— Говорить по-арабски можешь?
— Разумеется, — переводя дыхание, ответила Ирина. — Не зная языка, на котором написана «Книга книг» ислама, разве можно правильно молиться?
— Очень хорошо! — искренне обрадовался араб. — Очень хорошо. Это просто удивительно… А то в этой стране сплошь и рядом произносят молитвы, не имея понятия о их содержании. Ты мусульманка?
— Да.
— Кто по нации?
— Русская.
— Откуда знаешь язык? Почему русская — и мусульманка?
Ирина заученно выдала кусочек легенды, заготовленной полковником Шведовым. Жила с родителями в Ду-бае, вышла замуж. Муж — Султан Абдрахман Аль-Баади. Упокой Аллах его душу. Сын — Абу…
Тут араб слегка вздрогнул — Ирина сделала вывод, что либо его тоже зовут Абу, либо с этим именем у эмиссара связаны какие-то особые воспоминания.
— Что делаешь в этом селе?
— Иду выкупать сына из плена… — Ирина выдала следующий кусок легенды о сыне Ване, который вообще-то Абу, но необрезанный. Сидит теперь этот Ваня-Абу необрезанный у некоего Руслана Умаева, а как туда пройти, знает вот этот мужлан — Махмуд Бекмурзаев.
Дядька нахмурился и как-то неопределенно покачал головой. Сказочка, судя по всему, ему не особенно понравилась. Слабенькая сказочка, сами понимаете. Но другой, увы, не предлагали… Сзади возник худощавый, осторожно прикоснулся к руке штатского, желая привлечь его внимание. Нетерпеливо отмахнувшись, араб поинтересовался:
— Ты рабыня?
— Я же сказала — нет, — слегка возвысила голос Ирина. — Просто шла искать сына, забрела в это село…
Араб на минуту задумался. Публика молча стояла, почтительно хлопая глазами — худощавый нервно переминался с ноги на ногу, не решаясь вторично тревожить высокого гостя.
— Я тебе предлагаю сопровождать меня, — кратко поразмышляв, принял решение араб. — У меня убили… У меня нет переводчика. Вполне может быть так, что мы посетим этого Руслана, у которого в плену твой сын.
— Я подумаю, — снисходительно кивнула головой Ирина, как это она обычно делала дома, когда к ней униженно обращались за помощью или советом зависевшие от ее благорасположения людишки. — Стоит ли принять твое предложение…
— Подумаешь?! — араб ухмыльнулся всей бородой, насмешливо прищурился, как-то по-новому оглядывая собеседницу. — Ты подумаешь! Хм… Ты полагаешь, у тебя есть выбор?
Ирина невольно опустила голову, мельком отметив, что на ее плечах и груди, едва прикрытых безразмерной сорочкой, зияют множественные кровоподтеки, красноречиво свидетельствующие о недавнем жутком унижении. Да, женщина в таком виде выглядит по меньшей мере жалкой, пытаясь качать права в разговоре с мужчиной-мусульманином. Затянула рукой ворот сорочки, неопределенно пожала плечами:
— Ты сказал: «предлагаю». Если бы ты сказал: «тебе придется пойти со мной», я бы реагировала иначе…
— Ты шла, забрела в это село… И они хорошо с тобой обращались?
Ирина не ответила.
— Ты хороша собой, необычайно привлекательна, несмотря даже на болезненный вид. Я прекрасно знаю здешние нравы. Ты пленница, женщина! Пленница… Еще два-три дня — и ты умрешь здесь. Нет у тебя выбора. Или ты идешь со мной, или умираешь.
— Ну, нет так нет, — Ирина поклонилась по обычаю. — Я готова следовать за тобой. Что мне делать?
— Скажи им, что я беру тебя переводчицей, — араб кивнул через плечо. — Скажи, пусть вернут тебе твою одежду и больше не трогают. Оденься. Приходи в зал — я видел, там накрыли стол. Будешь работать.
— Кто меня тронет — будет расстрелян на месте по приговору шариатс, кого суда, — немедленно сымпровизировала Ирина, обращаясь к аборигенам. — Теперь я буду переводчицей и буду сопровождать товарища… эмм… господина в его странствиях. Верните мне мои вещи.
Бородатая личина Махмуда Бекмурзаева вытянулась от удивления. Нервно дернув кадыком, он развел руками и открыл было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание.
— Врат харашо можиш! — остановил его небрежным жестом худощавый, пристально посмотрев на Ирину и сразу сообразив, что случилось с этой женщиной накануне. — Такой сказат нэ мог. Пэрэводчик — пжалста! Это можна, — и опять слегка поклонился арабу, приглашая его пройти в более приличное помещение.
— Хитрий твой! — констатировала хозяйка, когда мужчины удалились в зал. — Значит, жит будиш…
Вещи Иринины отыскались с похвальной быстротой. Лее оказалось на месте, ничего не тронули. Кому в таком богатом доме нужны нищенские причиндалы?
— Мне нужно привести себя в порядок, — обратилась Ирина к хозяйке. — Я сама не могу, пусть девочки помогут.
Хозяйка не препятствовала. Девчонки сопроводили Ирину в ванную, обработали, помогли привести себя в порядок. Через десять минут наша дама, облаченная в свои вещи, в сопровождении хозяйки вошла в зал.
Замерла в дверном проеме, уже знакомо дернуло острой болью в низу живота. Вот он, персидский ковер. Ах, какой замечательный коврик, любую великосветскую гостиную украсит! Ковер-улика, ковер-вешдок… Ворс его надежно хранит несмываемую энергетическую субстанцию животного ужаса множества женских и девичьих спин, припечатанных непомерной тяжестью вонючих волосатых туш, заходящихся в пароксизме похоти. Он и пахнет как-то…
Впрочем, ничем таким на самом деле ковер не пах: посреди него в настоящий момент был расположен длинный низенький стол, уставленный всякой снедью — в зале прочно угнездился аромат жареного мяса, лука и разнообразных приправ. Вокруг стола сидели, скрестив ноги, семь человек: араб, худощавый чечен, которого все слушались, Махмуд Бекмурзаев и еще четверо каких-то особо приближенных.
Араб восседал во главе стола, будучи обложен множеством шелковых подушек. Обернувшись на звук открываемой двери, он по-своему истолковал замешательство Ирины:
— Вижу, обычаи чтишь… Но мы сейчас в походе, все упрощается. Проходи, не стесняйся. Садись здесь, — араб похлопал ладонью по ковру в метре сзади от себя, слева, и положил на это место большую подушку. — Теперь всегда будешь сидеть вот таким образом. Слушать внимательно. Ко мне обращаться — господин. Я теперь твой господин, так что — изволь. Переводить слово в слово, ничего от себя не добавляя. Если замечу неточности — накажу. Ты запомнила?
— На память не жалуюсь, — буркнула Ирина, осторожно присаживаясь на подушку и морщась при этом от боли.
— Очень хорошо, — араб недовольно дернул бровью. — Будь поприветливее со мной. Забудь на время, что ты — европейская женщина. Будешь дерзить — накажу. Ты меня хорошо поняла?
— Поняла, — склонила голову Ирина. — Я постараюсь…
Ели, пили, общались. Отношение к спиртному также прослеживалось походное — на столе, среди прочего, стояли несколько бутылок водки. Ничего такого особенного переводить не пришлось — так, обиходные выражения и детские извинялки за случившееся в ущелье. Махмуд старался не смотреть на новоявленную переводчицу и вообще сидел за столом тише воды ниже травы; худощавый — в процессе беседы выяснилось, что его зовут Беслан — был страшно недоволен хозяином дома и не стеснялся показывать это.
— Ты ела сегодня? — спохватился араб посреди трапезы.
— Нет, еще не успела, — ответила Ирина, скромно умолчав, что она, вообще говоря, и вчера не ела. — Недосуг как-то было.
— Держи, — араб наложил в пиалу плов, поставил перед Ириной прямо на ковер.
Ирина застыла в нерешительности. Женщина не должна сидеть за одним столом с мужчиной, тем более есть вместе с ним. Это грубейшее нарушение устоев мусульманской этики. Тем не менее никто из сидящих за столом на своеволие араба не отреагировал, как будто так и надо.
«…Плевать им на этику…» — так сказал Сыч. Похоже, эта птичка хорошо знает нравы тутошних обитателей и их гостей.
— Я же сказал — мы в походе, — ободрил женщину араб. — Ешь, может быть, другого случая не будет… После завтрака отправились отдыхать. Гостю отвели большую спальню, богато убранную коврами и шелком. Улегшись на широченную кровать, араб облокотился на подушку и жестом указал Ирине на небольшой диван в углу:
— Твое место. Теперь ты будешь постоянно со мной — в любой момент мне могут понадобиться твои услуги.
— Пришло время второй молитвы, господин, — компетентно напомнила Ирина, показав на часы.
— В походе молюсь два раза, — небрежно махнул рукой араб. — Утром и вечером. И водку пью в дневное время, и еще кое-что… Аллах прощает многое своим детям, если они заняты праведным делом. А сейчас мы с тобой плотно побеседуем, чтобы узнать друг друга получше…
Беседа была более похожа на вдумчивый допрос, или, если хотите, экзамен на аттестат зрелости. О себе араб распространяться не счел нужным, только сказал, что его зовут Абу (Ирина поздравила себя с наблюдательностью). Умело ставя вопросы, Абу методично протестировал женщину по многим разделам, выказав при этом незаурядную образованность. Результатами тестирования взыскательный господин остался доволен.
