– Что там за авария? – спросил он, на ходу переодеваясь в халат.
– Говорят, много жертв. Из других больниц тоже бригады вызвали, «скорых» не хватает, – сообщила ему Наталья.
Владимир натянул перчатки и прошел в родильное отделение. Его поразила непривычная тишина, царившая в коридорах больницы.
Он буквально влетел в родильную палату.
«Небольшими осложнениями» на деле оказалось одинарное обвитие плода пуповиной. К счастью, к его приходу проблема уже была устранена. Девочка вот-вот должна была появиться на свет.
– Володя… – вскрикнула Ирина, увидев мужа.
Кузнецов взял ее за руку и тихонько сжал.
– Все у нас будет прекрасно, – проговорила акушерка. – Ты молодец, Ирочка. Давай, тужься, милая. Давай, чуть-чуть осталось. Малышка уже на свет хочет.
Владимир наклонился и поцеловал жену в лоб. Он был мокрым и горячим.
– Я люблю тебя, родная.
В этот момент в дверь постучали, и Кузнецов чуть ли не с ненавистью посмотрел на нее, словно во всех бедах в его жизни была виновна она.
Это была Наталья, и лицо ее было белее снега.
– Владимир Георгиевич… там привезли…
– Кого еще привезли?! – прорычал Кузнецов. – Китайских туристов?! Ты можешь меня оставить в покое, пока моя жена рожает?! У меня отгул, понимаешь? Я здесь только из-за моей жены и моего ребенка!!
– Владимир Георгиевич, я все понимаю… но здесь больше никого нет, все уехали, – сбивчиво оправдывалась Наталья. – Пожалуйста…
– Что случилось? – выйдя из палаты, уже спокойнее спросил он.
– Привезли девочку, – голос медсестры дрогнул. – Она в приемной. Ножевое ранение. Проникающее.
Владимир с шумом выпустил воздух сквозь зубы. И это именно сегодня. Авария, раненая девочка. Еще не хватало, на их несчастную больницу свалился метеорит, а потом началось цунами.
– Насколько тяжело она ранена?
– Я не знаю. Там все в крови. Нож все еще в теле.
Девушка прикусила губу, и Владимир понял, что ей страшно.
– Ее привез какой-то мужчина. Сказал, что ее зарезала мать, вроде она сошла с ума. Я позвонила в милицию.
Он снова вздохнул.
– Она еще живая. А этот мужчина куда-то делся, – растерянно добавила Наталья, как будто это сейчас было важно.
– Ладно.
Не скрывая раздражения, Кузнецов нацепил на рот маску и зашагал в приемное отделение.
– Пожалуйста, помогите ей, – прошептала Наталья, с надеждой глядя на его атлетическую спину.
Владимир втолкнул каталку в операционную комнату и закрыл дверь. Затем повернулся и внимательно посмотрел на ребенка.
Это была крошечная девочка, лет четырех или пяти. Ее волосы слиплись от крови, и лишь по нескольким прядям можно было судить, что они светлые. И наверное, еще час назад были очень красивыми. На лбу большая вмятина, дырка сочилась кровью. Из живота девочки торчал кухонный нож, погруженный почти наполовину. В ногах ребенка валялся плюшевый заяц, весь перепачканный в крови.
«Она не жилец» – пронеслась у Кузнецова мысль. Наверняка пробито легкое – изо рта ребенка тоже шла кровь.
Только сейчас он обратил внимание, во что одета малышка – ее словно привезли с какого-то праздника. На ее разбитой головке каким-то чудом держался измятый ободок с изогнутыми усиками, а платье украшали полупрозрачные крылышки, одно из которых было сломано.
Бабочка.
Он осторожно коснулся тоненькой шеи девочки. Она была еще жива и дышала, быстро и прерывисто.
Владимир вытащил пачку сигарет и направился к окну. Отворив пошире створку, он зажег сигарету.
Минуты через две-три ее сердце остановится, и тогда он спокойно вернется к жене. Если начинать реанимационную канитель, он провозится тут полночи. Нужно просто не мешать процессу, который уже фактически завершен.
Владимир вспомнил о жене. Блин, да ведь в эти секунды, которые он торчит здесь, он уже наверняка стал отцом! Он выпустил дым в окно, стряхнул пепел. Одна жизнь зарождается, вторая заканчивается, подумал Владимир философски, мельком бросив взгляд на умирающую девочку. Ничего личного, это закон жизни. Суровой и беспощадной жизни.
«Нужно будет хоть создать видимость работы» – он затянулся с озабоченным видом. Капельницу приготовить, шприцы…
– Папа…
Кузнецов дернулся вперед, будто его в спину ударили чугунной кувалдой. Сигарета выпала из пальцев. Он обернулся.
Девочка открыла глаза, придя в сознание.
– Зайчик, – прошептала она. – Где мой зайчик, папа?
Владимир шагнул вперед, стараясь держать себя в руках. Малышка смотрела прямо на него чистым и ясным взглядом. Он поразился, насколько красивы были глаза девчушки – прозрачно-голубые, словно вырезанные из небесного хрусталя.
– Папа?
– Я не твой папа, – кашлянул мужчина. Он снова натянул маску, поймав себя на мысли, что так чувствует себя более защищенным. Ему вдруг сделалось неуютно. Если сейчас сюда зайдет кто-то из руководства больницы и увидит, что он болтает с умирающим ребенком, ему несдобровать.
– Я люблю тебя, – очень тихо произнесла девочка.
«Она бредит» – в смятении подумал Кузнецов. Он метнулся в сторону, подкатил к девочке стойку с капельницей.
– Зайчик…
Владимир схватил зайца (он был мокрым и тяжелым от набухшей крови) и чуть ли не силой вложил его в руку малышки.
На ее лице затеплилась слабая улыбка.
– Не делай больше нам больно. Мне и маме.
– Не буду, – рассеянно пообещал Владимир. Он принес шприц и некоторое время стоял, раздумывая. Девочка молча смотрела на него, тяжело дыша. Изо рта медленно сочилась кровь.
(когда же ты умрешь?!!)
«Сделай ей укол, ублюдок. Просто сделай укол, избавь ее от боли!» – визжал тем временем внутренний голос.
(она все равно умрет. Вот-вот… уже почти… ее надо в морг…)
Словно читая его мысли, девочка разлепила губы:
– Очень больно.
Ее пальчики легли на рукоять ножа.
«Если она вынет нож, то смерть наступит мгновенно».
Глаза ребенка закрылись.
«Не дай ей сделать это!»
Девочка потянула нож наверх, из широкой раны потоком хлынула кровь. Она всхлипнула, ее грудь выгнулась дугой.
Владимир стоял столбом, глядя на нее, как завороженный.
Когда лезвие вышло полностью, с губ девочки сорвался вздох. Едва слышный, но Владимир сумел его услышать. После этого она прижала к себе зайца, который из белого медленно становился красным.
Он протянул трясущуюся руку к шее малышки. Затем отодвинул веки. Зрачки неподвижны.
Девочка была мертва.
Где-то в коридорах раздались торопливые шаги, и Владимир, будто опомнившись, быстро сделал укол мертвому ребенку. В вену другой руки он кое-как подсоединил капельницу.
Потом сам открыл операционную и вышел наружу.
– Поздравляю, Владимир Георгиевич, – улыбаясь, обняла его акушерка. – У вас дочка…
Кузнецов тоже улыбнулся.
– Я счастливый отец!
– Как поступившая девочка? Слышала, у нее ранение?
Улыбка быстро угасла.
– К сожалению, ее привезли слишком поздно.
Акушерка с грустью покачала головой. Она перекрестилась, но Владимир уже этого не видел – он спешил к жене. К жене и дочери…
…К счастью для него, тогда вся эта история закончилась благополучно. Буквально через несколько минут после смерти Ксюши в больницу хлынул поток раненых во время столкновения электричек, и никому не было дела до какой-то мертвой пятилетней девочки, сжимающей в объятиях плюшевого зайца. Ее просто отвезли в морг, и все. А кто она и каким образом получила страшные раны – Владимир никогда не интересовался…
Пульт был разбит, и ему пришлось подниматься с кресла, чтобы включить воспроизведение диска с днем рождения Насти заново. Это был уже пятый или шестой раз. Бутылка коньяка, стоявшая на журнальном столике, стремительно пустела, а голова наливалась свинцом.
Осокина Даша.
Красивая, стройная девушка. Она ему сразу понравилась, как только он увидел ее. А через неделю они переспали. То ли презерватив был некачественный, то ли еще что-то, но спустя какое-то время она сообщила Владимиру о беременности. Он был непреклонен, к тому же у него к тому моменту уже вовсю раскручивался роман с Ириной.
«Мало ли от кого ты залетела» – заявил он ей. «Нужны деньги на аборт, ты скажи».
Она молча проглотила обиду и ушла. Уволилась из больницы и вообще исчезла из его жизни. Больше он ее не видел. И даже не знал о появлении на свет своей дочери Ксюши.
Ксения Владимировна. Надо же, а ведь она даже отчество дала ей по моему имени…
Так это или иначе, но, судя по всему, в тот день у него одновременно умерла одна дочь и родилась другая.
«Ее привез какой-то мужчина. Сказал, что ее зарезала мать, мол, она сошла с ума» – вспомнились ему слова медсестры. Значит, у Даши поехала крыша, и она убила собственную дочь…
– Пора спать, – объявил он пустой комнате. Его мутило, ноги подкашивались, но он нашел в себе силы доковылять до спальни. И зачем он опять принялся пить?!
С улицы раздался тихий смех, к которому примешивался звук цепей. Он выглянул в окно.
