Неслышно зашла пожилая женщина в белом халате. Иванов хотел спросить про письмо, которое не успел прочитать. Но вместо слов у него вышло только мычание — слова не выговаривались. Он поднял свободную руку и призывно махнул ей. Женщина, обратив внимание, подошла.
— Вам что-то нужно? — тихо поинтересовалась она.
Иванов еле заметно кивнул и жестом показал, что хочет написать. Он уже понял, что не может говорить. Женщина отошла и вернулась с тетрадью и ручкой.
— Попробуйте написать, — она держала тетрадку так, чтобы Иванову было удобно выводить буквы.
Иванов вывел корявым почерком одно слово «Письмо».
Женщина удивилась:
— Вы хотите написать письмо?
Иванов отрицательно покачал головой и показал на грудь.
— Не понимаю… — вздохнула женщина.
Проверив капельницу, она вышла из палаты.
Через три дня Иванова вернули на его место в общую палату.
— Здорово, летун! — радостно приветствовал его Виктор. — Пока ты неделю отсутствовал, Василий выписался. Привет тебе от него большой и от его супруги тоже. Держи их адрес — тебе оставили.
Десантник достал из тумбочки сложенный тетрадный листок и передал Иванову. Тот кивнул в знак благодарности.
— На месте Василия теперь новенький — связист, — продолжил Виктор.
Иванов посмотрел в ту сторону. Кровать пустовала.
— Он ходячий. Гуляет, — Виктор внимательно смотрел на Иванова: — А ты, говорят, не разговариваешь?
Иванов кивнул.
— Да!.. — тяжело вздохнул товарищ. Потом его лицо просветлело, — А у меня радость! Протезы мне везут! Скоро выписываюсь.
Иванов улыбнулся и понимающе посмотрел на друга.
Через неделю Иванов в госпитальном костюме сидел в большом зале перед комиссией из пяти пожилых врачей.
Председатель комиссии, просмотрев историю болезни, проинформировал остальных:
— Случай тяжёлый, коллеги. Серьезнейшая контузия. Пациент шёл на поправку, но какое-то нервное потрясение, усугублённое принятием алкоголя, — сделало своё дело. Координация нарушена незначительно, но пациент не может говорить. Как долго это продлится, — сказать трудно: может, год, а может, и всю жизнь. Возможно ухудшение слуха. Надеюсь, коллегам понятно, что здесь очевидна группа инвалидности. Комиссуем.
Сидящий рядом с председателем доктор посмотрел на Иванова:
— У пациента есть вопросы?
Иванов отрицательно покачал головой.
Председатель ещё раз пролистал толстую папку и посмотрел на Иванова:
— Случай не безнадёжный, молодой человек. Но необходимо себя беречь. Никаких нервных потрясений, алкоголь исключить. Вам понятно?
Иванов кивнул.
— Ну что ж, готовим к выписке… — произнёс председатель.
Когда Иванов, одетый в военные брюки и рубашку с погонами, с небольшим чемоданом вышел из дверей госпитального здания, на улице шёл мелкий дождь. За Ивановым тихо закрылась дверь, и он оказался один под прохладными каплями. Он остановился и поднял лицо им навстречу. Падающие капли, словно из душа, секли не больно, ударяя по щекам и закрытым глазам. Это даже бодрило. Постояв немного, Иванов в последний раз оглянулся на госпиталь и пошёл к выходу. Уже почти дойдя до дверей проходной, он остановился от неожиданности. У выхода под навесом стояла маленькая хрупкая девушка. Иванов всматривался в знакомый силуэт и не верил своим глазам: там стояла Лена. Девушка, поняв, что он её узнал, сделала шаг навстречу. Капли дождя тоже стали попадать на её лицо и платье.
Иванов всё стоял и стоял, и не понимал, почему катящиеся по лицу дождевые капли такие солёные…
В конце ноября меня срочно вызвали в Управляющую Компанию. Взяв билет до Москвы в спальный вагон, я уже подумывал, что поеду один в двухместном просторном купе, так как до отправления поезда оставались считанные минуты. Но когда поезд тронулся, дверь в купе мягко отошла, и на пороге возникла не очень высокая, но хорошо сложенная худощавая фигура интересного мужчины в длинном тёмном пальто. На вид мужчина был моим ровесником — лет сорока, — с небольшой сединой в тёмной густой шевелюре прямых, аккуратно зачёсанных волос, в золотых тонких очках. В руках он держал чёрный кожаный чемодан-дипломат. Поздоровавшись глухим низким голосом, мой попутчик прошёл в купе, поставил чемодан на свой диван и снял пальто. Дорогой хорошо сидящий по фигуре тёмно-синий костюм в мелкую бледную полоску подчеркивал достоинства его внешности. Сняв пиджак и галстук, и аккуратно повесив их на плечики, мужчина устроился напротив меня и представился, протянув руку:
— Будем знакомы. Иванов. Александр.
На другой его руке я разглядел очень дорогие золотые швейцарские часы. И больше никаких колец или украшений.
Я тоже представился и дружески пожал небольшую, но крепкую руку.
— До Москвы? — поинтересовался я.
— До самой столицы, — утвердительно кивнул попутчик. — День там. Потом обратно.
— На самолёте не рискнули? — намекнул я на переменчивую осеннюю погоду, бросив взгляд на плывущий за окном в туманной дымке пейзаж.
— Да, — вздохнул, посмотрев в окно, мой сосед. — Не люблю я поездов. Шестнадцать лет прослужил в авиации. Я в прошлом — военный лётчик, поэтому люблю летать. Но опаздывать никак нельзя. Вот решил — поездом.
— Удивительное совпадение! — негромко воскликнул я. — Оказывается, мы с вами — коллеги. Я тоже бывший военный лётчик. Только прослужил двадцать положенных.
— А где Вы служили? — поинтересовался он.
Оказалось, что мы заканчивали одно авиационное училище. Только он— на два года позже меня. И служили мы почти всегда рядом. Даже бывали в одних и тех же местах. И общие знакомые у нас нашлись.
— Надо же! — усмехнувшись, удивился сосед. — И только теперь встретились. А Вы женаты?
— Женат. А Вы?
— У меня жена — поискать! Настоящая русская женщина! Считайте, с того света меня вытащила.
— Расскажете? — заинтересовался я.
— Расскажу…
Так началось наше знакомство.
После коньяка и раннего ужина, принесённого официантом прямо в купе из вагона-ресторана, у нас потекла неспешная беседа. Мой попутчик, как и я, не курил, поэтому нам не нужно было прерываться на долгие перекуры. Несмотря на это, наш разговор затянулся до утра.
Вначале я коротко рассказал свою историю. Потом он — свою…
