– А что ты сделал с оружием?
Арон молча мотнул головой в сторону багажника.
Холщовая сумка, еще вчера набитая шашками аммонала, была почти пуста.
– Выброшу в море.
* * *
Большой залив Гранкуллавикен почти со всех сторон окружен сушей. Если бы не узкая горловина на севере, соединяющая залив с морем, его можно было бы считать озером. В залив вдавалось бесчисленное количество густо поросших лесом мысков, тут и там попадались маленькие острова. У самого входа в лагуну стоял большой маяк по прозвищу Эрик – предупреждал лоцманов о меляках. Многие называли залив лагуной – и не без оснований: несмотря на величину, Гранкуллавикен очень неглубок.
Но сейчас, на пороге третьего тысячелетия, функции лоцманов выполнял компьютер. Не глядя на маяки, бакены и створы, компьютер прокладывал единственно верный извилистый путь по лагуне, и паром, пришедший час назад с Готланда, уже был готов принять пассажиров.
Они оставили старый «форд» на парковке и пошли к пирсу.
Сегодня не так тихо, как накануне, хотя ночью то и дело принимался дуть ветер. Начинаются августовские ветра.
Полина уже заказала все билеты на обратный путь. Паром приходит в Висбю, оттуда летают небольшие самолеты в Стокгольм. А там, в аэропорту Арланда, пересадка на регулярный авиарейс Стокгольм – Москва.
Пора домой. Но возвращение не входило в планы Арона. Он мечтал, отомстив, умереть дома, на Эланде. В несуществующем хуторе на самом берегу залива в Стенвике.
На пароме у самого трапа были кафетерий и киоск со всякой ерундой. Оттуда открывались двери в большой пассажирский зал. Они сели в самом углу, чтобы их никто не слышал.
Каждое движение причиняло ему боль. Внимательно посмотрел на юг, будто отсюда можно было увидеть устроенный им хаос, и вздохнул.
– Я делаю черную работу, – сказал он. – Я ассенизатор.
– Уже нет, папа. – Ее топазовые глаза сияли, налились теплым, невинным светом. – Твоя работа окончена.
Арон посмотрел на свои руки.
– Я ассенизатор, – повторил он. – Это единственное, что я умею делать. За это меня в юности хвалили и продвигали, и больше ничего я в жизни не делал. Это большое счастье, что я встретил твою маму и что у нас выросла такая замечательная дочь.
– Хватит уже. – Она дотронулась до его небритой щеки. – Едем домой. Отдохнешь, поешь как человек. Я сделаю пирог с грибами. А если хочешь – пельмени. Эта страна мне изрядно надоела. Пусть живут как хотят. Бог им судья.
Как всегда. Добрая девочка, но деловая и энергичная. Чего стоило получить работу у Клоссов! Последние часы она прожила на сплошном адреналине, но уже сейчас Арон угадал в ее тоне готовность все забыть и всех простить.
Он тоже попытался расслабиться, но безуспешно. Небольшой пирс опустел. Посадка закончилась. Он посмотрел на парковку – его старый синий «форд» стоял в гордом одиночестве. Они оставили его открытым, с ключами в замке. Кто угодно может сесть и уехать – пожалуйста. Никаких возражений.
Арон медленно поднялся.
– Я проголодался, – соврал он. – Мы уже целую вечность ничего не ели. Тебе купить что-нибудь?
– Нет, спасибо. Я бы еще поспала.
Он потрепал ее по щеке, задержав руку на несколько секунд дольше, чем требовалось для стандартного поощрения. Взял сумку, постаравшись, чтобы она не заметила, и вышел из салона.
Матрос уже готовился убрать трап. Он поднял руку – подожди, мол, я раздумал – и сошел на пирс. Тот молча кивнул. Мало ли что, наверное, старикан забыл выключить плиту или что-то в этом роде.
До отплытия оставалась одна минута. Арон спустился по трапу на берег и отошел в сторону, чтобы Полина не увидела его из окна.
На пирсе стоял рабочий гавани с чалкой в руке.
– Раздумали? – спросил он с удивлением.
Он молча кивнул. Здесь, на пирсе, ему уже не надо было притворяться, что все в порядке. Сильно болел живот, и с каждым часом все сильнее.
Матрос на борту принял чалку, и паром начал медленно отходить от пирса. Полоска воды между ним и пирсом становилась все шире. Уже не перепрыгнуть… а теперь и подавно.
Он увидел в окне парома темные волосы Полины. Она не смотрела в окно. Слава богу. Надо надеяться, переживет. Остаться сиротой страшно, но ему все равно не жить.
Он был совершенно уверен, что уже никогда не увидит дочь. Но у нее в сумке более чем достаточно, почти миллион крон – это те деньги, что он взял на «Офелии». Грязные деньги. Впрочем, деньги не бывают грязными – все зависит от того, в чьих они руках. Арон изо всех сил убеждал себя, что ей удастся наладить свою жизнь. К тому же она вот-вот выйдет замуж, так что одиночество ей не грозит. Он много лет прожил в одиночестве и знал, что это такое.
Солнце затянуло облаками. А на горизонте опять, как несколько дней назад, клубились тяжелые облака, предвещая скорую непогоду Приближалась осень.
Он повернулся спиной к лагуне. Времени у него достаточно. Паром идет несколько часов.
Семеня, добрался до парковки – попробовал идти побыстрее, но каждый шаг отдавался в животе острой болью.
Бросил сумку на заднее сиденье – раздался металлический лязг.
Сел за руль. В сидячем положении боль стала терпимой. Он привычно думал о своем оружии. Но и о Веронике Клосс. Арон буквально видел перед собой ее холодное, надменное лицо. С другими она, впрочем, была мила и приветлива. А сейчас он представил, как она идет победным шагом по газону в отеле «Эландик».
Он понимал, что умирает, хотя, конечно, не знал, сколько ему отпущено часов или дней. Скоро он исчезнет – а Вероника Клосс останется.
Позволить ей жить?
«Нет, – подал голос давно забытый Влад. – Ни под каким видом».
А Арон повернул ключ в замке зажигания. Мотор послушно заурчал. Он бросил взгляд через плечо на сумку с оружием и отпустил педаль сцепления.
Развернулся на небольшой площадке перед причалом и взял курс на юг.
Второй раз за это лето Юнас проснулся в рыбарне. Голова болела и кружилась, в пересохшем рту – отвратительный сладковатый привкус. Он лежал не в кровати, а на сложенной в несколько раз рыболовной сети, пахнущей смолой и мягкой от старости. За толстыми каменными стенами тихонько подвывал ветер, а откуда-то издалека доносилось крикливое, но довольно вялое переругивание чаек.
И он был не один. У стены напротив лежали Каспер и Урбан, его двоюродные братья. Почему-то в пижамах. Он опустил голову – он тоже в ночном белье.
Кузены, похоже, чувствовали себя неважно, как и он, на грани между тяжелым сном и пугающей реальностью.
Он заснул в своем домике, в своей постели, – это он помнил точно. У его постели появился ангел со светящимися в темноте белками глаз – в этом он тоже мог бы поклясться. А дальше воспоминания путались… Странные запахи. Попытался вспомнить, что ему снилось, но из этого ничего не вышло. Может, потом само вспомнится. Так бывает.
На табуретке у стены кто-то предусмотрительно поставил три бутылки воды. Ребята встали, пошатываясь, и долго пили. Через узкую щель под дверью проникал слабый утренний свет. Скорее всего, еще очень рано.
Урбан подошел к двери и потряс. Лверь оказалась тяжелой и прочной, к тому же скважина для ключа отсутствовала – наверняка кто-то запер их снаружи на железный засов или что-то вроде того.
Урбан пару раз толкнул дверь плечом, и на том силы его иссякли. Он пошел назад на свое лежбище из небрежно скомканных сетей.
Все трое молчали. У Юнаса была куча вопросов, но ему никак не удавалось их сформулировать. Обрывки мыслей плавали в голове и не могли соединиться во что-то вразумительное.
Свет под дверью с каждой минутой становился ярче и определеннее.
– Голова раскалывается, – пожаловался Урбан.
– И у меня, – подтвердил Каспер.
– Должно быть, какой-то наркоз, – задумчиво произнес Урбан. – Нас усыпили.
– Помню, меня кто-то нес. Старик какой-то… но здоровенный.
Это он, сразу решил Юнас. Призрак могильника.
Ребята опять замолчали.
Надо ждать – что им еще остается делать?
Юнас сидел у стены с закрытыми глазами. Ветер, похоже, усилился. По-прежнему кричали чайки, редко и скучно, лишь изредка ввязываясь в свирепую перебранку.
Внезапно он различил посторонний звук. Звук автомобильного мотора.
– Слышите?
Кузены беспокойно прислушались.
– Это что… он? – прошептал Каспер.
– Откуда я знаю?..
Машина остановилась совсем близко от рыбарни. Все на несколько секунд затихло. Вдруг истерически заорала чайка, и послышались тяжелые шаги.
Загремел засов, дверь открылась.
У порога стоял мрачный старик. Он не сказал ни слова, но Юнас сразу его узнал. Это он мелькнул в капитанской рубке «Офелии». Это он стоял у кургана.
За спиной у него, совсем близко, темно-синий «форд», а в руке револьвер. Рука с револьвером была опущена, но так привычно и свободно, что у Юнаса не было никаких сомнений – если понадобится, он вскинет руку и выстрелит в то же мгновение.
