Мне хотелось схватить Джоула и вытрясти из него всю правду, но вместо этого я неожиданно закричала:
– Почему ты всегда отрицаешь очевидное?!
Он пожал плечами – характерный жест Джоула, от которого у меня кровь прилила к вискам. Мне захотелось ударить его. Но в нашей семье дело никогда не доходило до драки. Детям основателя акционерной компании оружием служило только слово.
– Если ты ничего не принимал, почему же тебя привезли сюда? – Я показала на оконную сетку, на всех этих алкоголиков, наркоманов, психов. – Тед вызвал «скорую». Ты не узнал меня. Была полиция, были санитары, врачи. Они написали официальные отчеты. Если ты начнешь все отрицать, тебе отсюда не выбраться.
Джоул задержал дыхание – от страха или негодования, – но, прежде чем он успел ответить, перед нами появилась Шерри Тэлбот с огромной дорожной корзиной. Очевидно, мы были столь поглощены спором, что не заметили, как она вошла.
Многолетний опыт предвыборных баталий научил Шерри спокойно относиться к таким пустякам, как семейная свара в городской психушке. Она улыбнулась нам своей лучезарной улыбкой.
– Привет, Джоул.
Ее чудесные светлые волосы сияли. Она протянула Джоулу корзину, и он в смущении стал разглядывать великолепные яблоки, гроздья винограда и персики, завернутые в зеленый целлофан.
– Как ты попала сюда? – спросил он наконец.
– Я вспомнила одного парня – мы с ним встречались прошлым летом в Хэмптоне. Он тут на какой-то административной должности.
– Но как ты узнала, что я здесь?
– Нора сказала, – ответила она.
Он бросил на меня пронзительный взгляд, и я поняла, каково ему теперь: небритый, в поношенной пижаме и шлепанцах на босу ногу. Но у меня не было возможности объясниться.
Видя, что от нас толку мало, Шерри уселась на соседнюю скамейку и, не обращая внимания на зарешеченные окна и разгуливающих вокруг психов, принялась рассказывать нам о газетной заметке, которую ее попросили написать.
Пока она говорила, Джоул, очевидно, сам того не замечая, протяжно вздохнул, и этот вздох показался мне очень знакомым. Когда он повторился, я вспомнила, что так же вздыхала наша мать. Был теплый майский день. Она распахнула окна, и вся комната наполнилась ароматом цветущей сирени. Мама лежала и вздыхала, рассеянно поглядывая на экран телевизора. Вечером отец отвез ее обратно в санаторий для душевнобольных, и на следующий день она покончила с собой. Ей удалось найти ножницы в корзинке для шитья, принадлежавшей сиделке.
Я взглянула на Джоула. У него было ужасно бледное, как будто даже испуганное лицо. Мне стало ясно, что оставлять его здесь ни в коем случае нельзя.
Когда наконец вернулся дежурный, чтобы поторопить меня, я предложила Джоулу:
– Давай пригласим частного психиатра.
– Зачем? – спросил он с беспокойством, но потом вдруг добавил: – Может быть, ты и права. Лучше сказать им, что я принял ЛСД.
– О Джоул, вот и хорошо, – обрадовалась я, сознавая в то же время его тонкую игру: он только соглашался сказать кое-что им, но ни в чем не признавался мне.
– И тогда мне не понадобится психиатр, – резонно заметил он.
– Джоул, дорогой, но ведь нам надо убедиться, что ты не примешь его опять, – возразила я и, прежде чем он успел что-нибудь сказать, поспешно добавила: – Послушай, это будет всего лишь Эрика Лоренц.
Джоул просветлел. Он видел Эрику, когда приезжал к нам на побережье во время каникул, и она, похоже, произвела на него большое впечатление. Во всяком случае, в течение нескольких лет он иногда спрашивал о ней. Возможно, к тому же ее фривольные манеры помогали преодолеть страх перед врачом-психиатром.
– Ну если это только Эрика, – пробормотал он.
Моя миссия была завершена, и теперь мне хотелось поскорее исчезнуть, пока не возникло дополнительных осложнений. Когда я поцеловала его в щеку, Джоул похлопал меня по плечу, и я почувствовала себя прощенной.
Однако когда мы с Шерри шли по темному коридору, меня не покидало чувство тревоги. Я поняла, что мы просто заключили молчаливый договор, чтобы обмануть врачей.
Благодаря Эрике осмотр Джоула психиатрами прошел гладко, и через десять дней его признали здоровым. Я пришла за ним в среду днем со свежей сменой белья, наручными часами, ключами и деньгами, хранившимися в его персональном пакете. Джоул был в прекрасном настроении. У меня в памяти запечатлелось его сияющее лицо.
Но когда мы покидали психиатрическое отделение, словно какая-то тень скользнула по лицу Джоула. Оказавшись на свежем холодном воздухе, он вдруг совершенно переменился. Лицо его сделалось тревожным и напряженным. От жизнерадостного настроения не осталось и следа. В то время мне казалось, что я все понимаю: двенадцать дней в подобном заведении делают человека беспомощным перед внешним миром.
Мы прошли до Первой авеню и поймали такси. Но когда надо было назвать адрес, Джоул заколебался.
– Ты не хочешь домой? – удивилась я.
– У тебя не найдется комнаты на несколько дней? – спросил он.
Я попросила водителя отвезти нас на Восточную, 64, и мы молча поехали домой. Рассеянно скользя взглядом по фасадам магазинов, я пыталась понять, что происходит с моим братом, и в то же время мысленно переделывала свой кабинет в удобную спальню. Когда мы свернули с Первой авеню, я украдкой взглянула на Джоула и с удовлетворением обнаружила, что он откинулся на спинку сиденья и, по-видимому, немного расслабился.
Дети еще не вернулись из школы, и наше прибытие не вызвало никаких особых эмоций. Вероника выключила пылесос, чтобы открыть дверь, и, как истинная пуэрториканка, восприняла неожиданное появление брата как нечто само собой разумеющееся. Она застенчиво приветствовала его и тут же сходила за чистыми одеялами и простынями, после чего приготовила нам кофе. Когда мы уселись в гостиной, Барон подошел, обнюхал нас и ушел.
– Уолтер где-нибудь тут. Наверное, спит, – сказала я, надеясь, что Джоул не рассчитывал на трогательную встречу.
Но каких-либо признаков разочарования я не заметила. Он был скорее вялым, просто сидел и смотрел на дрова, сложенные у камина.
– Хочешь, разведем огонь? – предложила я.
– Да, неплохо бы, – ответил он рассеянно.
Я подождала немного и, поскольку он не двинулся с места, скомкала кусок газеты, сложила щепки и сверху положила два полена лимонного дерева. Когда я разожгла огонь и отодвинула заслонку, мне пришло на ум своеобразное объяснение поведения Джоула. Возможно, для человека, только что вышедшего из больницы, такая работа, как разведение огня в камине, представлялась слишком тяжелой.
Воспоминание о больнице сообщило моим мыслям новое направление. После того как Вероника принесла поднос и удалилась, я сказала:
– Ты знаешь, Эрика не принимает пациентов дома. У нее кабинет в больнице.
Мне хотелось намекнуть ему, что нужно бы позвонить и договориться о встрече. Но мои ухищрения, как всегда, не увенчались успехом. Он только рассеянно кивнул. Я подала ему чашку. Он поставил ее на стол перед собой и продолжал неподвижно сидеть, глядя на языки голубоватого пламени в камине.
Я пила кофе в полной тишине, пока перезвон каминных часов не напомнил мне, что скоро должны прийти из школы Кэрри и Питер. Они посещали частную школу, которая очень нравилась Теду и находилась на Восточной, 80. В хорошую погоду они возвращались домой пешком. Поэтому их можно было ожидать в любую минуту. А я так и не получила никаких подтверждений того, что Джоул действительно начнет лечиться. Но у него могли быть обычные затруднения с деньгами. Свободная профессия не приносила больших доходов.
– О деньгах не беспокойся, – сказала я. – С Эрикой я сама расплачусь, а ты потом мне отдашь.
Но после этого он вдруг поднялся.
– Ты меня поселила в кабинете?
Я не сразу смогла ответить, и только смотрела, как он, приложив ладонь ко лбу, идет по лестнице. У него опять был мрачный и усталый вид.
– У тебя все в порядке? – спросила я.
Мне показалось, что с ним произошла какая-то внезапная перемена, но я понятия не имела, в чем она заключалась.
Джоул не обернулся и даже не остановился.
– Я устал, – пробормотал он. – Пойду полежу немного.
Это было сказано достаточно мягко и спокойно, но когда я посмотрела ему вслед, мне почему-то стало страшно, и я не решилась последовать за ним. Он быстро скрылся за дверью. И тогда я подумала, что, быть может, освободив Джоула из «Бельвю», я тем самым затронула нечто совершенно мне неподвластное.
Вскоре явились дети. Весть о новом обитателе нашего дома они встретили с энтузиазмом – не столько из семейных чувств, сколько оттого, что Джоул побывал в «Бельвю». Когда я не могла вызволить его оттуда, они очень беспокоились.
– Держу пари, ему здорово досталось, – заявила Кэрри. – На него набрасывались сумасшедшие!
Она принялась изображать, как это происходило. Питер, обычно более сдержанный, был столь увлечен ее пантомимой, что решил, показать собственную версию. Мне пришлось положить конец представлению.
