«Это моя последняя посадка», — подумал Болден.
— Вы уверены, что мы встречались? — поинтересовался Джаклин. — Не понимаю, как я мог забыть такую милую девушку!
Дженнифер Пендлтон энергично кивнула:
— Встречались один раз… но это было довольно давно. Не знаю, как вас и благодарить… Вы так выручили меня. Я даже немножко испугалась.
— Не волнуйтесь, моя дорогая, все позади.
Они стояли в главном зале, вокруг расхаживали мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Дженни коснулась руки Джаклина, и он, не удержавшись, шагнул к ней ближе. Она была очаровательна.
— Говорите, вы из рода Пендлтонов?
— Вообще-то, у нас общий прапрапрадедушка — Эдмунд Грин Пендлтон. Наша ветвь Пендлтонов переехала в штат Огайо, и мы занимались фермерством, а не политикой.
— Что бы делала наша страна без своих славных фермеров! Если не ошибаюсь, и у Джорджа Вашингтона в свое время была табачная плантация.
— Мистер Джаклин, скажите…
— Нет, Джей-Джей! А то вы заставляете меня чувствовать себя стариком.
— Хорошо, Джей-Джей, скажите, — продолжила Дженни, указывая на украшавшие стену писанные маслом портреты, — а среди них есть Пендлтоны?
— В основном Джаклины. — И он ласково похлопал ее по руке. — Позвольте устроить вам небольшую экскурсию.
И Джаклин провел ее по периметру зала, кратко рассказывая биографии своих предков. Гарольд Джаклин, его отец, выдающийся конгрессмен. Эдмунд Джаклин, дедушка, строил железные дороги и был банкиром. «Какая очаровательная девушка, — думал миллиардер. — Совсем не такая, как те воблы, что обычно снуют по Уолл-стрит». Закончив рассказывать о портретах, он с удовольствием отметил, что она все еще держит его под руку.
— Знаете, Джей-Джей, — сказала молодая женщина, — я всегда считала, что Пендлтоны забыты Америкой. Натаниэль Пендлтон очень редко упоминается в исторических книгах, а ведь он был близким другом Александра Гамильтона и Джорджа Вашингтона. Пора отдать должное нашей семье.
— Полностью с вами согласен. Видите ли, я сам немного помешан на истории. Традиции у нас в крови. Уважение к прошлому. Я принадлежу к пятому поколению Джаклинов, которые служат этой стране. Сам я служил в морской пехоте. А старина Нат Пендлтон, насколько я помню, был полковником кавалерии.
— В Южной Каролине вроде бы?
— Вот и вы помните. Вижу, вы знакомы с историей своей семьи.
— Я тоже немножко помешана на истории. Одно время даже проводила пешие экскурсии по исторической части Нью-Йорка — от таверны Фраунсиса и до самого собора Святого Павла.
— Таверны Фраунсиса? Так вы знаете про Длинный зал?
Дженнифер Пендлтон кивнула:
— Там генерал Вашингтон прощался со своими боевыми товарищами. Если не ошибаюсь, четвертого декабря тысяча семьсот восемьдесят третьего года.
Джаклин по-новому взглянул на девушку. Она, несомненно, отличалась живым умом. Надо позвонить Микки Шиффу и предложить, чтобы она заняла место Болдена. А он бы даже наметил какие-нибудь новые сделки с «ХВ», если бы потребовалось нанести несколько деловых визитов к этой золотоволосой дамочке и потом у нее заночевать. Он взглянул на часы.
— Хотите увидеть его прямо сейчас?
— Длинный зал? Боюсь, прогулка до Нью-Йорка займет некоторое время.
Джаклин склонился к ней совсем близко и прошептал в самое ухо:
— Кто говорит о Нью-Йорке? Идемте со мной, но только быстро. Скоро подадут ужин. Я сам составлял меню. Как вы относитесь к трюфелям?
Джаклин повел свою молодую спутницу вверх по лестнице. Когда они подошли к двери, он остановился.
— У меня ушло двадцать лет, чтобы сделать точную копию. Там все до мельчайших деталей такое же, как в ту ночь тысяча семьсот восемьдесят третьего года.
Джаклин открыл дверь и включил свет. Обойдя стол, он подошел к витрине, где находились Библия Линкольна и локон Гамильтона. Ее восторженное внимание всколыхнуло в нем привычное благоговение к реликвиям.
— В этой самой комнате Нат Пендлтон когда-то встречался с генералом Вашингтоном и хитрым лисом Гамильтоном. И для них это скорее был клуб, а не таверна.
— Клуб? Да что вы говорите?
Сердце Дженни забилось быстрее. Все так и было. Бобби Стиллман оказалась права, подтверждалась и гипотеза Саймона Бонни.
— Именно клуб. Место, где они могли отдохнуть, не привлекая к себе внимания, выкурить сигару, выпить кружку-другую эля. Но Вашингтон был серьезным человеком. Он приходил сюда по делу. Вернее, по делам страны. — Джаклин погладил большой деревянный ящик для сигар, в котором поддерживалась определенная влажность, установленный на такой же деревянной подставке. — Посмотрите на это.
— Как красиво, — ответила девушка.
— Ручная работа, точь-в-точь как у генерала Вашингтона. Это не копия, это близнец. — Открыв ящик, он достал сигару марки «Ромео и Джульетта», отлично подходившую к портвейну, который подадут с десертом. Вспомнив, что сейчас женщины курят не меньше мужчин, он не захотел показаться старомодным дедушкой. — Не желаете одну… э-э-э… Дженни?
— Нет, спасибо. Оставим сигары хозяину дома.
Джаклин оценил ее ответ и кивнул. Они говорили на одном языке. Он прошел вдоль стола.
— Да, многие важные решения были приняты в этой комнате, — произнес он.
— У меня прямо мурашки побежали, — сказала Дженни.
— Как я вас понимаю. Позвольте вас согреть. — И Джаклин потер ей руки повыше локтя. — Вы прямо вся дрожите.
— Надо было захватить с собой шаль.
— Не надо. — Джаклин обнял ее за талию, а затем его рука нежно скользнула ниже.
— Так вы говорите, что генерал Вашингтон проводил здесь совещания? — спросила Дженни. — Даже когда уже стал президентом?
— Да. Были темы, которые он не мог обсуждать в Филадельфии. Вокруг столько шпионов… Вы не представляете… — Снизу донесся звонок. Джаклин посмотрел на дверь, — Подают ужин. — Он позволил своей руке задержаться ниже талии Дженни и заметил, что она вроде бы не возражает. — Вы за каким столом, моя дорогая?
— Я забыла свое приглашение дома и, к сожалению, не помню, что там написано.
— Тогда приглашаю за мой стол. Мы с Леоной будем рады вашему обществу.
— Нет, спасибо. Не хочу показаться навязчивой: я и так отняла у вас много времени.
Выключив свет, Джаклин закрыл дверь.
— Никаких возражений, — сказал он, ощущая жар предстоящей победы. — В конце концов, мы — одна семья и должны держаться друг друга.
Франсискас понял без слов, что это дом Джаклина. Когда они подъезжали к особняку по незаасфальтированной дороге, сквозь просветы между соснами он увидел классическое здание в колониальном стиле — белые колонны с каннелюрами, ставни естественного зеленого цвета и портик, через который мог бы проехать двухколесный экипаж. И еще, похоже, сегодня там давали бал: весь дом был залит светом, словно знаменитый ресторан «Таверна на лужайке» в Центральном парке. На подъездной дороге выстроились в очередь «мерседесы», «БМВ» и несколько «роллс-ройсов». И ни одного «форда». Машина громко прошуршала по гравию и резко остановилась. Тут же из-за деревьев вышли несколько человек и встали у его двери. По их сигналу Франсискас вышел из машины, и его повели к конюшне, расположенной метрах в трехстах, по посыпанной гравием дорожке. Около строения дежурил охранник. Когда они приблизились, он произнес в лацкан пиджака несколько слов и открыл дверь. Франсискас вошел внутрь в сопровождении тех двоих, что привезли его из аэропорта Рейгана.
Они миновали пустые стойла и оказались в помещении, где хранилась конская упряжь: на деревянных брусьях висели седла, а в углу лежали попоны. Комната была совсем небольшая. Бетонный пол, старинная скамья и фонарь-«молния» под потолком. Здесь было холодно и сыро. Опустившись на скамью, детектив потер руки. На нем поверх костюма было надето пальто, и от быстрой ходьбы у него даже выступил пот. Прошло совсем немного времени, как его стала бить дрожь.
Франсискас не мог похвастаться богатым опытом пребывания в плену, и, если признаться, он до смерти испугался. Он видел тело Дэвида Бернстайна, видел и искореженную пулю, убившую его. И он понимал, что те, кто его похитил, способны на убийство. Испугался он главным образом потому, что знал, чего они от него хотят, а он принял решение не уступать.
Дверь открылась, и в помещение вошел сутулый, с желтоватым лицом человек примерно его возраста. По смокингу было понятно, что он принадлежит к правящим классам. Его взгляд, темный и бездонный, впился в Франсискаса. Глаза смотрели прямо в душу.
— Привет, Карнак, — произнес Франсискас.
— Давненько меня никто так не называл. И кстати, я не люблю это прозвище. — Гилфойл жестом приказал охранникам выйти. Оставшись наедине с Франсискасом, он встал возле двери. — Где ты нашел отпечатки? — спросил он.
