А то я буду тормозить всех прохожих — людей пугать!
«А прохожих в это время между мостом и автобазой буде^т бессчетное количество! — язвительно подумал я. — В этом глухом местечке уже с первыми сумерками жизнь замирает — только патруль на БТР может прокатиться, и то — на повышенной скорости!» Однако делиться своими умозаключениями с Гасаном не счел нужным и сообщил:
— Я буду в черной куртке с капюшоном. Так-так… Ну и вот еще что: в левой руке у меня будет фонарик.
— Ну ладно — в левой так в левой, — с каким-то облегчением сказал мой собеседник. — До вечера…
Аккуратно положив трубку на рычаги, я вытащил шарик изо рта, посмотрел на часы и прислушался. Стрелки поддельного «Ориента» фиксировали семнадцать тридцать шесть. В коридоре было тихо. Мы общались с любезным Гасаном не так уж много времени, чтобы «слухачи» успели отреагировать как положено и передать кому надо информацию, а если и успели, значит, система теряет в весе: вспомогательные структуры работают из рук вон. Никто не бежит сломя голову, чтобы отловить вредного звонаря и познакомиться с ним поближе во благо борьбы с пресловутыми вражескими спецслужбами.
Выбравшись через окно на карниз, я плотно притворил за собой створки и приставными шажками пошел вправо, непрерывно наблюдая за двором гостиницы. Немногочисленная публика место имела, но на город уже успела опуститься полноценная мгла, фонари в гостиничном дворе светили на уровне первого этажа, так что рассмотреть, кто там гуляет по карнизу на четвертом этаже, не представлялось возможным. Добравшись до железной трубы с телефонным кабелем, я спустился на третий этаж и благополучно влез в окно своего номера, предварительно послушав, как звучат со стороны мои собственные эротические вскрики и стоны секспартнерши. Получалось ничего: вполне можно было предположить, что качественно записанные на диктофон скрипы кровати, заполошный шепот сразу на двух языках и иные составляющие ударного полового труда не что иное, как происходящий в эту минуту всамделишный акт любострастия. Не думаю, что у местных специалистов микрофоны настолько высокого качества, что они позволяют уловить разницу между настоящим событием и записью.
— Как прошел вояж? — нетерпеливо прошептала Эдит, как только я лишил себя одежды и нырнул к ней с головой под одеяло.
— Думаю, нормально, — загадочно пробормотал я, слегка кусая ее за ухо, и предупредил:
— Сейчас надо аккуратно прикрутить эту хреновину и сдублировать по-настоящему: чтобы было все натурально. И не забудь — все разговоры о деле — только шепотом и под одеялом. Ты готова?
— Я есть всегда готов к это дело, — сообщила француженка, неуловимым движением сбрасывая с нас одеяло и в мгновение ока оседлала меня не хуже профессионального мустангеро — я даже «мама» сказать не успел.
— Опыт — он и в Африке опыт, — несколько растерянно похвалил я. — Его не пропьешь. И в карты не проиграешь.
— Бедный французский фемина не может водка, — немедленно отреагировала моя пассия, аккуратно прикручивая громкость на диктофоне, и тут же принялась активно ерзать своими прелестными ухищрениями в районе расположения моей точки дань-тянь (а это на два цуня ниже пупка). — И азартный игра — тоже нет. Кредит нет.
— Молодец, — опять похвалил я, чутко прислушиваясь к своим ощущениям — моя многострадальная плоть, до изнеможения истерзанная за последние пять суток алчной француженкой, весьма вяло реагировала на попытки последней привести ее в боевое состояние. — Значит, преждевременный климактерический кризис тебе не грозит.
— Ты имел неприятность от контрразведка абориген? — жарко прошептала мне на ухо Эдит, умудрившись в промежут ке между «неприятность» и «контрразведка» пройтись своими влажными губами по моей шее, груди и цапнуть острыми зубами за бороду. — Он смотрел за ты, когда ты делал вояж?
— Их было трое — и они приблизились ко мне на недопус тимое расстояние, — с мрачной таинственностью в голосе прошептал я, внезапно лизнув ухо своей подружки, она взвизгнула от неожиданности, но ухо не убрала, видимо, понравилось. — Никто из них уже не сможет съесть свой… ммм… этот, как его — о! свой лаваш. Точно, лаваш. Ни-ко-гда!
— 0-хо! — восторженно пропищала Эдит, моментально возбуждаясь и активизируя усилия в моей точке дань-тянь. — Ты был это… ты оторвал им зубы?
— Ага. Вместе с головами, — подтвердил я, несколько уди вившись такой интерпретации своей шутки, совершенно ис ключающей какую-то иную трактовку. — Короче — забудь о них. Их нету.
— А-ха!!! — в экстазе пискнула Эдит, резво сползая вниз и принялась с двойным усердием исследовать своим языком мой живот, постепенно приближаясь к тому самому фрагменту моей плоти, который затаился в пяти цунях ниже точки дань-тянь и практически уже был готов к использованию во всех аспектах. Мне, однако, такой расклад совсем не улыбался, за пять суток я всесторонне изучил повадки своей пассии и прекрасно знал, чем все это закончится.
— Ну тебя в задницу, принцесса, — пробормотал я по-английски (специально для слухачей, наверняка развесивших уши и, вполне возможно, слегка поддрачивающих под наше звуковое оформление). — Мне твоя диета уже надоела. Все соки повысасываешь из мужика, а физкультуры — ноль. Давай-ка по-упражняемся!
— Что ты сказал? — встревожилась Эдит. — Ты неудобно?
— Ага, неудобно, — согласился я, стремительным рывком меняя позицию, и, воспользовавшись замешательством француженки, с разбегу засадил ей свой фрагмент по самое «здрасьте».
— Ай! — вполне по-российски завизжала моя пассия, не ожидавшая такого оборота. — Ты хотел другой! О! О! Я хотел другой!
— Ну нет — я хотел именно так, — шепотом прорычал я — И не вздумай орать, что тебе нравится трахаться со шпионом. — Сделав такое внушение, я принялся интенсивно сотрясать кровать, крепко ухватившись руками за деревянную спинку и в каждой конечной точке поступательного движения бодая эту спинку удивительно крепким черепом Эдит. Знаете, очень не дурственный тренажер для мышц живота и спины. Подозреваю, что слухачи были в восторге…
Вот таким образом я развлекаюсь уже пятый день. Нет, звонка в СНБ это замечание не касается — позвонил я только сегодня. поскольку именно сегодня образовались благоприятные обсто ятельства для мероприятия такого рода. А вот с Эдит еже дневно — еженощно, практически с двенадцатой минуты знакомства. Эта миниатюрная секс-бомба, которая выглядит гораздо моложе своих тридцати семи лет (я втихаря исследовал ее паспорт — на всякий случай), своим обликом и манерами в пол ном объеме соответствует моему представлению о прекрасной половине, подвизавшейся на нелегкой ниве журналистики Она раскованна донельзя, взбалмошна, очень контактна, без меры обаятельна и весьма по-женски привлекательна. Когда я ее увидел впервые, сразу подумал: точно, корреспондент какой-нибудь газеты. Оказалось, что я ошибался. Эдит никаким боком к журналистике не относится, она председатель ко миссии известной французской фирмы, специализирующейся на ремонте и монтаже гидротехнического оборудования. Фирма заключила контракт с правительством Ичкерии, и теперь комиссия изучает состояние подземных коммуникаций в Грозном — на предмет грядущего ремонта и чего-то там еще.
Помимо патологической предрасположенности к промис куитету, Эдит страдает явно выраженной формой шпиономании. Видимо, мне по жизни суждено иметь отношения с женщинами, пораженными в той или иной степени этим отклонением: моя подружка на Большой земле — Ленка, тоже балдеет от всяких секретов и находит удовлетворение скорее в той атмосфере таинственности, которой я намеренно (специально для нее) себя окружаю, нежели в обладании моим изрядно поломанным и травмированным в разное время телом.
