Потом, забравшись в самую глубь хлева и набросив на себя ветошь, которую она нашла в углу, притаилась. От сильного запаха навоза Вера задыхалась. Слезы застилали ей глаза, из носа текло, но, не в силах пошевелиться от страха, она неподвижно сидела, съежившись под ветошью.
Через некоторое время Вера услышала отдаленный шум голосов и лай собак. Ее предположение оказалось верным: чеченцы начали охоту.
Лицо Халида, державшего новорожденную девочку за ноги, всплыло перед глазами. Веру едва не вырвало, но, глубоко дыша ртом, она сумела справиться с подступавшей тошнотой.
Совсем рядом послышался лай собак и какой‑то хрип, и Вера почувствовала, что сейчас не выдержит, вскочит и побежит. Пусть ее поймают собаки, разорвут на куски, тогда кончатся ее страдания раз и навсегда. Вдруг всплыло лицо Владимира, протягивающего ей руку на подъеме в гору, его глаза, с такой нежностью глядящие на нее, и его теплый голос, с восхищением говоривший: «Девочка моя, какая же ты у меня сильная». Только желание снова услышать его голос и посмотреть в его глаза преодолело ее страх. Вера закрыла глаза в неистовой мольбе…
Она не знала, сколько так сидела, может, несколько минут, а может, несколько часов. Время как будто остановилось, и ничего и никого больше не существовало — ни чеченцев, ни аула, ни собак, ни хлева, ни самой ее, Веры.
Когда Вера пришла в себя, было уже тихо. Слышался только треск сверчка. Осторожно приподняв ветошь, Вера выглянула из закутка и, увидев только стоявших коров, подползла к стойлу и через отверстие в стене выглянула во двор.
Девушка вздрогнула при виде огромной белой луны, висевшей так низко над землей, что казалось, если дотянуться, то можно достать рукой.
«Нет чтобы дождь и темень. В лунном свете меня хорошо видно», — лихорадочно думала она.
Она не знала, сколько было времени, но в любом случае нужно было торопиться. Хозяйки просыпались рано, чтобы подоить коров. В пять их уже будут гнать на пастбище.
Вера тихо выскользнула в ту самую лазейку, через которую проникла во двор. Первые минуты она неподвижно стояла, прильнув к забору и стараясь высмотреть какие‑либо тени. Не увидев ничего подозрительного, она перебежала улицу и, низко пригибаясь к земле, устремилась в направлении гор.
Ее бил озноб, болезнь давала о себе знать. Ноги почти не слушались, но Вера заставляла себя идти.
Вдруг раздался шум колес, показалась легковушка. Фары, освещающие пространство, на мгновение охватили полусогнутую Веру с искаженным от страха лицом.
Вера побежала.
Единственной мыслью в ее голове было: «Они меня не поймают, они меня не поймают».
Она бежала так быстро, как только позволял ее истощенный организм. Впереди показалась горная река и небольшой мостик, и Вера бросилась к нему, с ужасом слыша позади себя топот ног.
Нет, не хотела она быть пойманной и снова оказаться в рабстве. Лучше уж смерть. Вера сделала последнее неимоверное усилие, донесшее ее до мостика, и прыгнула в воду.
Очнувшись, Вера увидела над собой тусклый голубой свет лампочки. Она повернула голову, чтобы посмотреть, где она находится, и застонала от боли. Ощущение было такое, как будто голова была посажена на металлический стержень и уже не могла вращаться самостоятельно.
Вера сделала еще попытку и наконец смогла повернуться на несколько сантиметров. Краем глаза она увидела белый прямоугольник, должно быть, дверь.
Прямоугольник неожиданно из белого превратился в черный, на его фоне возник силуэт человека.
— Ой ты, Боже, очнулась! — услышала Вера женский голос. Повернуться полностью Вера не смогла и ждала, пока женщина приблизится к кровати.
Женщина же, вместо того чтобы подойти, исчезла в том же самом прямоугольнике, и Вера снова услышала ее голос:
— Доктор, девочка очнулась!
Врач, высокий блондин с пронзительными голубыми глазами, наклонился над ней, взял ее кисть и проверил пульс.
— Говорить можешь? — обратился он к Вере.
Вера выдавила из себя сиплое «да» и хотела в подтверждение кивнуть головой, но не смогла.
— Как зовут тебя, ты помнишь?
— Вера, — снова просипела она.
— А в Тереке как ты оказалась, Вера, ты помнишь?
— Да.
— Отметь в журнале, что пациентка пришла в сознание, — обратился врач к медсестре. — И родственников предупреди.
Вера, с трудом сохраняя дыхание, кратко отвечала на вопросы доктора. Как ей удалось справиться с течением, она объяснить не могла.
Веру нашли без сознания на берегу Терека в районе станицы Галюгаевской. Местные казаки на грузовике отвезли ее в районную больницу. Там Вера пролежала без сознания почти две недели. У нее было воспаление легких и сильнейшие ушибы спины и шеи. Врачи считали, что девушка выжила лишь чудом.
Была подключена милиция, ибо никто не знал, кем она была. Следователи быстро вышли на дело о пропавшей десять месяцев назад девятнадцатилетней Дымовой Вере, которая исчезла из поезда, следовавшего в Москву.
Из районной Веру перевезли в краевую больницу. Молодой крепкий организм делал свое дело, и Вера постепенно снова обрела способность нормально двигаться и разговаривать.
Вот только по ночам ее еще долго преследовали кошмары, и Вера просыпалась с криком и со слезами на глазах.
Отец с братом приезжали в больницу так часто, как могли. Сестра была пару раз, маленькие дети и хозяйство не позволяли ей приезжать в город чаще.
Губы отца затряслись, когда он увидел ее, такую маленькую и жалкую, лежащую на больничной койке.
— Слава Богу, живая, — только повторял он, прижимая ее горячую руку к своим губам.
Вера выздоровела. Для ее семьи и речи быть не могло, чтобы Вера ехала обратно в Москву.
Но Вера не переставала думать о Владимире.
Отец рассказал ей, что спустя месяц после ее исчезновения приезжал к ним в село молодой человек, назвавшийся Владимиром, сказал, что из училища. Расспрашивал, что они знают о случившемся. После исчезновения Веры на селе то и дело возникали истории о молоденьких девушках, пропавших без вести в Ставропольском крае. Кто‑то говорил о маньяке, бушевавшем в регионе, а кто‑то утверждал, что девушек похищают чеченцы.
Брат, четыре года назад отслуживший в армии, знал, что похищения людей приобретали в Ичкерии все больший размах. Знал он и то, что на Северном Кавказе существовали невольничьи рынки, где за сходную цену можно было приобрести раба на любой вкус. Как и всякий товар в условиях рынка, пленники делились по категориям: социальному статусу, материальному положению.
Однажды Михаил своими глазами видел сбежавшего из чеченского рабства человека. Трудно было представить, что этот худой и изможденный мужчина с ужасающими шрамами от кандалов на ногах когда‑то, по его словам, весил сто десять килограмм. Он находился в рабстве четыре года. Днем он собирал черемшу. Цепь от кандалов прикрепляли к дереву, потом, когда участок был очищен, переводили к другому. И так весь сезон. Спал под деревом на цепи, как собака. Лишь случай помог сбежать этому человеку.
Всеми этими слухами и фактами Михаил поделился с Владимиром, когда тот рассказал, что был на железнодорожной станции, с которой исчезла Вера, расспрашивая местных в надежде, что кто‑нибудь что‑то видел или помнит.
Побыв дома и истомившись от неизвестности о Владимире, Вера все‑таки уговорила отца отпустить ее в Москву. Миша поехал с ней.
Вера была очень благодарна брату за эту самоотверженность. Как‑никак семья у него, двое маленьких детей, работа, а он все оставил и поехал с ней, чтобы защитить ее, не дать ей снова попасть в беду.
С вокзала они первым делом направились в общежитие, чтобы, если им разрешат, приютиться у девчонок. Вера не была уверена, сохранилось ли за ней место.
Сидевшая на вахте баба Валя сначала потеряла дар речи, а потом, когда оправилась от первого шока и начала говорить, ее было уже не остановить.
— Как же это, девочка, как же это? Ты где ж это пропадала? Мы тут совсем извелись, ничего о тебе не зная. Девчонки всю Москву на уши подняли.
— Баба Валя, все уже хорошо. Я жива. А вот это мой брат Миша, — оборвала Вера рассетовавшуюся вахтершу.
— Михаил, — представился брат.
Баба Валя, должно быть, хотела все подробно расспросить у Веры, но присутствие брата остудило ее.
— Баб Валь, а за мной место сохранилось?
— Да как же, деточка, мы ведь от тебя чай уже год ничего не слышали. Нет, к сожалению, порядки такие. Новенькую на твое место заселили.
— Баб Валь, нам бы перекантоваться несколько дней где‑нибудь. Мне в училище надо. Не знаете, может, кто‑то сдает?
Баба Валя наморщила лоб, стараясь вытащить из закоулков своей памяти какой‑нибудь подходящий вариант, но вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнула:
