Упреждая дальнейшие расспросы, Годин сообщил президенту, что не пройдет двенадцати часов, как «Тринити» заработает. Судя по всему, компьютер даже превзойдет все ожидания – и в военном отношении, и как прорыв в сфере создания искусственного интеллекта.
Это резко изменило тон беседы.
Филдинг, Теннант и подпольная лаборатория в Белых Песках – все становилось несущественным и отступало на второй план, раз Годин передавал в руки президенту невообразимую власть над миром, а заодно и бессмертную славу государственного мужа, благодаря мудрости и отваге которого стратегически важный проект был доведен до победного конца.
Завершая беседу, Годин разговаривал с президентом уже не как с равным, а даже немного свысока. Правда, напоследок ему пришлось выслушать что-то неприятное – его лицо явно напряглось.
– Да, сэр, конечно. Я понимаю. Ваш приказ будет выполнен незамедлительно.
Повесив трубку, он насмешливо уставился на Скоу.
– Что, поражены? Я с президентами на дружеской ноге давно, начиная с Линдона Джонсона.
– Что Мэттьюс сказал в конце? – хрипло спросил Скоу.
– Просил временно остановить работу – в целях успокоения растревоженной американской общественности.
– Боится средств массовой информации.
– Да. Ивэн Маккаскелл уже вылетел к нам. Они спешно сколачивают чрезвычайную комиссию по надзору. А позже подключится сенатский комитет по делам разведки.
– Что вы намерены делать? – спросил Скоу. – Действительно остановите работы?
Годин отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Глядя на предателя-аэнбэшника с нескрываемой ненавистью, Годин сказал Гели:
– Если эта гнида хоть что-то предпримет без моего разрешения, раздави его как вредное насекомое.
Кровь отлила от лица Скоу.
– А теперь, – сказал Годин, обращаясь к Скоу, – иди к посадочной полосе. Генерал Бауэр вот-вот прибудет. Встречай дружка.
Мороз продрал Гели по спине. "Вот-вот прибудет"!
– Гели, поведение твоего отца нетрудно просчитать, – сказал Годин. – Как только Теннант оповестил весь мир о «Тринити», Хорст тут же запаниковал. И уже через пять минут продал меня: позвонил в Белый дом и начал клясться и божиться, что участок в Белых Песках я выпросил у него под ложным предлогом, что он ни сном ни духом не знал о «Тринити» и так далее. Сейчас, естественно, он метнется сюда, чтобы взять лабораторию под свой контроль. А может, сам президент приказал ему с помощью военной силы гарантировать прекращение работ.
– Что передать генералу? – спросил Скоу.
– Что любая попытка воспрепятствовать работе опытного образца «Тринити» приведет к возмездию в невообразимом масштабе.
Скоу прищурился.
– Вы что имеете в виду, Питер?
– Просто напомни генералу то, что ему известно из долгого опыта общения со мной.
– А именно?
– Что я никогда не блефую!
Скоу посмотрел в глаза Гели, потом на дуло ее поднятого пистолета.
– Пошел вон, – прохрипел Годин.
Скоу повернулся и вышел из Шкатулки.
– Зачем вы его отпустили? – возмутилась Гели. – Давайте я хотя бы запру этого гада в его кабинете!
– Нет, теперь он нам навредить не может.
– В одиночку – да. А в союзе с моим отцом?
Годин только криво усмехнулся, словно хотел сказать, что время мелких беспокойств закончено.
– Соедините меня с Левиным во Вместилище.
Гели поднесла трубку к уху старика.
– Левин? Слушайте внимательно. Час пробил.
Чуткие уши Гели слышали голос в трубке.
– Вы уверены, сэр? Нейрослепок Филдинга пока что на восьмидесяти одном проценте.
– Мой нейрослепок закончит дело и справится с последними трудностями, – сказал Годин.
Левин в трубке молчал. Затем взволнованно спросил:
– Конец, да?
Серые губы повиновались Годину с трудом.
– Не совсем. Но думаю, вот так мы с тобой говорим в последний раз. Готовься к незваным гостям.
– Мы готовы. Я слышал разговоры солдат снаружи. Они говорят, скоро прибудет генерал Бауэр, чтобы все взять под свой контроль.
Годин закашлялся.
– Помни, Зак… для меня отныне нет конца. Мой конец – мое начало!
– Было большой честью работать с вами, сэр. И как только вы достигнете состояния «Тринити», я снова буду рад служить вам не за страх, а за совесть.
Годин закрыл глаза.
– До скорого свидания, мой друг.
Вешая трубку, Гели прикидывала, как скоро появится ее отец. До форта Уачука всего лишь триста миль…
Тут она вздрогнула – рука Година коснулась ее запястья.
– Ты понимаешь, что происходит?
– Да, сэр. Левин выгружает нейрослепок Филдинга и загружает в компьютер вас. Примерно через час вы станете компьютером «Тринити». Или наоборот.
Годин устало кивнул. События последних минут окончательно утомили его. Дышать ему становилось все труднее.
– Питер, но что это вам даст? – взволнованно спросила Гели. – Даже если «Тринити» будет работать безупречно, достаточно щелкнуть выключателем – и все, вы проиграли. А если к выключателю не подойти, достаточно перерубить электрокабель.
– Скоу, вероятно, сейчас именно этим и занят: ищет выключатель или место, где можно перерубить кабель. Но у него ничего не выйдет.
– Мой отец прилетит с солдатами и всей необходимой техникой. Против него вам не выстоять.
Годин лежал с закрытыми глазами, однако в его шепоте звучала неодолимая сила:
– Не беспокойся. Возможно, тебе не придется стрелять в американских солдат.
Внутри у Гели все кипело. Старик попросту не понимает, что такое современная армия. Железобетонное Вместилище кажется ему надежным. Но Хорсту Бауэру доводилось за секунду уничтожать цели куда круче!
– Эх, пожить бы еще, чтоб досмотреть спектакль до конца! – пробормотал Годин. – Гели, держи оружие наготове.
Она села на пол, привалилась спиной к стене и нацелила «вальтер» на прозрачную дверь.
Иерусалим
Стоило мне назваться у входа в штаб-квартиру МОССАДа, как нас с Рейчел буквально затащили внутрь. Тщательно обыскали, деньги и документы конфисковали, потом заперли нас в белой комнате, где были только деревянный стол и три привинченных к полу стула.
Через пару минут вошел офицер в штатском и спросил, зачем мы к ним пришли. Я сказал, что буду говорить только с высшим руководством. Офицер настаивал на ответе, но я упрямо молчал. Офицер вышел и запер дверь за собой. Минут сорок нас никто не тревожил.
За все это время Рейчел не сказала ни слова. Было очевидно, что тут кругом микрофоны, которые фиксируют любой шорох. Хотя я торопился в Нью-Мексико, на меня вдруг снизошел покой. Я знал, что мне делать, и чувствовал, что все должно получиться; теперь можно временно расслабиться. Рейчел, казалось, угадала мое настроение и положила свою руку на мою, чтобы моя энергия и мой покой перетекли в нее.
Наконец дверь открылась, и вошел невысокого роста мужчина с седым ежиком, на вид лет пятидесяти. Одет он был странно для большого начальника – в запыленном комбинезоне цвета хаки и видавших виды грязных армейских высоких ботинках. Однако поразительно цепкие глаза и уверенные движения выдавали человека, облеченного немалой властью и привыкшего командовать.
– Дэвид Теннант, – сказал он, справляясь с данными в своей папке. – Врач, писатель – и в розыске как террорист, который грозится убить президента США. В последнюю неделю вы в Америке своего рода звезда. Чем обязан честью?
– Вы принадлежите к руководству МОССАДа?
– Я глава организации, генерал-майор Авнер Кински.
– Я думал, вы сейчас в Тель-Авиве.
– Я прямо из Вифлеема. Там этим утром был взрыв. Очередной террорист-самоубийца.
– Мои соболезнования.
– Спасибо. – Кински улыбнулся одними губами. – Ну, так зачем же вы к нам явились?
– Мне нужна ваша помощь.
– В каком деле?
– Я хочу вернуться в США. Тайно и как можно быстрее.
Мой ответ его ошарашил. Хотя было очевидно, что генерал не из тех, кого можно чем-то удивить.
– Почему вы хотите вернуться в Соединенные Штаты? Вас там ожидает довольно холодный прием.
– Зачем – это мое дело.
Руководитель МОССАДа откинулся на спинку стула, почти насмешливо щурясь на меня.
– Куда именно вы желаете попасть?
– Белые Пески, Нью-Мексико.
– Занятно. Вы в курсе, что правительство моей страны попросили взять вас под стражу?
– Да, догадаться было нетрудно.
– Мое правительство, как правило, сотрудничает с руководством США.
– "Как правило" не означает «всегда». Особенно если дело касается новых видов оружия и передовых технологий.
Генерал хмыкнул и наклонился вперед, с вызовом глядя мне в глаза.
– Вы улизнули от "Шин Бет" в больнице «Хадасса», а затем добровольно пришли сюда, прямо в мои руки. Почему?
