Обмануть сканер отпечатков пальцев оказалось еще проще. Кан снял отпечаток указательного пальца Мейермана с выпитой им утром бутылки минеральной воды «Перье». Использовав пары цианакрилатного клея, более известного как клей «Крейзи глу», он усилил рельефность отпечатка и сфотографировал его цифровой камерой. Затем в фотошопе увеличил контрастность изображения каждой бороздки, каждого рубчика и завитка. Получившееся в результате изображение было распечатано на лист прозрачной пленки и оказалось практически безупречным.
Используя фоточувствительную печатную плату, приобретенную в Тель-Авиве, в одном из специализирующихся на продаже бытовой электроники и товаров для радиолюбителей магазинов, и прозрачную подложку, Кан запечатлел отпечаток пальца на медной пластинке, по сути создав гравированную матрицу.
Насчет самого пальца у него тоже появилась оригинальная идея. Пять медвежат Гамми из жевательного мармелада, расплавленные с помощью горелки Бунзена, дали ему достаточное количество желатина, чтобы сделать из них последнюю фалангу указательного пальца. Охладив изделие, он приложил его конец к уже готовой матрице. Оттиск получился прекрасно. Теперь у него был палец совсем как настоящий. Сканер, который не измеряет исходящее от человеческого тела тепло, можно было дурачить сколько угодно. Так что вскоре Кан вышел из дверей лаборатории с «Саломеей» в кармане пиджака, оставив взамен очень похожий на нее макет-пустышку.
Килотонны. Плутоний. Ядерный материал.
Эти слова обжигали Кану язык. Завтра наконец он освободится от сего дьявольского лексикона. Его долг израильтянина, сиониста и отца давно выполнен, и завтра он полетит на юг, в Мадрид, а затем дальше, в Кейптаун. В этом городе живет много евреев — ищущих новизны, стремящихся к лучшему, первопроходцев, таких как он. Он прекрасно уживется с ними. Это место как раз по нему. Он надеялся, что устроится преподавателем. Например, учителем в средней школе, это ему подойдет, равно как и химия или даже иврит. Пришло время отдавать долги.
Чья-то рука коснулась его плеча, и Кан вздремнул от неожиданности. Кто теперь? Еще один пузатый Ромео? Или вислогрудая матрона, ищущая наслаждений в объятиях тощего пожилого еврея? Обернувшись, он увидел человека с улыбающимися глазами.
— Добрый вечер, друг мой, — проговорил Марк Габриэль. — Далеко же вы заехали от своего дома.
Адмирал Оуэн Гленденнинг недоверчиво уставился на помесячную распечатку операций, проходящих по банковскому счету Адама Чапела в Банке Хантса.
— Когда вы это обнаружили? — спросил он Бобби Фридмана.
Алан Холси поспешил ответить вместо своего подчиненного.
— Бобби наткнулся на эту информацию немногим больше часа назад, — начал он. — И…
— Кажется, я спросил мистера Фридмана, — прервал его Гленденнинг.
— Прошу прощения, сэр.
Эти трое стояли в дальнем углу операционного зала Центра по отслеживанию зарубежных террористических счетов в здании штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. В помещении стояла непривычная тишина. У Гленденнинга были усталые глаза, и одежда на нем висела довольно-таки мешковато. С тех пор как в рамках операции «Кровавые деньги» началась охота на «Хиджру», он спал в общей сложности не больше десяти часов.
— Ну, мистер Фридман, я жду.
Бобби Фридман перевел взгляд со своего шефа на заместителя директора ЦРУ по оперативной работе:
— Как только что сказал мистер Холси, я работал с переводами Благотворительного фонда Святой земли и наткнулся на эти четыре транзакции. Каждая предусматривала перевод шестидесяти пяти тысяч долларов на счет в одном и том же американском банке. Сперва я подумал, что тут какая-то ошибка. Потому что сначала ничего подобного не заметил. Не сочтите за хвастовство, сэр, но это не в моих правилах не обращать внимания на такие вещи. Вот я и решил, что это какая-то оши…
— Ну, давайте говорите живей, мистер Фридман. — Гленденнинг сложил на груди руки и, казалось, подался всем телом вперед, по направлению к этому крепышу-аналитику, словно стараясь тем самым ускорить изложение им существа дела.
— Так вот, сэр, как я уже сказал, меня это сильно заинтересовало. Если Благотворительный фонд Святой земли является своего рода ширмой, прикрывающей деятельность «Хиджры», то такие переводы могут служить первым свидетельством того, что она как-то связана с Америкой. Доказательством того, что террористы действуют и на нашей территории.
Гленденнинг поднял руку, приказывая Фридману замолчать.
— И с кем конкретно вы связались, чтобы получить разрешение на проверку этих счетов? — спросил он, принюхиваясь, словно почуял неприятный запах.
— С Джоном Оглторпом из Банка Хантса.
— Этот Джон Оглторп, он кто, судья или просто ваш добрый приятель?
— Мистер Оглторп заведует сношениями с федеральными ведомствами в Банке Хантса, в котором Чапелом и был открыт счет. Я распознал код банка, присвоенный Американской банковской ассоциацией, поэтому позвонил и попросил сделать мне одолжение.
— И это одолжение состояло в том, что он согласился незаконно сообщить вам подробности, касающиеся банковского счета гражданина США?
— Да, сэр, — признался Фридман, выглядя при этом так, словно только сейчас учуял весьма неприятный запах, исходящий от какого-то очень вонючего варева.
— Алан, немедленно свяжись с судебными властями. Пусть выпишут официальный ордер на доступ к счетам Чапела в Банке Хантса. И проследи, чтобы он был выдан задним числом и на нем стояла вчерашняя дата. Свяжись по этому делу с судьей Макманусом. Он один из наших людей.
Холси тут же поднял руки вверх:
— Глен, пожалуйста, это же не…
— Алан, заруби себе на носу: если мы не нарушаем чьи-то права, значит, плохо работаем.
Обескураженный Холси опустил голову и отошел на несколько шагов в сторону, чтобы связаться с судьей.
Гленденнинг вновь обратил внимание на Бобби Фридмана:
— Ну что, мистер Фридман, правильно ли я понял, что этот внезапно забивший фонтан информации является результатом некоего неофициального сотрудничества?
— Да, адмирал.
Гленденнинг кашлянул, и его лицо прояснилось.
— Зови меня Глен, — разрешил он, похлопав рукой по плечу Фридмана, а затем повел его за стеклянную стенку, отгораживающую кабинет, расположенный в задней части операционного зала. — Хорошо, что хоть кто-то вокруг меня понимает, что мы, черт побери, ведем сейчас настоящую войну. Знаешь, что происходит на войне с хорошими парнями? С теми, кто соблюдает все правила и предписания? И не открывает огня, пока им не прикажет генерал? Знаешь? Их убивают, Роберт. Убивают! — воскликнул он, для пущей убедительности подкрепляя свои слова сильным ударом трости в пол. — Так что теперь, Роберт, я хочу, чтобы ты разослал повсюду факсы с номером социального страхования Чапела. Шли их во все банки на территории США и во все прочие, с которыми мы поддерживаем хоть сколько-нибудь дружеские отношения. Введи все, связанное с Чапелом, все, что у нас только есть, в свою базу данных, в этот твой «ведьмовской котел», как ты его называешь… так ведь, кажется?
— Откуда вы…
— Вбей в него все, что у нас на него есть, — продолжил Гленденнинг. — Номер водительских прав, домашний адрес, номер паспорта, все-все. Давай посмотрим, где он мог появляться прежде. Я хочу знать обо всех связанных с его именем транзакциях за последние пять лет. Хочу знать, где он заработал каждый свой цент. А когда ты все это добудешь, я хочу, чтобы ты прошелся по всем суммам, которые Чапел когда-нибудь переводил в какой-либо другой банк. Если у него есть какие-то сообщники, я хочу знать, кто они. И живо. Я достаточно ясно выразился?
— А как насчет ордера?
— Он будет лежать у тебя на столе уже через пару часов, и ты сможешь зачитывать его всем банкирам, каким потребуется. Это дело относится к тому самому пункту триста четырнадцать, подпункт «а», это как пить дать.
Гленденнинг имел в виду подпункт 314(а) пресловутого Патриотического акта, который разрешал сотрудникам правоохранительных органов получать доступ ко всей не подлежащей разглашению информации, касающейся частных граждан, в случае если это может понадобиться для защиты государства.
Фридман нервно кивнул.
— Да что вы, сэр, — начал он жалобным голосом, пожимая при этом могучими плечами. — Не может быть, чтобы все оказалось так плохо. Я хочу сказать, что мы ведь говорим о Чапеле, а не о ком-то другом.
Гленденнинг постарался отнестись к данному замечанию достаточно серьезно и не отметать его с ходу.
— Понимаю твою обеспокоенность, Роберт, — заявил он с торжественной нотой в голосе. — Не могу раскрывать слишком много связанных с этим расследованием подробностей, но с самого начала операции «Кровавые деньги» стало ясно, что среди нас завелся крот. Я точно так же был ошарашен, как ты, узнав, что им оказался Адам Чапел. Но кто-то ведь должен был им оказаться. Увы, у предательства всегда есть человеческое лицо. Причем конкретное.
