«Мне хочется узнать, что за оборванец дружит с моей дочерью…»
«Я думаю, что жена мне изменяет…»
«Сын хороший парень, но попал в дурную компанию…»
«Меня шантажируют…»
Чаще всего Арманский твердо говорил «нет». Если дочь уже взрослая, она имеет право общаться с любым оборванцем, а с неверностью, по его мнению, супругам следовало разбираться самим. В подобных делах скрывались западни, которые могли привести к скандалам и создать юридические проблемы для «Милтон секьюрити». Поэтому Драган Арманский тщательно следил за этими заданиями, несмотря на то что в общем обороте предприятия они составляли сущий пустяк.
Этим утром, к сожалению, предстояло заниматься именно изучением личных обстоятельств. Предварительно поправив стрелки на брюках и откинувшись на спинку своего удобного рабочего кресла, Драган Арманский недоверчиво всматривался в сотрудницу по имени Лисбет Саландер. Она была на тридцать два года моложе его, и он в тысячный раз констатировал, что едва ли можно вообразить себе человека, на вид менее подходящего для работы на престижном охранном предприятии, чем она. Его сомнения выглядели разумными и вместе с тем не имели под собой оснований. В глазах Арманского Лисбет Саландер, безусловно, была самым компетентным исследователем из всех, с кем ему приходилось сталкиваться за время работы в отрасли. За те четыре года, что она на него трудилась, Лисбет не схалтурила ни с одним заданием и не подала ни единого посредственного отчета.
Напротив, она всегда добивалась прекрасных результатов. Арманский был уверен, что Лисбет Саландер обладает уникальным талантом. Кто угодно мог собрать сведения о кредитоспособности или получить справку у судебного исполнителя, но Саландер действовала с фантазией и всегда возвращалась с чем-нибудь совершенно неожиданным. Он так и не сумел толком понять, как именно она действует, и порой ее способность добывать информацию граничила с волшебством. Она великолепно разбиралась в бюрократических архивах и могла отыскать самых малоизвестных людей. Главное, она умела входить в доверие к человеку, которого проверяла. Если только можно было выкопать какую-нибудь грязь, она устремлялась в нужном направлении, словно запрограммированная крылатая ракета.
Вероятно, в этом проявлялся ее талант. Отчеты Лисбет Саландер могли привести человека, угодившего в зону действия ее радара, к настоящей катастрофе. Арманского и теперь еще бросало в пот при воспоминании о том случае, когда он поручил ей провести рутинную проверку научного работника из фармакологической компании, которая предназначалась на продажу. Работа была рассчитана на неделю, но затянулась. Четыре недели Саландер молчала и проигнорировала несколько напоминаний, а потом заявилась с отчетом, где документально подтверждалось, что интересующий их объект является педофилом и как минимум дважды оплачивал занятия сексом с тринадцатилетней проституткой в Таллинне. Кроме того, по некоторым признакам, он проявлял нездоровый интерес к дочери своей тогдашней сожительницы.
Саландер обладала качествами, которые временами приводили Арманского на грань отчаяния. Обнаружив, что мужчина оказался педофилом, она не предупредила Арманского телефонным звонком и не ворвалась к нему в кабинет с предложением поговорить. Она ни словом не обмолвилась о том, что ее отчет содержит ядерный заряд, а в один прекрасный вечер просто положила его Арманскому на стол, как раз когда он собирался выключить лампу и идти домой. Он забрал отчет с собой и раскрыл его только поздно вечером, когда, расслабившись, уселся в гостиной своей виллы на острове Лидингё, чтобы выпить с женой по бокалу вина перед телевизором.
Отчет был, как всегда, выполнен с почти научной скрупулезностью, со сносками, цитатами и указанием дополнительных источников. На первых страницах излагались биографические данные объекта, описывалось его образование, карьера и экономическое положение. Только на странице 24, под промежуточным заголовком, Саландер сбросила бомбу — описала поездки в Таллинн, в том же деловом тоне, в каком сообщала о том, что он живет на вилле в Соллентуне и ездит на темно-синем «вольво». Утверждения подкреплялись документами в объемистом приложении, в частности, фотографиями тринадцатилетней девочки в компании объекта. Снимок был сделан в коридоре таллиннской гостиницы, и объект держал руку под свитером девочки. Кроме того, Лисбет Саландер каким-то образом удалось разыскать эту девочку и уговорить ее дать подробное интервью, записанное на диктофон.
Отчет создал именно такой хаос, какого Арманский стремился избегать. Сперва ему пришлось принять две таблетки лекарства, назначенного ему врачом против язвы желудка. Потом он вызвал заказчика для не терпящего отлагательства мрачного разговора. И в конце концов был вынужден — вопреки категорическому нежеланию заказчика — незамедлительно передать материалы в полицию. Последнее означало, что «Милтон секьюрити» рискует оказаться втянутым в судебный процесс. Если обвинение не будет доказано или мужчину признают невиновным, возникнет опасность, что на само предприятие подадут в суд за клевету. А это беда.
Однако беды не случилось. Больше всего в Лисбет Саландер его раздражало поразительное отсутствие эмоций. От имиджа зависело чрезвычайно многое, а «Милтон секьюрити» создало себе имидж предприятия консервативного и стабильного. Саландер вписывалась в него столь же органично, как экскаватор на выставку-продажу яхт.
Арманский никак не мог смириться с тем, что его лучшим исследователем является бледная, анорексически худая девушка со стрижкой «бобрик» и пирсингом на носу и бровях. На шее у нее имелась татуировка в виде осы длиной в два сантиметра, одна вытатуированная цепочка обвивала бицепс левой руки, а другая — щиколотку. В тех случаях, когда Саландер приходила в маечках, Арманский мог убедиться, что на лопатке у нее присутствует еще более крупная татуировка, изображающая дракона. Естественным цветом ее волос был рыжий, но она красила их в иссиня-черный. Она выглядела так, словно только что проснулась наутро после недельной оргии в компании хард-рокеров.
Отсутствием аппетита она не страдала — в этом Арманский был уверен; напротив, она, похоже, потребляла множество всякой нездоровой пищи. Просто по своей конституции она от рождения была худой, тонкокостной, словно девчонка, стройной, с маленькими руками, узкими щиколотками и едва заметной под одеждой грудью. Ей было двадцать четыре года, а выглядела она на четырнадцать.
Широкий рот, маленький нос и высокие скулы придавали ее внешности нечто азиатское. Двигалась она быстро, как паук, а во время работы за компьютером ее пальцы летали по клавишам просто с какой-то одержимостью. С таким телом на карьеру в модельном бизнесе рассчитывать не приходилось, но крупный план ее лица с правильным макияжем вполне мог бы украсить любой рекламный щит. С макияжем — иногда она еще пользовалась отвратительной черной помадой, — татуировками и пирсингом в носу и бровях она каким-то совершенно непостижимым образом казалась… хмм… привлекательной.
То, что Лисбет Саландер вообще работала на Драгана Арманского, заслуживало удивления само по себе. Она принадлежала к тому типу женщин, с которыми Арманский обычно в контакты не вступал и уж подавно не собирался предлагать им работу.
Она получила место помощницы в офисе по рекомендации Хольгера Пальмгрена — уже одной ногой пребывавшего на пенсии адвоката, который вел личные дела старого Ю. Ф. Милтона. Лисбет Саландер он охарактеризовал как «смышленую девушку чуть бесшабашного поведения». Пальмгрен умолял Арманского дать ей шанс, и тот с неохотой пообещал. Таких людей, как Пальмгрен, отказ лишь побуждает удвоить усилия, поэтому проще было сразу согласиться. Арманский знал, что пожилой адвокат занимается трудной молодежью и прочей проблемной публикой, но, несмотря на это, судит всегда здраво.
Стоило ему увидеть Лисбет Саландер, как он сразу пожалел о своем обещании.
Она не просто казалась бесшабашной — в глазах Арманского она являлась олицетворением бесшабашности в чистом виде. Она пропустила старшие классы школы, никогда близко не подходила к гимназии и не имела высшего образования.
В первые месяцы Саландер работала полный день, ну, почти полный, во всяком случае, периодически появлялась на службе. Варила кофе, ходила за почтой и делала ксерокопии. Проблема заключалась в том, что ее совершенно не волновали такие понятия, как нормальное рабочее время или принятый распорядок дня.
Зато она обладала большим талантом раздражать сотрудников предприятия. Ее прозвали девушкой с двумя извилинами: одной — чтобы дышать, другой — чтобы стоять прямо. О себе она никогда ничего не рассказывала. Сотрудники, пытавшиеся с ней заговаривать, редко удостаивались ответа и вскоре прекратили это занятие. Обращенные к ней шутки никогда не встречали отклика — Саландер либо смотрела на шутника большими, ничего не выражающими глазами, либо реагировала с откровенной досадой.
