Бринн сбивчиво попыталась защититься:
— Но почему же ты ничего не сказал мне? Почему не попросил сходить с тобой? Я бы согласилась!
Она верила, что говорит правду.
Грэм поник головой, и Бринн поняла, что задела его больное место — так кончик ее языка бередил десну выбитого дробью зуба.
— Я и должен был это сделать. Сандра постоянно предлагает. Я собирался несколько раз, но не смог себя заставить.
— Но почему?
— Меня пугала твоя возможная реакция. Ты могла решить, будто наша семья не состоялась и я слишком многого от тебя требую, боялся, что уйдешь. Или, по своему обыкновению, возьмешь все под контроль, и я перестану понимать, на каком я свете… И мне самому начнет казаться, что никакой проблемы не существует, — пожал он плечами. — Да, я должен был тебе рассказать об этом. И не мог. Но послушай, Бринн, время упущено. Ты — это ты, а я — это я. Яблоко и апельсин. Мы слишком разные. Так что расстаться лучше для нас обоих.
— Но ведь на самом деле еще не поздно. Не суди по последней ночи… Это был… Это был просто кошмарный сон.
Неожиданно для нее Грэм вспылил. Отшвырнул свое кресло и поднялся. Пивная бутылка упала, залив пеной тарелку. Добряком по натуре овладел гнев. Бринн внутренне сжалась, вспоминая вечера с Кейтом. Ее ладонь дернулась к подбородку, хотя она знала, что Грэм никогда не поднимет на нее руку. Жест самозащиты вышел непроизвольным. Она не сводила с него глаз, словно вновь видела перед собой волка, таившегося в заповеднике.
Она понимала, что злость его обращена не на нее. А только на самого себя.
— Но мне приходится судить именно по прошлой ночи. Она и стала решающей, Бринн. Прошлой ночью я…
«Не это ли он сказал чуть раньше? Что не думал об уходе до прошлой ночи. Как это понимать?»
— Что ты имеешь в виду?
— Эрик… — Он словно выдохнул это имя.
— Эрик Мюнс?
— Он погиб из-за меня.
— Из-за тебя? Нет-нет, это не так. Мы все знали, как он беспечен. Что бы с ним ни случилось, ты не имел к этому никакого отношения.
— Вот именно, что имел! Я и был единственной причиной его смерти.
— О чем ты?
— Я использовал его… — Четко обрисованный подбородок Грэма задрожал. — Я знаю, вы все считали Мюнса безответственным ковбоем. Прошлой ночью никто не хотел отправиться на поиски в сторону хайвея. Но я-то чувствовал, что именно туда ты и пойдешь. И тогда я сказал Эрику, что, если он хочет настоящего дела, ему следует поехать со мной. Потому что преступники выйдут туда же.
Грэм помотал головой.
— Я словно бросил охотничьей собаке ее любимую кость… И вот теперь он мертв по моей вине. Потому что я полез туда, куда не следовало. И как мне жить с этим бременем на душе?
Бринн потянулась к нему, но он отстранился от ее руки. Тогда она откинулась на спинку кресла и спросила:
— Тогда почему, Грэм? Почему ты приехал туда?
Он холодно усмехнулся в ответ.
— Ты же знаешь, Бринн. Я зарабатываю на жизнь, сажая кустики и цветочки. Ты ходишь при оружии и участвуешь в бешеных погонях. Я вечером хочу сидеть у телевизора — ты же предпочтешь этому изучение какого-нибудь новейшего детектора наркотиков. Я не могу состязаться с твоей полной приключений жизнью. И уж точно не в глазах Джоуи… А прошлой ночью я сам не понял, какой дьявол обуял меня. Быть может, где-то в глубине моего естества тоже сидит эдакий лихой стрелок. Я хотел доказать себе, что тоже что-то могу. Но все обернулось фарсом. Все, чего я добился, это послать на смерть другого человека… Мне нечего было там вчера делать. Да и здесь мне делать нечего. Ты не любишь меня, Бринн. И уж точно во мне не нуждаешься.
— Нет, милый, это не так…
— Это так, — прошептал он и поднял ладонь вверх. Жест означал: довольно, разговор окончен.
Он взял ее руку и мягко стиснул.
— Нам надо поспать.
Когда Грэм ушел наверх, Бринн в рассеянности принялась промокать разлитое пиво бумажной салфеткой, пока та не распалась на мокрые комки. Тогда она взяла кухонное полотенце и завершила начатое, другим краем смахивая набежавшие слезы.
Затем она услышала, как он снова спускается. Подушка и одеяло в руках. Даже не взглянув в ее сторону, он постелил себе на зеленом диване и закрыл дверь гостиной.
— Все сделано, мэм.
Маляр жестом обвел приведенные в порядок стены и потолок в гостиной.
— Сколько я вам должна? — Бринн осмотрелась по сторонам, словно ее чековая книжка витала в воздухе где-то рядом.
— Сэм вышлет счет. Вы человек надежный. Мы вам доверяем. — Он указал на ее мундир помощника шерифа, улыбнулся, но потом лицо его стало серьезным.
— Похороны назначены на завтра? Я имею в виду помощника Мюнса?
— Да, на завтра.
— Сожалею о постигшей его кончине. Мой сын отделывал ему гараж. Говорит, Мюнс был с ним очень обходителен. Не все клиенты такие. Он угостил его холодным чаем… Очень жаль.
Она только кивнула в ответ.
Когда мастер уехал, она еще какое-то время продолжала оглядывать ровные стены. От следов девятимиллиметровых пуль ничего не осталось. Надо бы развесить по местам фотографии, но сейчас у нее на это не хватит энергии. В доме царила совершеннейшая тишина.
Она просмотрела список предстоящих дел — кому-то следует перезвонить, проверить кое-какие догадки, с кем-то побеседовать. Дважды звонил некто Эндрю Шеридан. По работе он был связан с Эммой Фельдман, и его крайне волновала судьба документов, найденных в ее доме на озере Мондак. «Интересно, что за документы?» — подумала она. Был звонок из офиса прокурора штата, куда обратилась пара из перевернувшейся на магистрали «тойоты», собиравшаяся судиться. Поступила жалоба и от владельца дома номер два по Лейк-Вью. На аммиак, бесповоротно погубивший пол в ванной комнате, и, конечно, на многочисленные пулевые отверстия. С нее требовали рапорт о том, что произошло. С этим она протянет как можно дольше.
С наружных ступенек донеслись чьи-то шаги.
Грэм?
Стук в дверной косяк. Она поднялась, чтобы открыть.
— Вижу, звонок у тебя не работает. — Это был Том Даль.
— Эй, привет! Милости просим.
Шериф зашел в дом. Он заметил только что обновленные стены, но ничего не сказал.
— Как чувствует себя твоя мама?
— С ней все в порядке. Немного раздражительна, знаешь ли. — Бринн мотнула головой в сторону соседней комнаты. — Мы устроили ей спальню на первом этаже. Сейчас она как раз спит.
— А! Тогда мне не стоит орать так громко.
— Ей прописали такие пилюли, что с ними она проспала бы и шумную вечеринку.
Шериф сел и потер ногу.
— Знаешь, мне понравилось, как ты это сформулировала. О двух убийцах: «брошенные тела». Прекрасно описывает ситуацию.
— Есть хоть какие-то новости, Том?
— Должен признать, новостей немного. Застреленного преступника звали Комптон Льюис. Жил в Милуоки.
— Что за имя такое, Комптон?
— Об этом лучше спросить его родителей. Парень был всего лишь прохвостом, но с преступными замашками. Работал на стройках вдоль озера и участвовал в мелких ограблениях — бензозаправки, магазина-самообслуживания. Самым громким делом, которое за ним числилось, была прошлогодняя попытка напасть на инкассатора, перезаряжавшего банкомат на окраине Мэдисона. Льюис — водитель у той банды — должен был обеспечить отход, но уронил ключи от машины в снег. Сообщники разбежались, а сам он попался. Отсидел шесть месяцев.
Даль покачал головой.
— Мне удалось отыскать только одного его родственника — старшего брата. Он, единственный, еще живет в этом штате. Новость стала для него ударом, скажу я тебе. Зарыдал, как дитя. Извинился, повесил трубку и перезвонил через полчаса… Сказать ему было особо нечего, но вот тебе номер его телефона, если захочешь поговорить.
Даль протянул ей бумажку.
— А что насчет Харта?
Она уже проверила базы данных полиции пяти штатов, включая клички и разные варианты фамилии: Харт, Хартман, Хартинг, Хартвел… Ничего.
— К нему ни одной ниточки. Этот Харт… Он свое дело знает. Одни только отпечатки пальцев чего стоят. Он не оставил ни единого. И даже вынул пулю со своей ДНК из стены. Учел все.
— А Мишель? Харту и Льюису она наверняка назвалась вымышленным именем, но, как мне кажется, Мишель — ее настоящее. Харт и Льюис нашли ее сумочку и порылись в ней. И ей не было смысла лгать мне — поскольку к утру я была бы уже мертва.
— Да, вот ею занимаются вплотную. В ФБР убеждены, что ее нанял Манкевиц, и сейчас всеми силами пытаются выяснить, сделал он это лично или кто-то из его подчиненных. Но концы с концами у них пока не сходятся. Ничего конкретного.
— Они показывали фоторобот, составленный с моих слов, в театральных школах и оздоровительных центрах?
Бринн понимала, что большую часть своего жизнеописания той ночью Мишель выдумала, но некоторые детали прозвучали настолько правдоподобно, что заслуживали проверки.
