Конечно, Макс умел распорядиться деньгами. Пока заведем стабильный доход, сказал он, берем только самое нужное. Изначально всё делим поровну. Когда разбогатеем, тогда решим, кто, сколько и кому должен. Он безоговорочно верил себе, думала Лиза. Ни одного «если». Уметь бы так.
Она закинула руку за голову, оголила плечо, как девочка с обложки, и попробовала собой восхититься. Местами это удавалось. Лизе нравился искристый цвет своих глаз. И улыбка, только не сильно широкая, иначе слишком выдавались скулы, и куда-то терялся подбородок.
Но уставшие сутулые плечи. И волосы, обычно мягкие, истрепались и сбились за ушами в клочья.
Лиза расстроилась и показала язык своему грустному отражению.
Она запахнула халат и выглянула из комнаты. В гостиной было пусто.
– Эй! Ванная свободна?
– Да, – отозвался Дима. – Я на кухне, а Максим вышел за продуктами.
В небольшой ванной, кроме унитаза, теснилась и дешевая стиральная машина, – еще одно расстройство для Макса. Но вода была отличной. Вместе с пеной в шипучих душевых струях растаяли все опасения, терзавшие Лизу. Она представляла, как плещется голая в незнакомой ванной, а вокруг сотни километров чужого города, и в ней закипала веселая дерзость. Лизе хотелось выкинуть что-нибудь насмешливое и вульгарное, но в голову лезли только наивные глупости.
На зеркальной полке роилась уйма пузырьков и тюбиков: кремы, шампуни, кондиционеры, бальзамы, – а в шкафчике нашелся даже фен.
Уперев ногу в край ванны и растирая ее махровым полотенцем, Лиза глянула в зеркало и ощутила прилив нежности к безумной девчонке по ту сторону. Не удержалась и чмокнула себя в коленку. Между двумя Лизами снова установился мир.
– Вы когда-нибудь делали что-то нарочито вульгарное? – спросила она за ужином.
– Нарочито? – переспросил Максим.
Он сидел на корточках, выуживая из клеенчатой сумки бумажные пакеты и свертки.
– Для удовольствия, – сказала Лиза.
– Опять какой-нибудь тест?
– Я делал, – сказал Дима, изучая бутерброд. – Раз в общаге у меня засох хлеб, я отнес его на кухню и выбросил в мусорку. И пнул ее ногой.
– Зачем? – спросил Макс.
– Не знаю. Хотелось.
Лиза рассмеялась и высунула кончик языка.
– А я, – задумалась она. – А я порвала книгу.
– Какую?
– Не помню. То есть, даже не порвала, а надорвала до середины.
– Гм.
– А ты сам никогда такого не делал?
– Какого – такого?
– Жап, – выдавил Дима. Он разжевал колбасу и сглотнул. – Запрещенного.
– Да мне все разрешалось, – ответил Максим, шурша продуктами.
– Ну хоть что-нибудь! – настаивала Лиза.
– Ладно, – он встал и отряхнул колени. – Я разбил машину отца. Не знаю, считается ли.
– Ого.
– Его вторую машину. «Шестисотый», он его только что купил. Ну, вы помните. Все бандиты тогда меняли джипы на «шестисотые».
Дима выудил из-под стола звякнувший пакет.
– Что это? – Лиза посмотрела внутрь.
– Мартини, – ответил Макс.
– Целых две?
– Мало ли. Вдруг не только мне захочется.
Лиза вернула бутылку на место. Стоило бы напомнить кому-то, что он собирался брать только необходимое, и что вряд ли сюда относится мартини. Кроме того, ведь Максим точно выпьет обе бутылки сам, если больше никто не захочет. И не хватало, чтобы он спился здесь от перевозбуждения. Но, посмотрев на хмурого Макса, готового терпеть любые укоры, Лиза сдалась. Деньги, опять же, были в основном его.
– Ладно, – сказала она. – Главное, не пропей наши обратные билеты.
И ушла одеваться.
...
– Давайте смотреть ящик, – предложила Лиза.
Дима спрыгнул на пол и обошел вокруг телевизора.
– Здоровый. Я такие сто раз видел. Только не знаю, где включается.
– Сто раз видел – и не знаешь? – ухмыльнулся Макс.
– Мы их не включали. Мы их кувалдой били.
Максим рефлекторно сунул руку между диванных подушек. Пульт и вправду нашелся там.
Щелк! – и на экране проявилось лицо женщины с глубокой черточкой между бровей.
– …ный злой рок, – говорила она. – Уверена, что Богу наш с Толиком союз был выгоден…
Дама на экране улыбнулась, и гостиная взорвалась аплодисментами. На стенах зарябили цветные блики. Грохнула музыкальная вставка – и вдруг телевизор умолк.
– Эй! – сказала Лиза.
– Извиняюсь, – отозвался Дима. – Это я сел на пульт.
– Вернуть? – предложил Макс.
Лиза поспешно встала.
– Нет, спасибо. Говорят, это вредно в больших количествах. Какие у нас еще варианты?
Все задумались. Максим знал вариант, но ему нужен был подходящий момент. Лиза пошла бы на прогулку, но ходить по незнакомому городу в сумерках… Дима углубился в мысли о журналистике.
Гостиную до краев заполнил московский вечер, и на бежевых обоях плескались тени.
– Все-таки жалко, что балкона нет, – сказала Лиза.
– Не выпить ли мартини? – решился Макс.
– Есть идея!
Дима вскочил и кинулся прочь из комнаты, попутно едва не обрушив торшер. Хрустнул замок на входной двери. В комнату дунул вечерний холод, и люстра заскрипела, медленно поворачиваясь на крючке.
– Сволочь, – заметил в полумраке Макс.
– Идите сюда, – долетело с лестничной клетки.
Трафаретные буквы на краске сообщали, что за дверью «лифтовая», но вход туда строго запрещен. Облупившийся запрет был подкреплен рыжим навесным замком.
– Может, не стоит? – вполголоса спросила Лиза.
– Да ее не трогали много лет, – сказал Дима. – Смотри, ржавое все.
– Я не умею взламывать замки, – сказал Макс.
– Ничего, я умею, – сказал Дима. – Уксус есть?
– Нет.
– Ладно, справимся так.
Он вытащил из кармана что-то вроде крупного портмоне из бурой кожи. Распластал его по железной ступени. Внутри оказалась целая мастерская: ключи, отвертки, странные иглы. Дима вытащил тонкий напильник, сунул в рот палец и провел им вдоль стального ребра. Приложил напильник к замку и чиркнул им несколько раз.
– Композитный, – пробормотал Дима.
– Это хорошо? – спросил Макс.
– Плохо. Ничего, я такие хорошо знаю. Утюг без секрета.
Он взял отвертку с фонариком и посветил ею в скважину, сунув туда же нос. Выбрал две иглы и по очереди загнал их в замочный механизм.
– Придержи вот эти, – сказал Дима.
Максим послушно взялся за иглы. Третью Дима взял сам, одновременно ухватив стержень замка плоскогубцами.
– Левый чуть нажми, – скомандовал он.
Замок противно заскрипел и подался. Из скважины высыпалась щепотка измельченной ржавчины, испачкав Максу запястья.
– Держи, не пускай! – Дима подналег на стержень, и еще больше ржавчины высыпалось им под ноги.
Нижняя часть замка повисла на щупах и рухнула. Максим едва не уронил ее на железный пол, в последний момент изловчившись подставить ногу.
– Твою м-м… – взвыл он шепотом.
Дима подобрал замок и пристроил его у двери, которая теперь была открыта.
Из бетонного колодца дул ветерок. Оттуда пахло смолой и цементом. Справа, за второй железной дверью, непривычно громко щелкал и завывал лифтовой механизм. Наверх вела лестница. В потолке виднелся квадратный лаз, перетянутый матовой клеенкой.
На полпути стало понятно, что люк открыт. Темная клеенка оказалась лоскутом вечернего неба, который рос и рос, вытесняя мир. Когда Дима вылез на хрустящую смоляную корку и огляделся, вокруг остался только густой воздушный купол. На полусогнутых ногах, хватаясь за стенку вентиляционной шахты, Дима подобрался к бетонной плите и торопливо сел.
На крышу вышла Лиза, тоже оглушенная холодным ветром. Здесь непрерывно дул ветер. Его потоки захлестывали рот и ударяли в ноздри, заставляя жмуриться.
– Как на море, – крикнула Лиза, осторожно пробираясь вдоль стенки.
Далеко внизу, перпендикулярно ветру, катилась лавина огней.
– А где Макс?
– Пошел за курткой.
– Что?
Все уличные звуки на такой высоте смешивались в равномерный оглушительный рокот, среди которого изредка трубили уличные сигналы.
Лиза села рядом и наклонилась к Диминому уху.
– А я не боюсь, – сказала она. – И вообще, мне уже хорошо. Спасибо.
Дима открыл рот, но его перебил Максим, который тащил что-то громоздкое.
– Помогите, что ли, а?
Лиза подобралась к Максу и взяла у него пальто.
– Что у тебя здесь?
– Шезлонги. Стояли в гардеробе.
– Ух ты! Божественно. Димка, иди помоги!
Бокал мартини в шезлонге на берегу моря огней. Ей хотелось написать песню с таким названием. Или просто: «Берег моря огней». И бокал мартини.
– Если дальше будет так же хорошо, я здесь привыкну, – сказала Лиза.
– Я уже, – сказал Дима.
Ему лень было шевелить языком. Лиза убедила его попробовать вина. Это был первый крепкий напиток за два года, и Дима тут же опьянел. Он развалился в шезлонге и смотрел в небо, где среди рваных весенних облаков угадывались мутные звезды.
– Лично мне идея Москвы нравится, – сказал Максим. – Человек по природе хищник… ему более свойственно рвать зубами глотки, чем жевать сено.
