Вертолет развернулся и полетел в южном направлении.
— К Потсдамер Платц. Здание МСВ.
Голос Гетца звучал немного металлически, но понять его было легко, несмотря на шумовые помехи в наушниках шлема.
— Сколько? — Ира решила, что ее вызвали из-за ее специализации: захват заложников.
— Этого мы пока не знаем, — ответил Гетц и снял перчатки, чтобы вынуть из фольги жевательную резинку. — Но, вероятно, ты позволишь шефу объяснить тебе все лично.
Он дал знак пилоту, и Ира скривила лицо, услышав после короткого щелчка хорошо знакомый царапающий голос.
— Она на борту? — Андреас Штойер перешел к делу сразу, без приветствия.
— Да, она тоже слушает, — ответил Гетц человеку, под началом которого состояли все подразделения спецназа Берлина и свыше ста восьмидесяти служащих.
— Прекрасно. Вот оперативная сводка: примерно тридцать три минуты назад в студии радиопрограммы «Сто один и пять» неизвестный захватил группу посетителей и ведущего утренней программы. Он угрожает своим жертвам стрелковым оружием неустановленного пока вида и утверждает, что якобы вооружен взрывчаткой, которую, предположительно, носит на теле.
— Чего он хочет? — спросила Ира.
— Об этом он до настоящего времени не сделал никакого заявления. Техническая группа уже произвела предварительный обзор положения. Место происшествия не просматривается. Студия находится в восточном крыле на двадцатом этаже и полностью закрыта непроницаемыми жалюзи.
— Стало быть, сейчас вы блуждаете в полной темноте, — прокомментировала Ира.
— В настоящее время задействованы пятьдесят четыре человека, — проигнорировал Штойер ее колкое замечание. — Я лично принял на себя общее тактическое руководство. Главный комиссар Гетц возглавляет оперативную группу спецкоманды на месте происшествия — в студии. Широко применяются все меры по изоляции и коммуникации. Вся площадь оцеплена, движение транспорта идет в объезд. Две команды снайперов по семь человек в каждой размещены в офисах находящихся напротив высоток. И игра Cash Call уже началась с полицейских мероприятий.
— Cash Call? — спросила Ира. — Что за глупое название?
— Может быть, вы оставите свои непрофессиональные замечания, а лучше послушаете ту запись, которую мы сделали в семь тридцать пять утра?
На линии снова раздался щелчок, а затем включилась удивительно чистая цифровая радиозапись. Как раз на середине фразы террориста, захватившего заложников:
— …Вы сейчас услышите свой самый страшный кошмар. В эту секунду я прерываю передачу ради важного сообщения. В радиостудии я только что захватил в заложники Маркуса Тимбера и еще нескольких человек. И это, в качестве исключения, вовсе не шутка развеселой утренней бригады «Сто один и пять». Я говорю совершенно серьезно. Маркус, не могли бы вы подойти к микрофону и подтвердить то, что я сказал?
Последовала краткая пауза, а затем стало слышно Тимбера, хорошо знакомый голос которого все же звучал совершенно иначе, чем обычно. Неуверенно. Испуганно. И в нос.
— Да, верно. Он угрожает мне… то есть нам оружием. И у него взрывчатка на…
— Спасибо, для начала довольно, — резко прервал популярного ведущего террорист. Очевидно, он снова завладел микрофоном и продолжал свое сообщение. Парадоксально, но его голос звучал очень приятно, почти дружелюбно. Пусть даже далеко не так профессионально, как у Тимбера. — Не беспокойтесь. Вам, тем, кто находится снаружи, у своих радиоприемников, нечего бояться. Несмотря на то что я захватил пару человек в заложники, вам все равно будет предложена та идиотская смесь скверной музыки, плоских шуток и пустых новостей, к которой вы привыкли на этой трескучей волне. Даже будет игра с призами. Вам ведь этого хочется, не так ли? — Неизвестный позволил вопросу на секунду зависнуть в воздухе, а потом захлопал в ладоши. — Что ж, хорошо. Поэтому я обещаю вам следующее: мы с вами продолжим играть в Casch Call. Обязательно. Значит, так: я звоню кому-то в Берлине. И если это окажетесь вы и ответите на мой звонок правильным паролем, то будет приз. Ну, это вы уже и так знаете. Так будет продолжаться и дальше. Однако сегодняшняя игра Casch Call пройдет с небольшим изменением правил.
Террорист коротко хохотнул, словно он, как малый ребенок, радовался предстоящей игре. Затем его голос стал тише, как будто он говорил не в микрофон, а обращался к другому человеку, который, очевидно, стоял рядом с ним:
— Эй вы! Как вас звать?
— Меня называют Флумми, — послышался неуверенный ответ молодого человека.
— Так, Флумми. Вы, как я вижу, являетесь здесь продюсером шоу, а значит, умеете обращаться с микшерным пунктом и компьютерными делами. Верно?
— Да.
— Есть ли в этом вашем ящике запись барабанной дроби? Как в цирке, когда выходит слон? Я хочу услышать ее, как только подам вам знак. Так… — Террорист снова обратился ко всем радиослушателям, и его голос зазвучал так убедительно, словно он сидел рядом с Ирой в вертолете. — Вот изменение правил номер один: я набираю случайный номер из берлинской телефонной книги. Но ему не придется выигрывать пятьдесят тысяч евро. Речь пойдет о чем-то более ценном. Но об этом потом. Сначала вы должны уяснить второе изменение в правилах. Оно самое важное. — Раздалась барабанная дробь, и террорист заговорил теперь как глашатай на рыночной площади: — Изменение правил номер два: дамы и господа, изменился пароль. Теперь он звучит так: «Я слушаю „Сто один и пять“, а теперь отпусти заложника»! — Барабанная дробь внезапно оборвалась. — А теперь, чтобы подытожить: сейчас семь тридцать шесть утра. С этого момента я каждый час буду играть в Casch Call по своим правилам. В первый раз телефонный звонок раздастся где-то в Берлине в восемь тридцать пять. Возможно, у вас дома. Или у вас в офисе. И если вы снимете трубку и ответите новым паролем, то я отпущу одного из заложников домой. Все честно, не правда ли?
При этих последних словах Ирина отметила, что тон террориста изменился. Она догадывалась, что последует теперь.
— Но если мне не удастся услышать правильный пароль, будет очень жаль, ведь тогда кто-то проиграет этот раунд игры.
О боже! Ира закрыла глаза.
— Конкретно это означает вот что: если тот, кому я позвоню, сняв трубку, сразу назовет свое имя, или «Алло», или что-то другое вместо «Я слушаю „Сто один и пять“, а теперь отпусти заложника», то я застрелю кого-нибудь из присутствующих здесь, в студии. Все очень просто.
В наушниках зашипело, и Ира открыла глаза, когда Штойер вновь заговорил:
— Вот такая запись. Сейчас восемь ноль шесть утра. Это означает, что у нас меньше тридцати минут до первого раунда игры. Прежде всего мы должны исходить из того, что этот парень настроен серьезно. Переговорная группа под руководством Симона фон Херцберга уже расположилась на радиостанции…
— На радиостанции, — перебила шефа спецназа Ира. — С каких это пор мы ведем переговоры непосредственно из зоны опасности?
Обычно для кризисных ситуаций такого рода имелся стационарный пункт в Темпельхофе, прекрасно оборудованный технически. В исключительно редких случаях они выезжали на полицейской машине оперативной группы прямо к зданию. Но никогда не работали на месте происшествия.
— Здание МСВ в виде исключения предоставляет прекрасные условия для командного пункта. Седьмой этаж еще не занят, здесь мы можем попробовать захват во время переговоров, — нетерпеливо пояснил Штойер.
— Ну, положение-то вряд ли настолько блестящее, — заметила Ира.
— Почему это? — спросил Штойер, и она в первый раз обратила внимание на то, что, судя по фоновым шумам, он, вероятно, находится в пустом зале или большом складском помещении.
— Потому что вы не стали бы тащить туда меня, если бы уже имели руководителя переговоров. Но Симон фон Херцберг — неопытный трепач. И поэтому мне приходится бросать свой завтрак, чтобы вы не стали посмешищем перед целым светом, когда желторотый юнец провалит дело.
— Вы ошибаетесь, — резко возразил Штойер, — проблема как раз не в Херцберге. В отличие от вас, он не только психолог, но и официальный член нашего спецотряда.
Опять то же самое. Старый упрек. Предубеждение, что проще обучить хорошего полицейского технике переговоров, чем плохого психолога — полицейской работе. То, что Ира была и тем и другим — психологом и полицейским, — для Штойера не имело значения. Ее первичная профессиональная подготовка в Гамбурге при МЕК, единственном спецподразделении Германии, куда принимают женщин, была в его глазах бесполезна, поскольку после нее она предпочла работать в качестве консультирующего психолога-криминалиста лишь в исключительных случаях, а в остальное время — преподавать прикладную психологию в полицейской школе. Учитывая ее сенсационные успехи, среди которых был случай с заложниками в Целлендорфе, Штойер время от времени допускал ее к работе на месте происшествия, чтобы никто не мог упрекнуть его в том, что он не предпринял все, что было возможно.