Малин кладет руку на плечо графа. Тот щурит глаза, глядящие как будто ясно.
Малин делает коллегам знак войти в комнату.
Где же Андерс Дальстрём?
Аксель Фогельшё вздрагивает, прокашливается, ожидая, что у него изо рта вынут кляп. Форс еще раз озирает комнату и кладет пистолет на пол. Харри стоит за ее спиной.
Она осторожно вынимает тряпку изо рта Фогельшё, в то время как коллега в форме перерезает веревки на его запястьях и лодыжках.
Граф разминает руки, в которых чувствуется прежняя сила, шевелит ногами.
Окровавленная рубашка разорвана, и Малин видит его толстый живот.
Аксель Фогельшё поднимается и смотрит ей в глаза.
— И все-таки он не посмел… — шепчет он. — Не посмел…
Но он посмел достаточно, отец.
Он просто не смог сделать большего или не захотел.
Я вижу тебя, сидящего внизу, такого беззащитного, охваченного самым сильным человеческим чувством — тем страхом, который возникает на границе жизни и смерти.
Ты только что был там, но тебя вытащили обратно. Научился ли ты чему-нибудь, отец?
Не думаю.
Меня похоронят через несколько дней, отец, но сейчас тебя это не заботит, ведь так? В фамильной усыпальнице все уже готово.
Я многого не знаю о тебе, отец.
Малин Форс и Сакариас Мартинссон стоят у дверей. Они разговаривают со своим начальником, и сейчас их волнует только один вопрос: где Андерс Дальстрём?
Вы почти победили, Малин, но пьеса еще не окончена. Осталось несколько мгновений, беспросветно мрачных и ослепительно ясных.
Вы нашли нож с печатью замка Скугсо на рукоятке. Этим самым ножом он изранил мое тело. Карин Юханнисон подтвердит это через несколько дней.
А я летаю в своем пространстве и радуюсь, что не имею к вашему спектаклю никакого отношения, что ваш мир остался для меня в прошлом и сейчас должно начаться что-то новое.
В том, что случилось со мной, все же есть толика справедливости: я изменил дружбе, предал свою любовь и нисколько не раскаивался в этом при жизни.
Но где же Андерс Дальстрём?
Ты ведь знаешь, Малин.
Малин садится на корточки рядом со стулом, на котором сидит Аксель Фогельшё, и смотрит на Юхана Якобссона и Вальдемара Экенберга, приближающихся со стороны лестницы.
Осторожным и в то же время уверенным движением руки Аксель, тяжело дыша, вытирает кровь с лица.
— Он не посмел, но все-таки успел выбить мне несколько зубов.
— Вы не знаете, где он сейчас?
— Понятия не имею, куда мог направиться этот выродок.
К Фогельшё возвращается его величавая осанка. Взгляд становится таким же пронзительным, как и раньше.
— Когда зверь чувствует приближение смерти, — устало продолжает граф, — он возвращается в свою берлогу.
— У него было оружие?
— Как же иначе он мог привезти меня сюда?
— И откуда он привез вас?
— Из квартиры на Дроттнинггатан. Я как раз собирался ехать в замок. Настало время вернуться домой.
Вдруг Малин вскакивает и поворачивается к Харри, не обращая внимания на Юхана, Свена и Вальдемара.
— Идем! — кричит она. — Я знаю, где он!
Ни о чем не спрашивая, Мартинссон выбегает за ней из комнаты. По мосту они пересекают замковый ров, в черной воде которого пляшут зеленые искры, и устремляются к машине. И вот уже «Вольво» мчится, набирая скорость, сквозь дождь и вечерние сумерки. Непогода за окном неистовствует, словно сверхъестественная сила, ставшая на сторону преступной человеческой ярости.
Они сидят молча.
Рядом мчатся другие полицейские автомобили с включенными мигалками, однако сирен не слышно. Только шум дождя, ветра и гул мотора, сливающиеся в один монотонный звук.
Они проезжают дом Линнеи Шёстедт, из окон которого льется мягкий свет, потом минуют здание, где двадцать с лишним лет тому назад проходила злополучная вечеринка. Машина делает один поворот, другой, и вот наконец дорога круто поворачивает в третий раз, там, где за лесом начинается поле. Именно здесь автомобиль, который вел Йерри Петерссон, сошел с дороги и закрутился волчком на льду.
Сейчас на том месте стоит машина. Фары включены, в световых конусах пляшут прозрачные струи дождя, смешанного со снегом.
Позади автомобиля, в темноте, стоит человек с ружьем в руке.
Внезапно пространство заполняется светом и звуками. В полумраке пляшут цветные лучи полицейских мигалок и автомобильных фар.
«Я не мог убить старика, но я расправился с его сыном, и этого мне было достаточно, — думает Андерс Дальстрём. — Я не хотел смерти Йерри Петерссона, но он заслужил то, что получил, кто поспорит с этим?
А теперь и мне самое время исчезнуть. И место здесь подходящее, ведь так, Андреас?
Если ты только здесь, дай мне знак. Иначе я останусь и не побоюсь взглянуть в желтые лица змеенышей.
Свет. Машины.
Я слышу голоса людей, надвигающихся на меня сплошной черной тенью.
Я не различаю их лиц, но знаю, что тебя нет среди них, Андреас».
Малин выходит из машины.
— Я все сделаю сама, Харри.
Фигура в поле дрожит, и Малин кажется, будто она досматривает фильм о жизни Андерса Дальстрёма. Длинные черные волосы плещутся на ветру, рука крепко сжимает ружье.
Малин вытаскивает из кобуры пистолет, второй раз за этот день.
Тот, кого они так долго искали, совсем близко. Она чувствует его злобу, растерянность и страх. Он держит ружье вдоль тела дулом вверх.
Полицейские укрылись за автомобилями. «Делай что знаешь, Малин, я не могу мешать тебе», — сказал Шёман. Он нервничал, беспокоился, но знал, что говорит.
И сейчас Форс приближается к одинокому человеку в поле, и чем ближе она подходит, тем отчетливее проступает из полумрака его лицо, искаженное страхом.
«Такое чувство, что он не видит меня, — думает Малин. — Будто он стоит здесь один на холодном ветру и высматривает кого-то в поле».
Я не вижу тебя, Андреас.
Я чувствую, как змееныши ползают внутри меня, и слышу их стоны. Я различаю фигуру отца с поднятым кулаком, и в моих ушах снова раздается его крик.
Но тебя здесь нет, Андреас.
С меня хватит. И этого нескончаемого дождя, проникающего сквозь одежду, и этой бесконечной темноты.
Я смотрю на огни и приближающуюся ко мне женщину. Она что-то кричит, но я не различаю слов, хотя мне кажется, она хочет сообщить мне что-то важное.
Что бы это ни было, мне плевать. Я вставляю дуло твоего любимого ружья себе в рот, отец, а женщина тем временем подбегает совсем близко.
Но тебя до сих пор нет, Андреас.
«Он собирается выстрелить себе в рот, его палец уже на спусковом крючке. Я должна действовать осторожно, но решительно».
— Не делай этого! — кричит Малин. — Лучше не будет!
Однако слов ее не слышно, ветер разносит по полю только слабый, невнятный крик.
«Сейчас он выстрелит», — думает Малин.
Но Андерс так и не решается спустить курок. Он смотрит ей в глаза, и взгляд его на мгновение становится спокойным, будто она вселяет в него уверенность в том, что ничего плохого с ним не случится.
— Не делай этого, — говорит она. — Всегда есть возможность все исправить.
Время стремительно уносится вспять, сжимаясь до точки, и Малин видит перед собой Янне и Туве, сидящих перед телевизором в доме в Мальслетте. Они ждут ее, и она должна быть там, потому что нужна им.
«Я хочу понять, — думает Малин, — что такое стоит между мной и моей любовью?»
— Не делай этого!
Теперь она почти умоляет.
Не надо!
Всегда есть возможность начать жизнь с начала.
Она кричит мне: «Не делай этого!», теперь я слышу.
Но я хочу это сделать. Я смотрю в темноту и вижу автомобиль, съехавший с дороги, и теперь, потеряв управление, он крутится волчком на заснеженном поле. Я вижу, как весь мир летит в тартарары.
Так скажи, чего же мне ждать?
Холодное и твердое дуло пахнет железом.
Я сделаю это сейчас.
Она что-то говорит еще, но до меня не доносится ни звука. Теперь я слышу другой голос. Чей?
Сделай это, сделай…
Давай же, трус.
Нажми на курок и дай всему этому закончиться.
Все правда, это я сидел за рулем той ночью, но какое это теперь имеет значение?
Все безнадежно, у тебя никогда не было настоящей жизни.
Безнадежно.
Давай же, давай, давай…
Прочь, прочь, прочь…
Андерс Дальстрём машет руками, словно отгоняет кого-то, ему противен этот голос, даже если он и говорит ему то, что он думает сейчас сам.
