Он чувствовал себя загнанным в угол и беспомощным, но не имел другого способа ей отомстить, кроме как подрывать доверие к ней, сплетничая в кофейне. Однако даже этот метод оказался не слишком действенным. Он боялся слишком высовываться, потому что Арманский по каким-то непонятным причинам покровительствовал ей. Никлас Эрикссон ломал себе голову, какая такая зацепка у нее может быть в «Милтон секьюрити» — разве что старый черт Арманский потихоньку ее трахает. Но хотя никто в «Милтон секьюрити» не испытывал теплых чувств к Лисбет Саландер, все побаивались Арманского и потому терпели ее присутствие. Когда она наконец исчезла с глаз, а потом и вовсе перестала работать в фирме, он испытал огромное облегчение.
И вот вдруг открылась возможность отплатить ей за старую обиду, причем без всякого риска. Какие бы обвинения она против него ни выдвинула, ей уже никто не поверит. Даже Арманский подумает, что это говорит патологически больная убийца.
Инспектор криминальной полиции Бублански увидел Ханса Фасте, когда тот выходил из лифта с Боманом и Эрикссоном, присланными из «Милтон секьюрити». Фасте ходил на пропускной пункт, чтобы встретить новых сотрудников. Бублански был не в восторге оттого, что ему придется допустить посторонних к расследованию убийства, но решение было принято через его голову и… Да ладно! Во всяком случае, Боман — настоящий полицейский с большим опытом, а Эрикссон окончил Школу полиции и вряд ли мог оказаться полным идиотом. Бублански жестом позвал всех в конференц-зал.
Охота за Лисбет Саландер шла уже шестые сутки, и пора было подвести первые итоги. Прокурор Экстрём не участвовал в совещании. Группа состояла из инспекторов криминальной полиции Сони Мудиг, Ханса Фасте, Курта Свенссона и Йеркера Хольмберга и была усилена четырьмя сотрудниками сыскного отдела уголовной полиции Швеции. Бублански начал с того, что представил собравшимся работников «Милтон секьюрити» и спросил, не хотят ли они что-нибудь сказать. Боман откашлялся:
— Я давно уже не бывал в этом здании, но некоторые тут знают меня и помнят, что, до того как уйти в частную фирму, я много лет проработал полицейским. Причина, почему мы находимся здесь, состоит в том, что Саландер несколько лет работала у нас и на нас ложится определенная ответственность. В полученном нами задании говорится, что мы должны способствовать скорейшей поимке Саландер. Мы можем оказать в этом помощь благодаря тому, что кое-что знаем о ней как о личности. Так что мы пришли не для того, чтобы путаться у вас под ногами и мешать следствию.
— Как складывались ее отношения с другими сотрудниками? — спросил Фасте.
— Нельзя сказать, чтобы она вызывала к себе большую симпатию, — ответил Никлас Эрикссон и сразу умолк, остановленный поднятой рукой инспектора Бублански:
— Нам предстоит еще много раз подробно обсуждать разные вопросы на наших встречах. Но давайте делать это по порядку, чтобы все было ясно и понятно. После этого совещания вы двое пойдете к прокурору Экстрёму и дадите подписку о неразглашении. А сейчас мы начнем с доклада Сони.
— Результаты пока весьма неутешительные. Начало было очень успешным: уже спустя несколько часов после убийства нам удалось установить личность Саландер. Мы нашли адрес квартиры, где она живет, по крайней мере, мы так считали. Но дальше — никаких следов. Мы получили тринадцать сообщений о том, что ее будто бы где-то видели, но все они оказались ложными. Она словно испарилась.
— Это довольно странно, — заметил Курт Свенссон. — Внешность у нее приметная, есть татуировки. Казалось бы, ее не так уж и трудно найти.
— Вчера полиция Уппсалы получила сигнал и тотчас же выступила по тревоге. Они окружили и до смерти перепугали четырнадцатилетнего мальчика, похожего на Саландер. Родители были очень возмущены.
— Думаю, дело осложняется тем, что нам приходится искать человека, похожего на четырнадцатилетнего подростка. Она может раствориться в толпе молодежи.
— Все-таки при том внимании, которое привлекли к этому делу средства массовой информации, кто-то же наверняка должен был что-то заметить, — возразил Свенссон. — На этой неделе ее фотография появится в рубрике «Разыскивается», так что, глядишь, и всплывет что-то новенькое.
— Как-то не верится, если вспомнить, что ее портрет и так уже появлялся на первой странице всех шведских газет, — сказал Ханс Фасте.
— Из чего следует, что нам надо хорошенько подумать, — заметил Бублански. — Может быть, ей удалось выехать за границу, но, вероятнее всего, она где-то затаилась и выжидает.
Боман поднял руку. Бублански кивнул, приглашая его говорить.
— Согласно нашим сведениям о ней, она не склонна к саморазрушительным поступкам. У нее стратегический ум, так что она планирует свои шаги и не делает ничего, не проанализировав заранее возможные последствия. По крайней мере, так считает Драган Арманский.
— Такого же мнения психиатр, который ее лечил. Не будем торопиться с характеристикой, — сказал Бублански. — Рано или поздно ей придется предпринять какие-то действия. Скажи, Йеркер, какими она располагает средствами?
— Тут как раз есть для вас кое-что интересное, — ответил Хольмберг. — Вот уже несколько лет у нее существует счет в Торговом банке. За эти деньги она отчитывается в налоговой декларации. Вернее сказать, за них отчитывался адвокат Бьюрман. Год тому назад на этом счету было около ста тысяч крон. Осенью две тысячи третьего года она сняла всю сумму целиком.
— Осенью две тысячи третьего года ей понадобились наличные деньги. Именно тогда она, по словам Арманского, бросила работу в «Милтон секьюрити», — пояснил Боман.
— Возможно. Счет оставался на нуле на протяжении двух недель. Но через две недели она положила на счет ту же сумму.
— Она думала, что ей понадобятся на что-то деньги, но не использовала их и вернула снятую со счета сумму в банк?
— Похоже, что так и было. В декабре две тысячи третьего года она воспользовалась этим счетом для целого ряда платежей. В частности, расплатилась за квартиру за год вперед. Сумма на счете уменьшилась до семидесяти тысяч крон. После этого счет оставался нетронутым целый год, за исключением одного поступления в размере девяти тысяч крон с небольшим. Я проверил — это было наследство от матери.
— О'кей.
— В марте этого года она сняла сумму наследства, а именно девять тысяч триста двенадцать крон, и больше не трогала счета.
— Так на что же она живет?
— Слушайте дальше. В январе этого года она открыла новый счет, на этот раз в Стокгольмском частном банке,[60] и положила на него два миллиона крон.
— Что-что?
— Откуда взялись эти деньги? — поинтересовалась Мудиг.
— Деньги были переведены на ее счет из английского банка, зарегистрированного на одном из островов в Ла-Манше.
В конференц-зале воцарилось молчание.
— Ничего не понимаю! — произнесла наконец Соня Мудиг.
— То есть эти деньги она не декларирует? — спросил Бублански.
— Нет. Но формально она и не обязана это делать до будущего года. Самое примечательное, что эти деньги не указаны в отчете адвоката Бьюрмана о ее финансовом положении. А этот отчет подается ежемесячно.
— Значит, он либо не знал о них, либо они там что-то темнили. А что у нас есть по части технических данных?
— Вчера я был на докладе у начальника следственного управления. Вот что нам известно: во-первых, мы можем связать Саландер с обоими местами преступлений. Ее отпечатки найдены на орудии убийства и на осколках разбитой кофейной чашки в Энскеде. Сейчас мы ждем ответа на анализ взятых проб ДНК… Однако нет сомнения в том, что она побывала в квартире.
— О'кей.
— Второе. У нас есть ее отпечатки пальцев на коробке из квартиры адвоката Бьюрмана, в которой он хранил револьвер.
— О'кей.
— Третье: у нас, наконец, появился свидетель, который видел ее на месте преступления в Энскеде. Это владелец табачного магазина. Он обратился к нам и сообщил, что Лисбет Саландер заходила в его лавку и купила там пачку «Мальборо лайт» в тот вечер, когда произошло убийство.
— И он собрался рассказать об этом только через несколько дней после того, как мы просили сообщать нам информацию!
— В праздничные дни он, как и все, не был дома. Табачная лавка находится на углу, в ста девяноста метрах от места преступления, — продолжал Йеркер, показывая это на карте. — Она зашла ровно в двадцать два часа, когда он закрывал магазин. Он очень точно ее описал.
— Татуировку на шее упомянул? — задал вопрос Курт Свенссон.
— Насчет этого он не мог сказать ничего определенного. Ему показалось, что он видел татуировку. Но очень уверенно описал пирсинг на брови.
— Что еще?
— Чисто технических доказательств не слишком много. Зато очень весомые.
