Лисбет нашла кратчайший путь. Сведения о нераскрытых убийствах публиковались довольно регулярно, и в воскресном приложении к одной из вечерних газет она обнаружила статью 1999 года под заголовком «Многие убийцы женщин разгуливают на свободе». Статья носила обзорный характер, однако там имелись имена и фотографии нескольких жертв широко известных преступлений, в частности, Сольвейг из Норртелье, Аниты из Норрчёпинга, Маргареты из Хельсингборга и ряд других случаев.
Самыми старыми из включенных в обзор были убийства 60-х годов, и ни одно из них не сочеталось с данными перечня, полученного ею от Микаэля. Но один случай все-таки привлек внимание Лисбет.
В июне 1962 года тридцатидвухлетняя проститутка Леа Персон из Гётеборга поехала в Уддеваллу, чтобы навестить свою мать и проживавшего у той девятилетнего сына. Проведя с ними несколько дней, Леа воскресным вечером обняла маму, попрощалась и ушла на поезд, чтобы вернуться обратно в Гётеборг. Через два дня ее обнаружили за старым контейнером на заброшенном промышленном участке. Ее изнасиловали и с особой жестокостью надругались над телом.
Убийство Леа привлекло большое внимание, газета все лето, из номера в номер, давала о нем материалы, но убийцу так и не нашли. Имя Леа в списке Харриет Вангер не значилось. И убийство не соответствовало ни одной из выбранных ею библейских цитат.
Вместе с тем в нем присутствовало одно настолько странное обстоятельство, что чуткий приборчик в голове Лисбет немедленно на него отреагировал. Примерно в десяти метрах от тела Леа был обнаружен цветочный горшок, а внутри его голубь. Кто-то обвязал веревку вокруг шеи голубя и пропустил ее в дырочку на дне горшка. Затем горшок поместили на маленький костер, устроенный между двумя кирпичами. Не было никаких доказательств того, что издевательство над птицей как-то связано с убийством Леа; вполне возможно, что какие-то дети просто предавались жестоким и отвратительным летним забавам, однако в СМИ дело получило название «Убийство голубки».
Лисбет Саландер отнюдь не принадлежала к усердным читателям Библии и даже ее не имела, но этим вечером она сходила в ближайшую церковь и, приложив известные усилия, сумела одолжить нужный источник. Усевшись на скамейку в парке перед церковью, она стала читать Третью книгу Моисееву и, добравшись до главы 12, стиха 8, приподняла брови. Речь в 12-й главе шла об очищении рожениц.«Если же она не в состоянии принести агнца, то пусть возьмет двух горлиц или двух молодых голубей, одного во всесожжение, а другого в жертву за грех, и очистит ее священник, и она будет чиста».
Леа вполне могла значиться в телефонной книжке Харриет Вангер как «Леа — 31208».
Вдруг Лисбет Саландер осознала, что ни одно из проведенных ею ранее изысканий по масштабу не шло ни в какое сравнение с нынешним.
Около десяти утра в воскресенье Микаэль Блумквист вновь появился у дома Милдред Бреннлунд, по второму мужу Милдред Берггрен, и на этот раз она открыла. Женщина была теперь почти на сорок лет старше и примерно на столько же килограммов тяжелее, но Микаэль сразу узнал лицо с фотографии.
— Здравствуйте, меня зовут Микаэль Блумквист. Вы, вероятно, Милдред Берггрен?
— Да, верно.
— Прошу прощения, что явился без предупреждения, но я уже некоторое время разыскиваю вас по делу, которое довольно трудно объяснить. — Микаэль улыбнулся ей. — Можно мне войти и отнять у вас немного времени?
Муж и тридцатипятилетний сын Милдред были дома, и она без особых колебаний пригласила Микаэля на кухню. Он пожал всем руки. За последние несколько суток Микаэль выпил больше кофе, чем когда-либо, но к этому моменту он уже усвоил, что в Норрланде считается неприличным отказываться. Наполнив всем чашки, Милдред уселась и с любопытством спросила, чем она может быть полезна. Микаэль с трудом понимал местный диалект, и она перешла на государственный вариант шведского языка.
Микаэль набрал в грудь воздуха:
— Это долгая и странная история. В сентябре шестьдесят шестого года вы вместе с тогдашним мужем, Гуннаром Бреннлундом, приезжали в Хедестад.
Женщина явно пришла в изумление. Он подождал, пока она кивнула, и положил перед ней фотографию с Йернвегсгатан.
— Тогда был сделан этот снимок. Вы помните, что тогда происходило?
— О господи, — произнесла Милдред Берггрен. — Это же было сто лет назад.
Ее нынешний муж с сыном встали позади нее и посмотрели на фотографию.
— У нас было свадебное путешествие. Мы ездили на машине в Стокгольм и Сипуну, а на обратном пути просто где-то останавливались. Вы сказали, это Хедестад?
— Да, Хедестад. Снимок был сделан примерно в час дня. Я некоторое время пытался вас вычислить, и дело, доложу, оказалось не из легких.
— Вы обнаруживаете старую фотографию и находите меня по ней. Даже представить не могу, как вам это удалось.
Микаэль выложил фотографию с автостоянки.
— Я нашел вас благодаря этому снимку, сделанному чуть позже тем же днем.
Микаэль объяснил, как он через деревообделочную фабрику Нуршё нашел Бурмана, который, в свою очередь, вывел его на Хеннинга Форсмана из Нуршёваллен.
— Вероятно, для ваших странных поисков имеются веские причины.
— Да. Девушку, которая стоит на фотографии впереди вас, наискосок, звали Харриет. В тот день она исчезла, и все указывает на то, что она стала жертвой убийцы. Позвольте мне показать вам, что произошло.
Микаэль достал ноутбук и, пока компьютер запускался, объяснил ситуацию. Потом он прокрутил слайд-шоу и показал, как менялось выражение лица Харриет.
— Вас я обнаружил, когда просматривал эти старые снимки. Вы стоите с фотоаппаратом в руках позади Харриет и чуть сбоку и, похоже, фотографируете как раз то, на что она смотрит и что вызывает у нее такую реакцию. Я понимаю, что шансов у меня почти нет. Но я искал вас для того, чтобы спросить, не сохранились ли у вас фотографии с того дня.
Микаэль не удивился бы, если бы Милдред Берггрен отмахнулась и сказала, что те снимки давно пропали, что пленки так и не проявили или что она их давно выбросила. Однако она посмотрела на него своими ярко-голубыми глазами и ответила, словно ничего естественнее быть и не могло, что, разумеется, она хранит все свои старые отпускные фотографии.
Милдред ушла в комнату и буквально через минуту вернулась с коробкой, в которой у нее были собраны альбомы с множеством фотографий. Некоторое время она искала нужное. В Хедестаде она сделала всего три снимка. Один был нечетким и показывал главную улицу. На втором оказался ее тогдашний муж. Третий запечатлел клоунов в праздничном шествии.
Микаэль с нетерпением склонился над этой фотографией. Он увидел на другой стороне улицы какую-то фигуру, но снимок абсолютно ничего ему не сказал.
Вторник, 1 июля — среда, 2 июля
Вернувшись в Хедестад, Микаэль первым делом прямо с утра наведался к Дирку Фруде, чтобы справиться о состоянии Хенрика Вангера. Он узнал, что за прошедшую неделю старику стало значительно лучше. Хенрик был по-прежнему слаб и далек от лучшей формы, но мог уже сидеть в постели, и его состояние больше не считалось критическим.
— Слава богу, — сказал Микаэль. — Я понял, что действительно привязался к нему.
Дирк Фруде кивнул:
— Я это знаю. Хенрик вас тоже полюбил. Как прошла поездка в Норрланд?
— Успешно, но неудовлетворительно. Я расскажу об этом попозже. У меня к вам есть один вопрос.
— Пожалуйста.
— Что случится с «Миллениумом», если Хенрик вдруг умрет?
— Ничего. Его место в правлении займет Мартин.
— Существует ли риск, чисто теоретически, что Мартин сможет создать проблемы для «Миллениума», если я не прекращу расследовать обстоятельства исчезновения Харриет?
Дирк Фруде вдруг настороженно посмотрел на Микаэля:
— Что случилось?
— Собственно говоря, ничего.
Микаэль пересказал ему свой разговор с Мартином Вангером в праздничный вечер.
— Когда я ехал домой из Нуршё, мне позвонила Эрика и рассказала, что Мартин разговаривал с ней и просил подчеркнуть необходимость моего пребывания в редакции.
— Понимаю. Вероятно, на него надавила Сесилия. Но я не думаю, что Мартин начнет вас шантажировать. Он для этого слишком порядочен. И не забудьте, что я тоже вхожу в правление маленькой дочерней компании, которую мы образовали, когда покупали акции «Миллениума».
— А если ситуация осложнится, какую позицию займете вы?
— Условия контракта должны выполняться. Я работаю на Хенрика. Мы с Хенриком дружим сорок пять лет и в подобных ситуациях действуем одинаково. Если Хенрик умрет, то его долю в дочерней компании унаследую я, а не Мартин. У нас подписан жесткий контракт, согласно которому мы обязаны поддерживать «Миллениум» в течение четырех лет. Если Мартин захочет что-нибудь предпринять против вас — чего я не думаю, — он сможет, например, остановить небольшую часть новых рекламодателей.
