А на четвертый день на Ичкерскую землю из-за Кавказского хребта прыгнул хорошо прижившийся здесь, полупьяный отморозок-циклон. Не циклонище-ветродуй, яростный и настойчивый, а так — вялый тучегон-градосып. Не ждали гада: пятые сутки стояла необычная для зимнего времени в нашем регионе ясная, тихая погода, и синоптики-провокаторы торжественно обещали такую благодать еще минимум на протяжении недели.
Эту дневку готовили особенно тщательно: колонна Беслана уже перевалила в район, находящийся под контролем боевиков, следовало ежесекундно держать уши торчком и пребывать в готовности к стремительной ретираде по заранее намеченному для такого позорного дела маршруту. Замаскировались, выставили охранение, пожевали и пристроились дремать. А через час полковник разбудил Антона негодующим возгласом:
— Не по-онял!? Эт-то что за бардак?!
Антон нервно покрутил головой, убедился, что причины, способные вызвать недоумение старшего товарища, в пределах видимости отсутствуют, и уставился на приемник, который полковник как раз включил, дабы проверить лишний раз, как там поживает заветная желтая точка.
А точка, сволочь такая, как раз начала проявлять нездоровую самостоятельность. Двигалась она, вот что! В отведенное для отдыха дневное время. Да притом с хорошей крейсерской скоростью — даже медленно пропадающий след за ней тянулся. В ночное время такого следа не было, потому как конвой перемещался черепашьими темпами.
Так и смотрели наши бравые парни за движением точки: Антон молча, покачивая головой, полковник — невнятно чертыхаясь и нанося на карте штрихи. Это было как в кино: все видишь и примерный финал уже знаешь, но повлиять на развитие событий не можешь. Как тут повлияешь? День, чужая земля, тут не то что прокатиться куда — носа высунуть невозбранно нельзя!
Точка между тем доползла до границы экранного поля, мигнула напоследок и пропала. Зона приема сигнала — тридцать километров. От села, где остановился на дневку конвой, наши хлопцы залегли километрах в пяти. За каких-то сорок минут Беслан преодолел двадцать пять кило — почти половину обычного ночного автоперехода. То есть заехал, перышки почистил, пожрал как следует, да и втопил на всю железку. Милое дело — это тебе не по ночи с дозором красться!
— Какое идиотское стечение обстоятельств… — пробурчал Шведов, тоскливо глядя в окно. Полковник ошибался очень редко, в основном по мелочи, так что не имел готовой модели поведения при крупном конфузе. — Редкое стечение… А-а-а, черт! Какое, на хер, стечение?! Идиота кусок, вот что! Старый козел — влез не на ту грядку, так на тебе! Понадеялся, кретин, на синоптиков да авиацию![36] Это же надо — такого косяка упороть!!!
— Ничего страшного, дядь Толь, — задушевно обронил Антон, избегая встречаться с полковником взглядом — еще, не дай бог, разгадает искорки злорадного торжества, готовые стрельнуть наружу горделивой ухмылкой. — Выспимся, пожрем, проскочим вот сюда, — Антон по-хозяйски выдернул из пальцев полковника карандаш, жирно нанес пунктир от точки их стояния на восток к периферии. — И работаем по варианту номер один. Всего-то одни сутки потеряли. Не бог весть какая беда! Спокойно выдвигаемся в конечный пункт, становимся вот тут и ожидаем поступления сигнала. По-любо-му мимо нас пройдут, никуда не денутся, — и, не удержавшись, добавил как бы мимоходом, невзначай:
— Нет безвыходных положений, дядь Толь. Любая ошибка поправима — не нами придумано…
…Не откладывая в долгий ящик, Сергей сразу же приступил к сбору информации. Едва к нему вошел дед Семен, юноша спросил шепотом:
— Дедушка, расскажите, как отсюда выбраться. Озолочу!
Дед вздрогнул и покосился на открытую дверь, у которой разгуливал страж. Юный пленник заговорил — это было странно и неожиданно.
— Вы мне только направление покажите, — подмигнул Сергей. — Как отойти от этого места, чтобы не попасться. Я географию знаю, выберусь. Только бы отойти подальше! Обещаю — как доберусь до дома, я о вас позабочусь. Мои родители — очень влиятельные и богатые люди. Не пожалеете.
— Щас, — дед ухватил «парашу» и потащил ее на выход, заметив, что страж, проходящий мимо, заглянул в зиндан, проверяя, все ли в порядке.
— Как с твоего оконца глядеть — влево от дороги, — нашептал дед Семен, вернувшись с пустым ведром, притащив хлеб с водой и совковую лопату. — Справа — пропасть. Если по ночи, надо смотреть, кабы не упасть. И все время от дороги влево держать. Если доберешься до ущелья, значит, повезло. По ущелью как раз в долину выйдешь. По дороге нельзя — прямиком в Китум-Вале попадешь. А там сразу поймают.
— Спасибо, дедушка, — горячо пробормотал Сергей. — Спасибо, что не побоялись помочь.
— Не за что. Все равно поймают, — дед махнул рукой и со странной беззаботностью хмыкнул:
— Тут всех ловят. Никто еще не убежал. Некуда бежать. В села нельзя. А по горам блукать — сдохнешь али волки заедят. Тут всех заедают.
— А наши далеко? — с надеждой спросил Сергей.
— Которые — наши? — не понял дед.
— Как это — которые? — безразмерно удивился Сергей. — Вы что, дедушка?! Войска наши! Как далеко отсюда ближайший блокпост?
— Семен, ти там застрал зачэм?! — окликнул сверху страж, заглядывая в дверной проем. — Чиму хочиш?
— Щас, щас, подчищщу тута, — дед принялся скрести по полу лопатой, напряженно сморщив на удивление гладкий лоб — пытался отыскать ответ на вопрос юного пленника.
«А дед, похоже, не в себе, — сделал неприятное открытие Сергей, наблюдая за вольноотпущенным. — Может, зря я к нему обратился?»
— Эта, как его… Щас, погоди, — дед вдруг подхватился, проворно поднялся по ступеням и спросил у стража:
— Ваха, ты не знаешь — федералов с Кутумского перевала вышибли? Мальчонка спрашивает, где тут поблизи наши сидят.
— Оо-о-о, господи! — прошипел Сергей, мгновенно наливаясь пунцовой краской. — Идиот!!!
Ваха повел себя вполне адекватно: удивленно хрюкнул, отвесил деду затрещину, пинками прогнал его прочь и быстро спустился к Сергею.
— Чиму хочиш? — страж растопырился на нижней ступени, с любопытством уставившись на юного пленника и даже не озаботившись перевести из-за спины оружие. — Бижят хочиш?
Богатырем страж не выглядел. Молодой мужик среднего телосложения, какой-то недотепистый и расхлябанный, в замызганной форме. Сельскохозяйственного типа мужичок, как говорит мама. С оружием обращается небрежно…
«Вот он, момент истины, — молнией мелькнуло в голове юноши. — Один прыжок, захват, удушающий, забираем автомат и… Сейчас или никогда!»
Сергей качнулся назад, группируясь для прыжка, но более ничего полезного сделать не успел — страж, мгновенно среагировав, шагнул вперед и ловко пнул пленника в грудь, опрокидывая его на поддон. В правой руке ею неведомо как оказался здоровенный тесак, кончик лезвия которого тотчас же уперся в кадык юноши.
— Ох-х-х… — болезненно выдохнул Сергей, прижимая руки к ушибленной груди. Дышать было больно, острие ножа, безжалостно давящее на кадык, не давало сглотнуть подступившую вязкую слюну.
Хотелось расплакаться. Черт, что за люди?! Вроде неказистый сельскохозяйственный мужичок, самого пре-чмошного обличья… почему бы не дать себя обезоружить такому умелому знатоку айкидо?
— Такой нэ стрилят, — усмехнулся страж, убирая нож и похлопывая ладонью по автомату, так и оставшемуся болтаться у него за спиной. — Адын нож или рукам уби-ват — запраста. Тэпэр давай гаварыт будим. Как жжит будим. Как умират будим…
В течение последующих пяти минут сторож Ваха провел с пленником вдумчивую беседу, суть которой сводилась к следующему. Пленник — Сергей то бишь — совершил ужасный проступок. Если Ваха расскажет об этом командиру — Руслану, то Сергея тотчас же расстреляют. Нет, даже не расстреляют — просто в пропасть сбросят. Чтобы патронов не тратить. А потом поймают всю его семью и — тоже в пропасть. Каким боком они всю семью достанут, Ваха даже думать не желает — это не его проблемы. Но обязательно всех достанут. Амба всем, короче. Но! Ваха добрый. Он не злодей, а просто настоящий солдат ичкерского спецназа, который запросто рвет глотки врагам голыми руками, но в перерывах между многочисленными боями становится классным парнем, способным на добрые дела. Вот такое доброе дело он сейчас как раз и вершит — спасает Сергея от верной смерти. А Сергей за это ему будет по гроб жизни обязан.
— Что надо делать? — живо поинтересовался Сергей, уловив, что Ваха чего-то от него хочет. — Если в задницу трахаться или оральным сексом заниматься — никогда в жизни! Все остальное — пожалуйста. — Питарас сабсэм нэ любим! — презрительно скривился Ваха. — Настоящщий мужжик любим — вот так. Атдихай — патом пагаварым… — и убыл, заперев дверь.
