Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

– Если только все это сделал именно он, – заметил я, потому что так мне полагалось.

– Ну еще бы! – отозвалась Мэгги. – Конечно, если только это сделал именно он. Ведь его всего-навсего арестовали в ее квартире, с руками, выпачканными в ее крови. Но ты прав, сомнение обоснованно.

– Мне нравится, когда ты саркастична. У тебя с собой отчет об аресте? Мне бы хотелось получить экземпляр.

– Ты можешь попросить его у того, кто примет у меня дело. Никаких одолжений, Холлер. Не тот случай.

Я подождал, ожидая новых шпилек, новых вспышек негодования, может, нового града стрел, но она больше ничего не сказала. Решил, что пытаться вытянуть из нее что-то по делу – дохлый номер. Я сменил тему.

– Ну ладно, – сказал я. – Как она?

– Безумно перепугана и чертовски страдает от боли. Как же еще?

Она подняла на меня взгляд, и я уловил в ее глазах молниеносную догадку и тут же, вслед, – осуждение.

– Ты ведь спросил не о жертве, не правда ли?

Я не ответил – не хотел ей лгать.

– У твоей дочери все прекрасно, – сказала она небрежно. – Ей нравятся вещи, которые ты ей присылаешь, но она бы предпочла, чтобы ты немного чаще показывался сам.

Это был уже не град стрел, а прямой удар, причем заслуженный. Получалось так, что я всегда куда-нибудь мчался по делам, даже в выходные. Внутренний голос говорил мне, что надо больше внимания уделять собственной жизни – например родной дочери. Наше время безвозвратно уходило.

– Я знаю, – сказал я. – Начну прямо сейчас. Как насчет этих выходных?

– Прекрасно. Хочешь, чтобы я сообщила ей об этом сегодня вечером?

– Э… может, подождем до завтра, чтобы я знал точно?

Она понимающе кивнула: мол, мы уже все это проходили.

– Прекрасно. Дай мне знать завтра.

На этот раз я не порадовался ее сарказму.

– Ей что-нибудь нужно? – смиренно спросил я, стараясь загладить вину.

– Я уже сказала. Чтобы ты больше присутствовал в ее жизни.

– О'кей, обещаю.

Она не ответила.

– Я серьезно, Мэгги. Я позвоню тебе завтра.

Она подняла на меня взгляд, уже готовая дать по мне залп из обоих орудий. Она делала это и раньше, говоря, что, когда дело касается отцовских обязанностей, я только болтаю и ничего не делаю. Но меня спасло начавшееся судебное заседание. Из кабинета вышел судья и поднялся по ступенькам к своему месту. Судебный исполнитель призвал присутствующих к порядку. Не сказав больше Мэгги ни слова, я отошел от стола обвинителей и сел на одно из мест у барьера.

Судья спросил секретаря, нет ли каких дел, которые надо обсудить, прежде чем в зал выведут задержанных, Таковых не оказалось, и судья распорядился запустить первую группу. Как и в Ланкастере, в здешнем зале суда имелась большая изолированная площадка за стеклянной перегородкой, куда временно помещали арестованных. Я встал и подошел к проему в стеклянном ограждении. Увидев выходящего Руле, махнул ему рукой, чтобы тот подошел поближе.

– Вы идете первым, – сообщил я. – Я попросил судью в порядке одолжения пустить вас вне очереди. Хочу попытаться вызволить вас отсюда.

Я лгал. Ни о чем я не просил судью, а даже если и так, тот не стал бы в порядке одолжения делать для меня ничего подобного. Руле шел первым из-за присутствия в зале суда прессы. То была обычная практика – разбирать дела, вызывающие интерес СМИ, в первую очередь в качестве некой любезности по отношению к телеоператорам, которые потом спокойно могли отправиться по своим делам. Это также требовалось для снятия напряженной атмосферы в зале суда, чтобы потом адвокаты, ответчики и даже судья чувствовали себя спокойно.

– Зачем там камера? – панически прошептал Руле. – Это из-за меня?

– Да. Кто-то накапал ему по поводу вашего дела. Если не хотите попасть в объектив, попробуйте спрятаться за мной.

Руле чуть переместился, так чтобы закрыть вид на себя со стороны оператора, находящегося на другом конца зала. Это уменьшало шансы репортера продать сюжет местному новостному каналу – что, конечно, было бы хорошо. И даже если бы он смог это сделать, в фокусе картинки оказался бы я. И это тоже меня устраивало.

Дело Руле объявили к рассмотрению, при этом секретарь, конечно, переврал его имя. Мэгги известила о своем присутствии от имени обвинения, затем выступил я. Мэгги, как обычно, завысила обвинения, оправдывая свое прозвище. Руле наряду с попыткой изнасилования инкриминировалась теперь и попытка убийства. Это облегчало задачу прокурора отказать в поручительстве.

Судья зачитал Руле его конституционные права и назначил дату заседания для официального предъявления обвинения – двадцать первое марта. Выступая от имени своего подзащитного, я обратился к суду со встречной просьбой разрешить освобождение арестованного на поруки, после чего последовало энергичное препирательство между мной и Мэгги под руководством судьи, который знал, что мы были прежде женаты, потому что присутствовал на нашей свадьбе. Пока Мэгги перечисляла увечья, нанесенные потерпевшей, я, в свою очередь, напирал на положение Руле в обществе, его благотворительную деятельность и даже указал на присутствовавшего в зрительских рядах Си-Си Доббса, предложив вызвать его на свидетельское место, дабы он подтвердил, что Руле находится на хорошем счету. Доббс был моим козырем. Его статус в профессиональных кругах затмевал общественное положение Руле и, безусловно, мог повлиять на судью, который удерживался на своем посту благодаря поддержке избирателей – равно как и спонсоров избирательной кампании.

– Все дело в том, ваша честь, что гособвинение в лице штата не в состоянии аргументировать справедливость своего отказа в поручительстве. Оно не может доказать, что данный человек представляет опасность для общества или намеревается скрыться от правосудия, – сказал я в заключение. – Мистер Руле является благонадежным членом общества и не намерен предпринимать ничего агрессивного – разве что решительно разбить те ложные обвинения, которые против него выдвинули.

Я употребил слово «разбить» намеренно, на тот случай, если заявление прозвучит в эфире и его услышит пострадавшая.

– Ваша честь, – ответила Мэгги, – предлагаю оставить в стороне громкие фразы. Не следует забывать, что жертву зверски…

– Мисс Макферсон, – прервал ее судья, – я думаю, мы уже достаточно дискутировали на эту тему. Мне известно о травмах жертвы – так же как и об общественном положении мистера Руле. Кроме того, у меня сегодня плотный график. Я намерен назначить залог в размере одного миллиона долларов, а также потребовать, чтобы за мистером Руле установили судебный надзор и обязали его отмечаться раз в неделю. Если он пропустит хоть один раз, то лишится своей свободы.

Я бросил взгляд на зрительские места, где рядом с Фернандо Валенсуэлой, на первом сиденье в первом ряду, сидел Доббс. Я ждал от него сигнала, стоит ли мне согласиться с определением судьи о сумме залога или еще поторговаться. Порой, когда судья идет тебе навстречу, излишнее давление с целью выторговать больше – или в данном случае меньше – может дать обратный эффект.

Доббс был худым мужчиной, брившим голову, чтобы скрыть плешь. Его худоба особенно выделялась на фоне впечатляющих размеров Валенсуэлы. Я увидел, что Доббс попросту встал и направился к выходу, и воспринял это как знак не высовываться лишний раз, позволив семейству Руле заплатить залог. Я снова повернулся к судье:

– Спасибо, ваша честь.

Секретарь тут же объявил следующее дело. Я взглянул на Мэгги. Она как раз захлопнула папку с делом, по которому ей больше не придется выступать обвинителем. Потом встала и, пройдя через калитку, зашагала по проходу прочь из зала суда. Она ни с кем не заговорила и не обернулась, чтобы взглянуть на меня.

– Мистер Холлер?

Я посмотрел на своего клиента. Сзади к нему подходил судебный пристав, чтобы увести обратно в камеру. Затем его должны были отвезти на автобусе через полквартала обратно, а несколько позже, в зависимости от того, насколько оперативно сработают Доббс и Валенсуэла, выпустить под залог.

– Сейчас мы с Доббсом займемся вашим освобождением, – сказал я. – Потом соберемся все вместе и поговорим о нашем деле.

– Спасибо, – сказал Руле, в то время как его уводили. – Спасибо, что приехали.

– Помните мои слова. Не разговаривайте с посторонними. Вообще ни с кем не разговаривайте.

– Да, сэр.

Его увели, и я тоже стал собираться. Валенсуэла ждал меня у калитки с широкой улыбкой на лице. Назначенный за Руле залог был, вероятно, самым крупным в его практике. Когда я вышел из-за барьера, он похлопал меня по плечу:

– Ну, что я тебе говорил? Мы много с этого поимеем, босс.

– Посмотрим, Вэл, – сказал я. – Посмотрим.

Каждый адвокат, задействованный в судебной машине, имеет два прейскуранта оплаты. Существует шкала А, куда входят суммы вознаграждений, которые адвокат желал бы получить за оказанные им услуги. Есть также шкала В – эти деньги он согласен взять, потому что большего клиент себе позволить не в состоянии. Привилегированный клиент – это тот, кто намерен довести дело до судебного процесса и у кого достаточно денег, чтобы заплатить адвокату по расценкам прейскуранта А. Первоначальная явка в суд первой инстанции, процедура предъявления обвинения, предварительное судебное слушание и сам процесс и последующая апелляция – все это сотни, если не тысячи оплачиваемых часов. Клиент может заправлять адвокатский бензобак в течение двух, а то и трех лет. В тех джунглях, где я охочусь, такие клиенты представляют собой редчайшую и самую желанную добычу.