в больнице, чувствует себя нормально. Спасибо, что поинтересовались.
— А ребенок?
— В надежных руках, — ответила Блум.
— Отлично. Ну что ж. Начинайте.
И они начали. Блум и Бергер говорили по очереди. Они старались не упустить ничего важного, но в то же время рассказать максимально кратко и эффективно.
Все-таки часы тикали.
Снова.
Когда они закончили, Кент Дес откинулся на спинку стула и сказал:
— И для чего вы мне все это рассказываете?
— Нам нужна неофициальная помощь в спасении Ди, — сказал Бергер.
— И Нади, — добавила Блум.
— У вас наверняка есть догадки, где у них могут быть потайные места, — сказал Бергер. — Нам надо проверить как можно больше таких укрытий. Мы знаем, что Витенька где-то держит Надю и Ди, только вот где — неизвестно. Нужна география. Место.
Дес потер лоб, словно пытаясь разложить по полочкам весь обрушившийся на него поток информации.
— Но сначала вам лучше отправить вертолет в Хедесунду, — сказал Бергер. — Прежде чем какая-нибудь охотничья собака учует адскую поляну. Да и следы от вертолета надо успеть обследовать.
Дес кивнул. Он смотрел перед собой невидящим взглядом.
— Я поговорю с Юнасом прямо сейчас, — сказал он наконец.
— Только вкратце, — попросил Бергер. — Часы тикают.
Покачав головой, Дес вышел.
Бергер и Блум откинулись на спинки стульев. Их взгляды встретились. Оба получили то подтверждение, в котором так нуждались.
Как ни крути, это было необходимо. Они ни малейшего представления не имели, где сейчас Ди и что ей приходится пережить, если она вообще жива. Не говоря уже о Наде.
Раздался необычный сигнал телефона. Они осмотрелись, чтобы определить источник звука. Ничего не нашли.
Сигнал продолжал идти.
Бергер вынул свой собственный мобильник, потом бордовый аппарат Ивана Гранстрёма. Оба телефона молчали.
А у Блум теперь и телефона-то не было. И все-таки, прислушавшись, они поняли, что сигнал исходит от нее. Она порылась в карманах, достала незнакомый мобильник, поняла, наконец, что это одноразовый телефон Риты, который лежал у входа в земляной подвал.
Она нажала на зеленую кнопку, одновременно включив громкую связь.
— Да?
— Алло, кто это?
Женский, немного заторможенный голос, смутно знакомый. И в то же время совсем не знакомый. Ни Бергер, ни Блум не могли понять, кто это.
— Это Молли, — осторожно ответила Блум.
— Молли, черт возьми, хотя бы ты жива.
— Надя? — воскликнула Блум.
— Блин, я вспомнила Ритин номер, черт, я сделала это, невероятно.
Теперь и Бергер узнал голос Нади. Но он был не такой, как обычно. Совсем другая манера говорить. Судя по всему, она находилась под воздействием какого-то наркотика. Он не осмеливался даже думать о том, чему она подверглась.
— Я у Полковника, — сказала Надя. — Он похитил еще какую-то полисменшу и держит ее здесь. В какой-то арке.
— Она жива? — спросила Блум, затаив дыхание.
— Думаю, да. Он размышляет, что бы с ней сделать.
— Где ты, Надя?
— Не знаю. Мне кажется, где-то в Сконе [19]. Хотя…
— В Сконе? — воскликнула Блум.
— Тут большой роскошный дом, кажется, весь из стекла. Стоит на холме. Внизу вода. Узкая полоска. Как кишка. Я его резиновая кукла. Мне больше не нравится быть под наркотой. Гадость. От этого только больнее.
— Постарайся потерпеть, — сказала Блум. — Ты сильная, Надя. Соберись. Почему ты решила, что вы в Сконе?
— Он сказал, что там, внизу, — Дания. Маленькая и отсталая. Хотя…
— Хотя?
— Хотя он сказал, что мы на острове. Как в Исландии. А Сконе ведь не остров? Ох, я не знаю…
— Можешь еще что-нибудь подсказать, Надя? То, что поможет нам найти тебя?
— Черт, он идет. Пора заканчивать.
— Если получится, сохрани телефон, Надя.
— Пожалуйста, спасите меня.
А потом в трубке все затихло.
Удивительно, но время просто исчезло. Его невозможно стало измерять. В какой-то момент она потеряла всякую чувствительность в руках, но как давно это случилось, нельзя было сказать. А теперь начала исчезать и боль в плечах. Это означало, что время все-таки идет. Каким-то загадочным образом оно шло.
То, что ее раздели догола — это одно, это можно пережить, гораздо хуже холод, но и он к этому времени притупился. Что же касается залившей лоб и запекшейся на лице крови, на нее вообще наплевать. Самое страшное — это положение тела, то, что нет опоры под ногами.
Она видела, что ремни врезаются в запястья, но не ощущала боли. Другие ремни удерживали пальцы вокруг колец, они тоже резали кожу, там, где костяшки.
Она попыталась взглянуть на себя со стороны, как она стоит привязанная к этим сраным римским кольцам, голая, с огромным кляпом во рту, едва касаясь ногами сырого бетонного пола.
Увидеть себя со стороны никак не получалось. Тогда она принялась рассматривать помещение из своего угла, где она ни то висела, ни то стояла.
Рассматривать особенно было нечего. В комнате царил полумрак, светилась только похожая на гирлянду полоска на стене. Та часть Ди, которая еще оставалась полицейским, а не простой биологической массой, принялась искать источник света. Откуда-то он должен идти?
В остальном — пара стульев на некотором расстоянии от нее, а еще чуть дальше большой стул и бюро; ну и, конечно, стальная дверь в дальнем конце. Выглядела дверь ужасно массивной.
Больше ничего.
А главное — никаких людей. За все это время она не видела ни одного человека. Когда ее подвешивали, когда затягивали ремни, она, очевидно, была без сознания — от удара? или ее усыпили? С тех пор, как к ней в эллинг ворвались, она не видела ни малейших следов человеческой жизни. Да и тогда мало что видела.
Временами на нее накатывала жалость к себе. Тогда она думала, прежде всего, о Люкке. Каково это, лишиться матери в девять лет, как ее дочь с этим справится, велик ли риск, что она начнет отставать по учебе, бросит футбол, потеряет ориентиры в жизни. Ди думала, что никогда не увидит, как растет ее дочь, как войдет в переходный возраст, станет взрослой женщиной, выпорхнет из родительского гнезда. А сама она никогда не состарится рядом со своим Йонни, водителем скорой помощи, добрым, надежным, островком стабильности в ее жизни.
Тогда она плакала.
Но случалось, что она поддавалась самобичеванию. Тогда она ненавидела себя за то, что ей хватило мозгов привезти Мирину в эллинг. Раз они нашли маму Молли на Флорагатан, понятно было, что они найдут и эллинг Бергера. Ди ненавидела собственную глупость.
Тогда она кричала.
А иногда на первый план выходила боль. Физическая боль. Туда им ее не заманить. Этому она сможет противостоять.
Тогда она
