Немцы укрепили позиции своих союзников и сеяли повсюду ужас. Италия вновь погрузилась в кровавый хаос гражданской войны между теми, кто еще верил в фашизм (или но крайней мере в победу нацистов), и теми, кто не верил ни во что.
«Война, кажется, никогда не кончится, — писала Кандида, — мира нет даже в наших сердцах». Девушка опять остановилась и затем записала фразу, которая была у нее постоянно на уме и слетала с губ: «Господи, помоги нам всем».
Когда Муссолини ввязался в войну на стороне Гитлера, Кандиде исполнилось всего пятнадцать. Говорили, будто в день объявления войны все перестали смотреть друг другу в глаза и молча разбрелись по домам. Казалось, люди предвидели те ужасные последствия, которые принесет Италии мировая война.
Кандида была почти ровесницей фашистского режима в Италии. Она была свидетельницей первых дней процветания, а затем и катастрофы.
Три года бойни и насилия поставили Италию на колени. Старший брат Кандиды, Тео. был послан в Грецию, и пуля снайпера серьезно повредила ему бедро. Он навсегда стал инвалидом — смешная походка персонажа комедии масок и вечно печальное лицо.
Кандида закрыла дневник и отложила его в сторону. Затем она еще раз посмотрела в зеркало и откинула челку со лба. Волосы Кандиды были мягкие, но обладали своенравным характером, поэтому она всегда затягивала их лентой на затылке.
Ночью ей снились очень странные сны. Кандида не помнила о чем, но знала точно, что о любви. Неясные картины тут же выветривались из памяти после пробуждения, но ощущение оставалось, и сердце билось как сумасшедшее. В такие моменты все тело девушки наполнялось сладкой истомой и напряжением. Если бы ей только удалось ослабить это напряжение, как пружину. Но она не знала, как это сделать. Наконец Кандида поднялась с постели и спустилась вниз.
Обед был событием для семьи, о котором говорили уже целый месяц. Вчетвером они должны были до обеда управиться с колбасой. И вот, все за столом, труды и лишения забыты наконец.
Роза зажарила печень в свином жире, смешав с сочной фасолью и репой. Об этом блюде они мечтали с самого начала войны. Приятный, дразнящий запах еды наполнил весь дом.
Медные сковородки у очага отражали яркий огонь. Огромный стол был центром большой кухни. От времени он почернел и прирос к полу. Стол был таким же старым, как и дом, построенный в 1750 году. Роза выставила на стол доброе вино, плоды летнего урожая — помидоры, чеснок, сладкий красный перец, грибы, оливки, белый козий сыр, огурчики. Хлеб испекли на прошлой неделе, но он еще хранил свежесть. Когда все было готово, семья устроилась за столом в теплом свете очага.
Винченцо и Роза Киприани были очень красивой парой. Винченцо — мужчина крепкого телосложения с гордой осанкой. Его лицо было лицом истинного ломбардца — с тяжелой челюстью и носом, похожим на длинный клюв. Нос достался «в наследство» и детям. Винченцо не имел счета в банке, но в доме всегда был достаток. Помимо хорошего старого дома, он владел оливковой рощей, виноградниками, стадом овец и дубовой рощей, где совсем недавно водились даже кабаны, пока фашисты не перебили их всех. Винченцо был человеком добрым и по отношению к людям, и по отношению к животным, а к семье он относился с каким-то особым почтением и уважением.
Именно поэтому Роза, жена Винченцо, никогда не выполняла тяжелой физической работы и не рожала детей одного за другим. Это может только убить красоту, как это и случилось со многими местными женщинами. Роза до сих пор сохранила горделивую осанку, красивую грудь. В ее облике было что-то нордическое. Роза была родом из Пьемонта, и итальянский являлся ее родным языком. Но она могла свободно изъясняться и по-немецки. Впрочем, за немку по ошибке ее принимали часто.
Во многих отношениях она была сильнее своего мужа и на несколько миль в округе вселяла людям почтение, почти страх.
Киприани словно срослись со своей землей и жили в соответствии с ее ритмами. Муссолини нарушил все. Не будь фашизма, Тео никогда не оказался бы в Греции, и война обошла бы стороной их дом.
Живя на земле, Киприани не голодали во время войны, в отличие от многих городских жителей, но рацион стал очень скромным в последние годы. Поэтому мечты о яствах мирного времени жили в сознании Кандиды и превратились постепенно в легкую манию.
Все произнесли короткую молитву и принялись за еду. Обед удался на славу, и говорить ни о чем не хотелось.
Шум у дверей прервал трапезу. Минуту никто не шевелился. Все подумали, что это немцы. Сердце Кандиды замерло от волнения.
В дверь вновь постучали, и раздался вдруг приглушенный возглас:
— Винченцо! Винченцо!
Винченцо встал с места и вытер губы ладонью:
— Кто это?
— Я, Паоло!
— Паоло? — муж вопрошающе взглянул на жену.
— Дезертир, — пояснил Тео. Он узнал голос.
Винченцо поднял брови. Паоло был кузеном Тео и воевал вместе с ним в Греции. Его, как и тысячи других итальянцев, которые отказались сражаться на стороне нацистов после капитуляции, объявили дезертиром. Поэтому парню пришлось скрываться в горах. Поговаривали, будто он присоединился там к партизанам.
— Не отвечай ему, — приказала Роза мужу.
— Как я могу не ответить?
Он подошел к двери и открыл ее ногой. Паоло просунул голову внутрь. Его лицо было бледным и грязным, а глаза жадно бегали из угла в угол огромной кухни. Парень прошептал, обращаясь к Винченцо:
— Пойдем. — И тут же убрал голову.
Пожав плечами, Винченцо бросил взгляд в сторону жены и вышел во двор, закрыв за собой дверь. Холодный воздух все-таки успел проникнуть в теплую кухню.
— Это не обещает ничего хорошего, — коротко произнесла Роза. А Кандида тут же вспомнила о немецких самолетах, которые она видела утром над озером. Все сидели молча и ждали Винченцо. Он вернулся, и выражение лица было озабоченным, тяжелые веки опущены.
— Чего он хочет? — спросила Роза.
— У них ранили товарища.
— У кого «у них»? Кто это «они»?
— Партизаны. — Винченцо выпятил нижнюю губу, что он делал всегда, прежде чем принять серьезное решение. — Они взорвали немецкий грузовик, и одного из их отряда подстрелили. Американца. Парень потерял много крови.
— Матерь Божья, — запричитала Роза. — Надеюсь, они не собираются оставлять у нас раненого?
— Раненый уже здесь, — спокойно ответил Винченцо. — Его положили в сарае.
Роза поднялась с места, побледнев в одну секунду.
— Винченцо, если немцы найдут партизана в сарае, то им останется только повесить всех нас. Раненого надо убрать отсюда.
— Нельзя. Американцу нужна помощь, или он истечет кровью.
— Нет.
— Я не могу прогнать нуждающихся в помощи, — спокойно сказал Винченцо. — Они борются и умирают за всех нас.
— Нет! Они сражаются за Сталина.
— Ему нужен доктор. Здесь есть только один человек, которому можно доверять. Я пойду приведу его.
Роза ничего не сказала мужу, но ее молчание было красноречивее всяких слов. Винченцо оставалось только развести руками.
— Я не могу отвернуться от умирающего, Роза. Тео, пошли со мной.
Тео молча поднялся с места и пошел за отцом. После Греции его нервы всегда были на пределе, и струна, казалось, вот-вот должна лопнуть. Кандида знала, что это не трусость, а только болезнь.
— Я тоже хочу помочь, — слова Кандиды прозвучали как решение и вопрос одновременно. Она взглянула на мать, ожидая сопротивления. Лицо Розы даже посерело.
— Поступай как знаешь. И оставьте меня в покое, — еле слышно произнесла она.
Кандида знала, что мать не лукавит, говоря так. Она взяла с полки мыло, а чистую простыню — из спальни. Затем наполнила таз горячей водой из чайника и взглянула еще раз на мать. Роза неподвижно сидела на своем месте и молчала. Она внезапно словно постарела. Кандиде стало жаль мать, и она коснулась рукой ее плеча, будто снимая с псе бремя.
Сарай находился в двухстах ярдах от дома. Одна створка ворот была открыта настежь, и холодный ветер с силой рвался внутрь. В сарае хватало места для целого стада овец, которое должно было скоро спуститься с гор. Здесь же стоял и старенький трактор «фиат», не работавший и спокойно ржавевший уже несколько лет. Как раз за ним, словно за баррикадой, и укрылись партизаны.
Кроме Паоло, здесь находились еще двое, в одном из них Кандида узнала человека по прозвищу Лудильщик. Ее поразило, что в партизанском отряде могли быть такие незначительные люди, как Паоло-дезертир и Джакомо. Но третий человек оказался особенным: высокий, хорошо сложенный, с голубыми глазами. Раненый внимательно следил за Кандидой, когда она несла таз с горячей водой, и все время сжимал пулемет «стен».
— Ты кто? — спросил партизан.
— Ее зовут Кандида Киприани, — ответил Паоло, — дочь Винченцо.
