Он сжал ее еще крепче, и она вспомнила, как сдавили ее руки Алана Дэниэлса, похожие на железные тиски. Тогда она почувствовала себя беспомощной добычей насильника. Анна отпрянула от Лангтона и встала.
— Я хочу знать, ответьте мне, ради бога, как он сумел ко мне проникнуть.
— Послушай, за ним велось наблюдение. И с тобой ничего бы не случилось.
— Но он был здесь, в моей квартире. И мог меня убить!
— Не глупи, маленькая дурочка.
— Я не дурочка, — пробурчала Анна, зардевшись от гнева.
Она ощутила, что вот-вот сорвется и заплачет. Неужели он увидит ее всю в слезах? Этого она никак не могла допустить. Анна глубоко вздохнула, попыталась успокоиться и вкратце изложила Лангтону свой разговор с Дэниэлсом.
— Я сейчас лягу. Телефон на прослушке, и каждое наше слово, к счастью, было зафиксировано. — Она указала рукой на дверь. — Я пойду к себе в спальню.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Что? — Анна похолодела.
Лангтон тоже встал.
— Я сказал: ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
— Почему бы вам не вернуться домой, к своей блондинке?
Лангтон развел руками.
— Эта «блондинка» — моя бывшая жена. А ты ревнуешь? И потому набросилась на меня?
— Нет! Я разозлилась из-за того, что ваша так называемая группа наблюдения и прикрытия проморгала Дэниэлса и я осталась наедине с серийным убийцей. Но я сыграла свою роль и не сказала ничего лишнего. Только то, что собиралась. А значит, я свою работу выполнила, верно?
Когда она, хлопнув дверью, ушла к себе в спальню, ее мысли метались в замкнутом круге и словно наскакивали одна на другую. Не ослышалась ли она? Что он ей сказал? А может быть, Лангтон имел в виду совсем другое? Неужели он предложил ей отправиться с ним в постель? Анна затрепетала. Наверное, она его неправильно поняла, наверное, речь шла вовсе не о сексе и он просто хотел за нею присмотреть.
Оказывается, Нина — его бывшая жена. Анна выбрала пижаму из вороха ночного белья и застегнула ее до шеи. Стерла с лица косметику лосьоном и вымыла его холодной водой, а потом почистила зубы. На минуту задумалась, сняла с кровати подушку и достала из комода одеяло. Она возвратилась в гостиную.
Лангтон лежал у нее на диване. Его длинное худощавое тело свернулось калачиком, а глаза были закрыты. Анна выронила из рук подушку, встряхнула одеяло и осторожно укутала его. Постояла, глядя на Лангтона сверху вниз, выключила свет и закрыла дверь.
Анна подумала, что сможет спокойно выспаться и ей нечего опасаться, ведь Лангтон был совсем рядом, в соседней комнате. Но, крепко задремав, она внезапно проснулась — разговор с Дэниэлсом не выходил у нее из головы. Анна откинула простыню и зажгла ночник.
Она размышляла и о том, что ей сказал Лангтон. Ее смутили его намерения. Или она их неверно истолковала? Нет, конечно, он вовсе не собирался с нею переспать. Скорее хотел ее защитить. Но вдруг он имел в виду именно сексуальную связь? А она не поняла и воспротивилась. В следующий раз он ей ничего не предложит. Тянет ли ее к нему? Стремится ли она к близости с ним? Да, ее тянуло, и она стремилась. Осознав это, Анна затрепетала. Она, должно быть, сошла с ума — у него есть бывшая жена, и, возможно, не такая уж бывшая, как он это попытался изобразить.
Анна открыла сумку. Достала свою записную книжку и села у туалетного столика. Перелистала ее, надеясь найти чистую страницу. Решив, что разговор с Дэниэлсом записан на пленке и хранится в телефоне, ну, может быть, за исключением его первой, ранней части, она все-таки сделала записи, прямо относящиеся к расследованию. И когда начала работать, догадалась — беседа была содержательной и полезной. Он совершил две ошибки, их можно также назвать «утечками». Анна торопливо записывала, отодвинув в сторону шкатулку с драгоценностями, косметику и духи. Шкатулка упала на пол. Она сморщилась от резкого звука — меньше всего на свете Анна желала бы разбудить Лангтона. Но в гостиной царила тишина. Она нагнулась, собрала броши, серьги и нитки жемчуга, вновь сложила их в шкатулку, некогда принадлежавшую ее матери. Взяла в руки заколку и вспомнила, как однажды на Рождество Изабель приколола ее к волосам. Украшения были недорогими, чисто декоративными. Из разжавшихся лапок выпало несколько разноцветных камней, и Анна ощупала пальцем их острые края.
Лангтон присел на диване, не зная, что его разбудило. Прислушался и подошел проверить входную дверь. В спальне Анны горел свет. И вдруг он услышал странный вскрик и громкий стук. Он ворвался в спальню.
— Анна!
Она обернулась. Анна стояла перед туалетным столиком, рядом с нею упала скамеечка. Увидев Лангтона, она стремительно бросилась к нему.
— Розовое стеклышко в сиденье «Мерседеса»!
— Что?
— Я знаю, что это могло быть!
— Потише. Так и до инфаркта недалеко, у меня что-то сердце защемило.
Она часто напоминала ему ребенка, особенно сейчас, в этой мешковатой пижаме с висящими на нитках пуговицами. Анна рванулась к туалетному столику, на ходу подтягивая пояс пижамных брюк.
— Майка-топ Мелиссы Стивенс. С розовой эмблемой. — Она вернулась с записной книжкой и взмахнула ею. — С одним пропавшим камнем.
— Что?
— Судмедэксперты обнаружили кусочек розового стекла. Он застрял между швами, прямо под водительским сиденьем. А что, если Мелисса боролась, а камешек выпал? В лаборатории не поняли, что это за стекло. Вдруг оно из ее топа?
Лангтон присел на край кровати и потер глаза.
— Господи, который час? Но разве это не простые блестки?
— Нет. Неужели вы не помните? Я же вам говорила. Это дорогие камни, и они держались на зажимах.
Он заморгал, тщетно силясь разобраться, в чем тут дело. Лангтон заснул этой ночью глубоким сном, в котором так нуждался. Он растянулся на кровати и вздохнул.
— Черт. Почему вы не дали мне выспаться, Трэвис?
Анна наклонилась к нему.
— Простите. Я не смогла уснуть. Стала записывать, и тут упала на пол моя шкатулка с драгоценностями и…
— Иди сюда, — ласково произнес он.
Она растерялась.
— У твоей пижамы вот-вот оторвутся пуговицы.
Она снова поддернула брюки и чуть чуть отодвинулась. Лангтон взглянул на Анну и раскрыл объятия.
— Иди сюда.
Она неторопливо поставила на кровать колено.
— Как вам кажется, я права?
— Думаю, это было вдохновение. Ложись со мной. Давай.
Она не смогла противостоять искушению. И стала придвигаться все ближе и ближе к нему. Он лежал и смотрел на нее, и когда Анна оказалась у него под рукой, схватил ее за резинку пижамы и подтащил к себе. Подложил руку ей под спину и повернул, чтобы она улеглась ему на грудь, а другой рукой нежно поглаживал.
— Трэвис, — с придыханием прошептал он.
Она была как будто окутана им, и ей это нравилось. Нравилось чувствовать себя в полной безопасности. Ее голова покоилась на его шее, и он беспрестанно целовал ее щеки. Она слышала, как сильно бьется его сердце. В следующее мгновение он с силой развернул ее на спину, и она очутилась под ним.
— Я могу снять все это? — пробормотал Лангтон и принялся расстегивать пуговицы ее пижамы. Сбросил с нее пижамную куртку и оглядел маленькую твердую грудь, наклонил голову и жадно поцеловал сначала один сосок, затем другой. Она тихонько застонала, приподняла руки и пригнула его голову к своей. Они поцеловались. Это был долгий, страстный поцелуй, и, когда они разжали губы, отпрянув в стороны, у нее зашлось дыхание.
Он стал снимать рубашку и брюки. Анна не без труда справилась с пряжкой его ремня. Затем он сорвал с себя одежду и отшвырнул рубашку, а она стащила с него брюки, ощутив эластичную ткань его жокейских шорт. Лангтон возбудился и приподнялся, когда она обхватила рукой его твердый вздымающийся пенис. Анна пригнулась, снова поцеловала его, он закрыл глаза и негромко простонал.
* * *
Будильник, заведенный на семь утра, разбудил их обоих. Она, словно убаюканный ребенок, нежилась в его объятиях, когда он резко выпрямился и оттолкнул ее от себя. Похоже, он не знал, где находится и кто лежит рядом с ним в кровати.
— Господи, Трэвис, что вы сделали со своим будильником? Он воет, как пожарная сирена.
Он выключил будильник и откинулся на подушки. Она увидела при ясном, холодном свете дня, что ее пижама и его вещи разбросаны по разным углам спальни. Он лежал на спине около нее и чесал голову.
— Который час?
— Семь, — прошептала Анна, боясь на него поглядеть.
Лангтон согнул руку и плотнее прижал ее к себе.
— Знаешь, о чем я думаю? О яйцах и беконе. Я проголодался.
— И я тоже, — отозвалась она и оробела, представив себе, как сейчас встанет голой с постели. Но он опередил ее, отбросил простыню и спрыгнул на пол.
— Ладно. Я приму душ, а ты начинай жарить. И когда я вымоюсь, ты сможешь одеться. Идет?
