Все это тронуло сердце Эрика – Рене стала ему ближе, абстрактная трагедия превратилась в гораздо более реальную.
Снова зазвонил телефон на столе, и Эрик снова не смог проигнорировать его и взял трубку.
– Доктор Пэрриш слушает…
– Я из «Нью-Йорк Таймс» и…
– Я не даю комментариев.
– Но доктор Пэрриш…
– Спасибо, нет.
Эрик повесил трубку и снова вернулся к телефону, который держал в руке. Он хотел пройтись по профилям друзей Рене, увидеть, кто был к ней ближе всех, понять, кто из них выглядит подозрительным, кто удалился из друзей. Не исключено, что у нее был ревнивый парень, или девочка – заклятый враг, или просто какой-нибудь хулиган крутился вокруг. Он понимал, что шансов найти что-то немного, но надо было с чего-то начинать, тем более что больше у него все равно ничего не было.
Он кликнул на первый аватар слева, который принадлежал юной девушке по имени Кэти Шуп. Она была открыта только для друзей, поэтому узнал он о ней немного. Но в то же время Кэти часто меняла фотографию в профиле и почти на каждой фотографии она была с группой девочек – включая Рене. Судя по всему, они вместе ходили в хор – потому что на них были надеты голубые форменные накидки. Они обнимали друг друга и улыбались в камеру.
Эрик взял листок бумаги и ручку и начал делать заметки, листая фотографии друзей Рене на «Фейсбуке». Почти все девочки (и ни один из мальчиков) повесили замочки на свои странички – и все же Эрик мог получить достаточно много информации из их фотографий в профилях: по этим фотографиям можно было определить, с кем они общаются, в каких группах состоят и даже где они живут. С одной стороны, это обнадеживало, а с другой – пугало.
Пошел второй час, когда Эрик закончил со списком одноклассников и ребят со старших курсов и коллег Рене – девятнадцать девочек и тринадцать мальчиков, – которые, судя по всему, входили в ближний круг Рене. К сожалению, он не нашел следов бойфренда, хотя знал, что таковой имеется, со слов Макса. Кто из этих мальчиков был бойфрендом Рене, понять было невозможно – ни один из них не назвал на своей страничке Рене своей девушкой. Один из мальчиков, постарше, Джейсон Тандор, называл Пикеринг-парк своим любимым местом – от этого у Эрика волосы на голове встали дыбом, потому что именно там нашла свою смерть Рене.
Эрик также выяснил, что Рене близко общалась со своим дядей Пэтом, одиноким адвокатом из Филадельфии, который выглядел как картинка из модного журнала и занимался защитой прав потребителей. И с родителями Рене тоже была близка, с Маргарет и Энтони Бевильакуа, особенно с отцом. Энтони Бевильакуа довольно активно общался на «Фейсбуке», его стена была открыта, а среди интересов преобладали импорт фруктов (его бизнес), клуб любителей бега, к которому он принадлежал, и его деятельность как масона. Он постил множество фотографий себя и Рене – как они катаются на велосипедах или вместе бегают, и вообще производил впечатление типичного жителя пригорода, обожающего свою дочь. Энтони было примерно столько же лет, сколько и Эрику, у него были тонкие черные волосы, но он был более мускулистым, чем Эрик, и выглядел более спортивным в своих велосипедных шортах. Рене от отца достались нос и улыбка, насколько Эрик мог судить по фото: многие фотографии Энтони Бевильакуа были сделаны на улице, поэтому на нем красовались либо солнечные очки, либо бейсболка, либо велосипедный шлем.
Эрик зашел на страничку Маргарет, матери Рене: она уже была под замочком, и друзей здесь было несколько поменьше. Единственной группой, к которой присоединилась Маргарет, была группа «Медсестры, которые любят вязать» больницы «Ланкенау», из чего сделал вывод, что она была медсестрой, хотя и не в его больнице. Эрику было больно даже представить, каково сейчас матери Рене, жизнь которой так изменилась – теперь, когда ее дочь была мертва. Он вспомнил о Лие Бэрри – своей пациентке, которая потеряла ребенка при родах и умирала каждый раз, когда в госпитале включали вечернюю колыбельную…
Снова зазвонил телефон на столе, вырвав его из раздумий, и он взял трубку.
– Доктор Пэрриш слушает…
– Доктор Пэрриш? Это Пэг…
– Я не даю комментариев.
– Я не репортер, и мне очень нужно с вами поговорить.
– Простите, но я не могу…
– Доктор Пэрриш, я Пэг Бевильакуа. Мама Рене.
Из окна гостиной Эрик увидел, как Стэн из службы проката машин «Энтерпрайзис» подъехал к дому на машине, которую Эрик арендовал. Мать Рене хотела встретиться с ним лично – больше она ничего не сказала. Газетчики взяли в осаду и дом Бевильакуа, поэтому Эрик и Пэг договорились встретиться на нейтральной территории, в каком-нибудь ресторанчике. Эрик понимал, что встречаться с ней один на один будет тяжело, и в то же время он надеялся, что получит какую-то информацию, которая сможет ему помочь.
Большой «Бьюик» уже ждал его у дома, поэтому он прошел через дом и вышел через заднюю дверь. Быстро заперев ее, он побежал по подъездной дорожке к «Бьюику», стоящему у бордюра. Он бежал очень быстро, но репортеры все же заметили его и бросились к нему, наводя на него камеры и выкрикивая на ходу вопросы:
– Доктор Пэрриш, куда вы идете? Доктор Пэрриш, пожалуйста, дайте комментарий! Доктор Пэрриш, что случилось в торговом центре? Вы собираетесь рассказать полиции все, что знаете о Максе Якубовски? Что вы знаете об убийстве Рене Бевильакуа? Вы не хотите дать нам комментарии? Почему вас отстранили от работы в больнице? Как надолго вас отстранили? Куда вы идете?
– Без комментариев! – крикнул Эрик.
Водитель Стэн уже пересел на пассажирское сиденье, как они и договорились, освободив место за рулем. Некоторые репортеры бросились к своим машинам, чтобы пуститься в погоню, но Эрик уже прыгнул на водительское сиденье, быстро захлопнул дверь и рванул с места.
– Классно! – сказал Стэн с одобрительной улыбкой. Он был молод, волосы у него были склеены гелем в гребешок, а в ушах поблескивали бриллиантовые сережки.
– Держись крепче!
Эрик знал все проселочные дороги вокруг, поэтому резко свернул налево, а потом так же резко – направо, глядя в зеркало заднего вида. Машины репортеров все еще маячили сзади, поэтому он снова вырулил вправо в какой-то случайный переулок и погнал вдоль домов, надеясь, что в конце не будет тупика.
– Здорово!
– Козлы! – Эрик быстро свернул в просвет между домами, надеясь спрятаться от репортеров. Через несколько секунд машины журналистов пронеслись мимо дальше по улице.
– Ух ты! Это было клево!
– Спасибо, я тоже так думаю.
Убедившись, что больше за ними никто не едет, он выехал на дорогу и поехал в обратную сторону. Высадив Стэна у «Энтерпрайзис», он поблагодарил его и направился на запад, куда ехало большинство жителей пригорода, в Даунингтаун, где довольно долго плутал между магазинчиками и торговыми центрами, пока не нашел то, что ему было нужно. Он припарковался около маленького ресторанчика «Тьюди», в котором подавали только завтрак и ланч, и поспешил внутрь. Открыв стеклянную дверь, он огляделся. Стены здесь были обшиты коричнево-белыми панелями, такого же цвета были деревянные полы. Ресторанчик был крошечный, всего, наверное, столиков на пятнадцать, большинство из которых были свободны.
Он сразу заметил кудрявые рыжие волосы Пэг – они были чуть более светлого оттенка, чем у Рене, и закрывали сзади воротник ее блузки. Она сидела одна у стены, спиной к двери. Одета Пэг была в свежую белую блузку и джинсы.
Эрик показал хостесс, что идет к определенному столику, а потом подошел к Пэг и остановился около нее.
– Здравствуйте, я Эрик. А вы, наверно, Пэг.
– Да. – Пэг подняла на него глаза, а потом жестом пригласила его присесть напротив нее за столик. – Пожалуйста, садитесь.
– Благодарю. – Эрик скользнул на стул и положил руки перед собой. – Мне очень, очень жаль, я очень сочувствую вам в вашей потере. Пожалуйста, примите мои соболезнования.
– Спасибо.
Пэг посмотрела ему в лицо. Ее глаза были опухшими и красными, и в них было столько горя, что, казалось, вся их голубизна разом выцвела – словно вылилась вместе со слезами, которых было слишком много. Кончик носа у нее был дерзко вздернут кверху и слегка посыпан веснушками, как у Рене, кожа бледная.
– Не за что, я на самом деле очень рад, что вы обратились ко мне.
– Я… не знаю, как описать вам, какая это потеря для нас… для моего мужа и для меня. – Пэг сглотнула вставший в горле комок, и на лице ее появилось выражение такой глубокой душевной муки, что, казалось, выдержать ее просто невозможно.
– Я действительно соболезную от всей души, – сказал Эрик искренне. Он знал, что его голос сейчас выдает его истинные эмоции – и не стал их скрывать.
– У вас есть дети, доктор Пэрриш?
– Да, у меня дочь, ей семь лет. И пожалуйста, зовите меня Эриком.
– Рене наш… была нашим единственным ребенком. Она была для нас всем. Мой муж… он был особенно близок с ней, она – такая настоящая папина дочка… – Пэг улыбнулась легкой, полной горечи улыбкой. – Они двое… они были двумя половинками единого целого. Они внешне очень похожи, они так похожи во всем. Для него это слишком невыносимо, слишком. Я даже не знаю, зачем вам это рассказываю, наверное, потому что знаю, что вы психиатр, а значит, вам приходилось уже такое слушать… Я знаю, вы работаете в клинике Хэвмайер, а я медсестра в Ланкенау, значит… у нас есть много общего.
